И, приняв решение, Лан-Ар остородно влил в рот темной жрице еще настойки.

Теперь уже Нитар-Лисс закашлялась, схватилась за его руки. А когда кашель унялся, прямо-таки впилась взглядом в Лан-Ара.

– Что… что со мной было?

Оставалось только облегченно вздохнуть. Нитар-Лисс по-прежнему была с ним, вполне живая и здоровая, и в ее черных глазах все так же плавились надменность, презрение ко всем живущим в Эртинойсе и… что-то еще?.. Далекий, едва заметный отблеск тепла, крошечная звездочка, вспыхивающая каждый раз, когда она смотрела на него?

«Да ты и сам бредишь», – мысленно заключил Лан-Ар. Пожав плечами, он медленно оторвал пальцы Нитар-Лисс от своих рукавов.

– Тебе лучше лежать. Пожалуйста, полежи… Не знаю, что уж там с тобой приключилось, но ты упала в обморок.

– Это все гроза, – торопливо, будто оправдываясь, пробормотала ийлура. И добавила, – спасибо, что не бросил меня… там, на дороге…

– Почему я должен был тебя бросить? – Лан-Ар не поверил собственным ушам.

– Потому что… мне казалось…

Она махнула рукой.

– Так, глупости. Мне показалось, что ты бы предпочел взять Око сам.

Лан-Ар улыбнулся и погладил ее по руке.

– А разве я могу взять его сам?

Губы ийлуры дрогнули и, казалось, она побледнела еще больше – хоть и трудно было такое представить. Но ответа Лан-Ар так и не дождался: через грязную столешницу на лицо Нитар-Лисс упала кособокая тень. Элеан, смерив Лан-Ара полным ледяного презрения взглядом, спросил:

– Это та самая ийлура, которая хочет добыть сокровища Лабиринта Сумерек?

…Выхватить меч. Опрокинуть стол, чтобы выиграть несколько драгоценных мгновений. Подхватить на руки Нитар-Лисс, добраться до двери и… И что? Вырваться из круга элеанов, чтобы очутиться в сердце неистствующей бури?!!

Лан-Ар едва осознал, что тонкие пальцы Нитар-Лисс неожиданно сильно впились в запястье.

«Что ты делаешь? Не мешай!» – едва не крикнул ийлур, но жрица его опредила.

– Да, это мы, – сказала она, разглядывая элеана с ног до головы, – к чему это тебе, сын Санаула?

«Ей даже не интересно, откуда они узнали», – растерянно подумал Лан-Ар, – «что там она еще замыслила?»

И опять, как постоянно всплывающий в памяти кусочек кошмара, ему привиделся паук. Беспрестанно колеблющуюся на ветру ловчая сеть – и ее страшный хозяин.

Элеан ухмыльнулся, тряхнул головой. Тут только Лан-Ар обратил внимание на то, что темно-каштановые волосы крылатого заплетены не меньше чем в сто тонких косиц, и в каждую вплетена нитка с каменной бусиной. Наверное, он и головой время от времени встряхивал и вертел только для того, чтобы все услышали мелодичное перестукивание самоцветов.

– Я хочу предложить сделку, – элеан ухмыльнулся, – могу я сесть?

Не дожидаясь ответа, он развязно плюхнулся на лавку и разложил на ней крылья.

– Помоги мне подняться, – шепнула Нитар-Лисс, – послушаем, что скажет нам сей достойный сын Сумерек.

Лан-Ар притянул ее к себе, мимоходом подумав о том, что надо бы Нитар-Лисс укутать и напоить горячим вином, а то выходило как-то даже смешно: темная жрица, у которой от озноба зуб на зуб не попадает. Но тут появился кэльчу с вином, расставил на столе кувшин и широкие глиняные чашки, и все закружилось, полетело дальше по тропе Судьбы.

– Меня зовут Шенирье, – сказал элеан, – мой клан изгнал меня и моих людей из родных пещер.

… Он говорил долго. Вообще, Лан-Ар пришел к выводу, что элеаны – это народ, склонный к чрезмерно приукрашенному изложению собственных мыслей, а также истории своих подвигов. Ровно половину повествования ийлур пропустил мимо ушей, отлавливая из словесного водопада смысл несущие крупицы. Впрочем, и того оказалось чересчур много; всю речь Шенирье можно было бы уложить в одну-единственную фразу: «Меня изгнали, и теперь я хочу отомстить, помогая чужакам».

– Я принимаю твои условия, – с улыбкой прошелестела Нитар-Лисс.

