Зеркала — несколько больших зеркал, отражавших друг дружку вместе с фонарями и нашими перекошенными удивленными лицами.

Чертов зеркальный лабиринт из отражения в отражение, который мешал понять, сколько их всего перед нами. Десятки, если не больше наших дубликатов. А в центре комнаты, освещенное со всех сторон и также множившиеся в пространстве, на веревке раскачивалось тело. Медленно, поскрипывая в наивысшей точке и свистя в полете, болтался мертвый, повешенный за шею, мужик.

Вонь усилилась и будто на радостях рванула в открытую дверь. Полусгнивший повешенный труп какого-то бомжа, а драная грязная одежда такой явно была еще при жизни, висел здесь явно не первый день.

— Нуу, насчет бездомного ты угадал, — я не стал повышать голос, будто боясь спугнуть этот странный медитативный метроном в сюрреалистическом лабиринте.

Сделал шаг вперед, светя фонарем прямо на покойника. Мертвый давно и наглухо — ни силового фона, ни закладок внутри, ни остаточного следа. А вот зеркала фонили тем самым ощущением липких засохших пятен.

Я всмотрелся в свое отражение, в уменьшающиеся копии, уходящие в маленькую светящуюся точку. Обычный я, только бледный и пятнышки пыли на волосах появились. В профиль тоже обычный я.

Стою перед шатающимся покойником.

Вижу в зеркалах его спину, свою спину, нас вместе слева и справа. Вот только… Краем глаза заметил, что в боковом зеркале перестал раскачиваться покойник. Но только в одном отражении — во всех остальных под тихий скрип продолжалось движение. Здесь же мертвец застыл и улыбнулся полусгнившими губами, растягивая обезображенное лицо.

Секундное замешательство стоило мне пропущенного удара. Отражение висельника в зеркале резко трепыхнулось, показались гнилые раскрошенные зубы, а рука полетела прямо в мою голову.

Все произошло только в зеркале, но невидимый удар в челюсть прилетел по-настоящему. Голова дернулась, скула отдалась тупой ноющей болью, а в глазах отпечатались отсветы фонаря.

— Муха, не спи, — я сплюнул кровь.

«Я не вижу удара…» — простонал Муха: «…хотя, вот ща…»

«Вот ща…» прилетело уже из другого отражения. Резкий короткий тычок под дых в момент, когда висельник, покачнувшись, практически обнял меня. В реальности опять ничего не произошло — синюшный покойник все так же обреченно болтался в петле. Зато в зеркалах будто кино включили, причем в каждом свою слегка измененную версию.

Я заметил, что впереди, покойник снова собирается напасть, и бросил финку. Громкий звон с примесью натурального человеческого вздоха и зеркало разлетелось вдребезги. За спиной выстрелил Захар — сперва не разобрался и влепил пулю аккурат в голову покойнику, и только потом начал палить по зеркалам. Отстрелял барабан и, похоже, оценив свою скорость перезарядки, застучал костылем по ступенькам, убежав за помощью.

Только толку было мало. Неизвестные умудрились притащить в дом не меньше двух десятков. Большие зеркала разлетелись вдребезги, открывая то, что было за ними. Демонстрационный зал в магазине аксессуаров для ванны позавидует — маленькие овальные, круглые с эффектом увеличения, квадратные. Все стены были увешаны, словно стена с фотографиями в гостиной какой-нибудь степенной бабули с огромным количеством воспоминаний и родственников.

И в каждом из зеркал, где отражалась хоть часть меня, меня пытался достать вполне бодрый висельник. Удары посыпались со всех сторон. На меня будто толпа гопников набросилась, наглая, торопливая, но, к счастью, неорганизованная и не особо умелая.

«…ща, ушел… ща еще… Ха! Кто так бьет? Ай! Нырок, поворот… ай! Ах ты, сволочь! Матвей, я их не вижу… Кого бить-то? Ай!» — обиженно завопил Муха, пока мы крутились и вертелись, как волчки, стараясь то угадать следующий удар, то бить зеркала.

Глаз опух, из рассеченной брови текла кровь, мешая целиться. Хотя все равно было непонятно куда. Я лупил кулаками по стенам, не обращая внимания на порезы, боль и кровь. Телекинез Ларса не сработал. Пропитанные какой-то магией стекляшки не реагировали на потуги захватить их и сбросить на пол.

Как вода сквозь пальцы, поток силы профессора просочился мимо рамок, поскреб стену и растаял в пустоте. При этом на душе стало мерзко, будто руку в мешок с личинками запустил. А от разбитых зеркал вообще фонило, прозрачный бордовый ореол трепетал в паре сантиметрах от пола и ощутимо пованивал. Запах казался сладким, но приторным, напомнившим микстуру из детства.

«Интересный оттенок у силы…» — задумчиво пробормотал Ларс: «Определенно, если выживешь, то потом отследить сможем…»

— Идеи есть? Можем вытащить его наружу? — я увернулся от нового удара, но попал в ловушку в отражении упавшего, но не разбившегося зеркала. Лодыжку пронзила острая боль от впившихся под коленку зубов. Штанина начала рваться, а по ноге потекла струйка крови. На автомате я подпрыгнул, извернулся и попытался ударить свободной ногой пустое пространство, и тут же вскрикнул от нового укуса в плечо.

Дернул рукой, начал бить себя по лопатке, пытаясь сорвать того, кто все глубже и глубже вгрызался в мою спину.

— Подавился что ли? Похлопать? — за спиной раздался голос Гидеона.

— Очень смешно, — прохрипел я, чувствуя, что еще пара ударов и я просто рухну на пол, — Мелочь есть? Дробь хотя бы?

Гидеон либо сразу понял, что я хочу либо адекватно оценил, что мое время, слушать шутки закончилось, но и мелочь и патрон с дробью у него нашелся сразу. Начав нараспев читать какую-то молитву, он подбросил в воздух надо мной горсть монет, одновременно щелкнув курком своего «Ле Ма», переводя его в режим стрельбы дробью. Монетки еще блестели в воздухе, и он выстрелил в противоположную стену. И сразу же бросился из комнаты.

— Жги, профессор, — подбитая челюсть еле повернулась, чтобы поддержать мысленный приказ.

Облако монеток замерло, задрожало, а потом сталкиваясь и звеня разлетелось во все стороны. Как шрапнель кромсая стены вместе с зеркалами. Эффектно, но мало. Я вернул все обратно, заодно, с тугим усилием, выковорив все дробинки, засевшие в штукатурке после выстрела Гидеона. Стальной рой разросся, дробинки вибрировали от силы, одолженной у профессора.

Получилась прямо настоящая жужжащая стая бешеных пчел, которую я превратил в локальный множественный пинбол. Целиться было некогда, голова гудела от боли, поэтому я просто хлестал стальной мелочью по стенам. Рикошетил, подгонял и менял траекторию.

Остановился, только когда понял, что в комнате остался всего один источник света — мой фонарь, тихонько коптивший в углу комнаты.

Покойник кучей грязного тряпья валялся посреди комнаты. Монетки не только перебили веревку, но и превратили его жутко смердящий дуршлаг из полуразложившихся органов. Дышать этим было невозможно, я пошатнулся, падая в сторону выхода, но меня подхватил Гидеон.

— Учись силу дозировать, — священник впихнул в меня маленький пузерек с лечебным сиропом, — И на ногах бы остался и здесь почище бы было.

«Вот, вот, полностью поддерживаю…» — фыркнул профессор: «…силушка-то не дармовая, между прочим. На всех не напасешься…»

Я чуть не задохнулся от наглости. А ничего, что сила-то моя? Пригрел в душелове паразитов. Но, что ни говори полезных. Не если выживу, а когда зеркальную гопоту изведем, первым делом профилактическую беседу проведу. К деду в моторку отправлю на перевоспитание. Вторым делом, возьму за правило, всегда с собой патрон с дробью в кармане носить. Еще в великом фильме всех времен и народов: «Последнем бойскауте» патрон даже без оружия работал, и у меня уже и со Жнецом прокатило, и теперь.