– Нет, подожди! – Лан-Ар, не удержавшись, дернул ее за руку, но так, чтобы элеану не было видно. Быстро шепнул: – Зачем они тебе?!! Да и откуда они знают про твой поход? А если это ловушка?

– Что случилось? – нахмурился сын Санаула, – ты мне не веришь, женщина?

– Верю, – поспешно сказала ийлура, – но мне… нам нужно кое-что обсудить. Так, ничего значащего.

Кивнула Лан-Ару.

– Отойдем к камину, дорогой. Есть о чем потолковать.

… – Зачем ты соглашаешься? – Лан-Ар смотрел на бешеную пляску огня.

– Потому что они нам будут полезны. – Нитар-Лисс привстала на цыпочки, обняла его за шею и зашептала на ухо, – ведь это удобно, пойми! Нет ничего лучше, нежели предатели, собирающиеся ограбить святыню собственного народа!

– Но они могут прирезать нас на первом же привале.

Темная жрица хихикнула.

– На первом же привале мы избавимся от них. Самое главное, что они помогут нам быстро добраться до Сумеречного Хребта. Побери меня Шейнира, недурственная замена пропавшему порталу!

Вот так. Наверное, стоило чего-то подобного ожидать от Нитар-Лисс… Но Лан-Ар все не мог привыкнуть к тому, что жизни других для нее ровным счетом ничего не значили. Вернее, значили – добрую жертву для Темной Матери синхов. Во рту внезапно стало горько, и к горлу подкатила тошнота. Так стремительно, что Лан-Ар едва сдержался.

«Спаси и убереги Фэнтар. Зачем я иду с ней? Ради чего? Ради нее – или уже ради себя?!!»

– Послушай, – снова зашептала Нитар-Лисс, – все будет так, как хочет Шенирье. Он же объяснил, побери тебя Шейнира! Или ты проспал все это время?

– Я… – Лан-Ар вздохнул и замолчал. Толку оправдываться? Наверное, в самом деле он проспал все на свете…

– Ему явился во сне сын Санаула и сказал, что Шенирье должен меня убить, – сердито прошипела Нитар-Лисс, – но Шенирье попросту хочет отомстить, а потому собрал своих ребят… Старик не имеет над ним власти. В конце концов, Лан-Ар, пусть они донесут нас до Сумеречного Хребта, а там… там посмотрим, что с ними делать дальше. Главное, пусть себе думают, что доберутся до сокровищ Лабиринта.

И она с очаровательной улыбкой повернулась к элеану. Тот, насупившись, наблюдал за их советом, одновременно ковыряя кинжалом столешницу.

– Вы решили? – помолчав, спросил он.

– Разумеется, – ответила Нитар-Лисс, – мы согласны на все твои условия, уважаемый. Месть, в конце концов, дело благородное, а что касается сокровищ Лабиринта – довольно им спать в пыли забвения.

На сердце у Эристо-Вет было тяжело.

И дело даже не в том, что она покидала Альмаран с твердым намерением разрушить планы темной жрицы и собственного учителя, а под сердцем ворочалась боль, которую увидела Эристо-Вет в глазах того, кого любила. И, пожалуй, даже не в том, что она вдруг ощутила себя куколкой в чужих руках, которая до поры до времени только и занималась тем, что двигала ручками-ножками, подчиняясь натяжению нитей… Эристо-Вет чувствовала себя так, словно в одночасье жизнь хрупкой соломинкой разломилась на две половины. Все, что радовало и было дорого – навеки осталось за плечами, грустным напоминанием о том, чему никогда уже не повториться. А впереди – горечь, страх и неизвестность. Да-да, именно так. Эристо-Вет, морщась, признавалась себе, что попросту боится грядущей бури.

Слишком много оказалось намешано в кипящем котле интриги. Во-первых, темная жрица и бывший раб Светлого Храма, бредущие через пол-Эртинойса за святыней элеанов. Эристо-Вет отчего-то не верилось – в то, что рыжеволосая ийлура собралась стать подобной богу; предчувствие подсказывало, что Нитар-Лисс вовсе не из тех, кто хочет править миром. Но тогда – к чему ей понадобился Лабиринт Сумерек? То ведомо лишь Великому Дракону. У Эристо-Вет все не шел из головы синх Элхадж, верховный жрец храма Шейниры. Может быть, он пожелал присоединиться к своей Темной Матери на равных? Если говорить об Элхадже, то тут, побери его Шейнира, все возможно.