– Нет, – судорожно выдыхает он. Я понимаю, что молодой человек в шоке и не осознаёт всю реальность.

– Я только что убила твою сестру, Даниил.

– Нет, – бездумно повторяет он, не отрывая шокированного взгляда от моего лица.

– В Аракене меня всё равно казнят.

– Нет, – продолжает упираться он, хотя я сама не понимаю, к чему относится этот ответ, к его нежеланию меня убивать или он всё ещё не верит, что я действительно убила его сестру.

Подхожу совсем близко, прижимаю его вплотную к столу, а он и шага не может сделать назад, рукоять почти упирается ему в грудь. Голова короля дёргается в сторону выхода, когда со стороны пограничного леса по лагерю проносятся крики. Вначале один, второй, потом волна и весь лагерь встаёт на уши. Я не позволяю себе отводить взгляда от Даниила, даже когда слышу крики аракенцев о приближающемся Мороке. Я слишком долго тяну.

– Даниил, – аккуратно беру его за подбородок и поворачиваю к себе, он подчиняется, на секунду прикрывая глаза, – пожалуйста. В этом только ты можешь мне помочь.

Я готова умолять его убить меня. В карих глазах короля не остаётся ничего, кроме боли поражения, он сжимает пальцами рукоять, а я едва заметно улыбаюсь, подбадривая его. Сама медленно толкаю лезвие вниз, под рёбра. Поправляю угол его руки, так чтобы лезвие точно попало в сердце.

– Зачем ты всё испортила, Агата? – тихо шепчет Даниил, он смиряется с неизбежным, но красивое лицо искажается от горя.

Мне жаль, что нам обоим выпала такая судьба.

– Это не моя и не твоя вина, Даниил. Всё было испорчено ещё двести лет назад, когда жадность и гордыня твоего предка переросла во что-то большее. А кое-что было испорчено даже до рождения Юлия. Когда мы отвернулись от своих названых братьев, а само имя Мары стало не благословением, а проклятьем и бременем. Тебе и мне просто выпала неудачная карта за всё это заплатить.

Молодой король внимательно слушает, доверчиво глядя мне в глаза.

– Ты не виноват, Даниил. И я прощаю тебя, – его губы кривятся, он не хочет никакого прощения. – Но время пришло и… не забывай целиться в сердце.

Он мешкает.

Я терпеливо жду, даже несмотря на то что крики кажутся ближе.

Даниил немного отводит руку назад, обхватывает пальцами моё плечо и почти до крови прикусывает губу. Молодой человек вгоняет мой же кинжал мне под рёбра прямо в сердце, но недостаточно.

Я дёргаюсь. Ноги подгибаются, а изо рта с кашлем выходит кровь, стекая по губам. Даниил поддерживает меня, пока я заваливаюсь набок. Он обнимает крепко, опускаясь вместе со мной на пол, встаёт на колени. Я пачкаю его мундир, цепляюсь за плечи. Боль не даёт мне связно думать, слёзы сами собой льются из глаз, но я всё равно улыбаюсь, не давая ему вынуть лезвие. Удерживаю его руку на рукояти.

– Молодец… а теперь проверни.

– Агата, нет… – стонет он мне в губы, касаясь своим лбом моего, его рука трясётся, но я чувствую, что этого удара было недостаточно. Александр всё ещё держит меня, я почти физически чувствую нашу связь, что тянет и приказывает мне идти к нему, но я не могу. Мои ноги не слушаются.

– Мне жаль, Даниил, – поднимаю руку, чтобы погладить его волосы, а потом шею, притягивая к себе. – Но ты должен. Проверни.

Пока он не замечает, я поглаживаю его нити жизни, он успокаивается, дыхание замедляется, и Даниил послушно проворачивает лезвие. Одновременно с его движением я успеваю обхватить его нити и дёрнуть, разрывая. Только потом из горла с новой порцией крови вырывается крик. Глаза короля гаснут, но он умирает безболезненно, уходит быстрее меня. Я опираюсь плечом на его массивный стол, пока Даниил заваливается, и его голова падает мне на колени. Вход шатра распахивается, но я уже не вижу, кто заходит внутрь. Закрываю глаза, наслаждаясь тем, что боль меня отпускает, я ухожу. В этот раз я успела, и я умираю.

На первые вражеские отряды мы натыкаемся неожиданно. Мы не предполагали, что Даниил нарушит своё обещание, данное Агате, и выступит раньше. К нашей удаче, среди них почти нет конницы, поэтому мы разбираемся с аракенцами без смертей с нашей стороны, но теряем самого важного сейчас спутника – время.

Когда мы видим роты слишком далеко в стороне, я приказываю их игнорировать и продолжать двигаться к лагерю. С врагами за спиной разберутся Северин и Марк.

Солнце уже достаточно высоко, а небо сверкает своей голубизной, я как можно глубже вдыхаю морозный воздух, пытаясь оставаться сосредоточенным, а холод в лёгких позволяет концентрировать внимание. Однако я устал, чувствую, как пот стекает по спине и озноб только усиливается. Броня кажется тяжелее, а меч за спиной давит, заставляя согнуться, прижимаясь к шее коня.

Моё дыхание сбивается, когда мы преодолеваем последнюю линию обожжённых деревьев и клином выскакиваем на открытую местность, что остаётся между лесом и лагерем. Никто из Теней не возражает и не сбавляет шага, даже понимая, что мы в меньшинстве несёмся напролом во вражеский лагерь. Всё теперь в первую очередь зависит от меня. Я должен как можно быстрее схватить Агату, и мы отступим, скрываясь в лесу. Всё, что я могу, – это застать Даниила и его солдат врасплох.

Лёгкие сжимаются, с губ срывается судорожный вздох, когда я чувствую её. Живую. Где-то дальше в глубине, в одном из шатров. Я чувствую её сердцебиение так же отчётливо, как и ночью, когда прикладывал ладонь к её груди, чтобы уловить удары сердца. Шумно втягиваю носом воздух, словно ищейка, чую, как в воздухе витает запах её мыла с розами, знаю, что она проходила здесь.

Мои Тени поднимают крик, когда мы прорываемся через палатки, лошадей, аракенцев и повозки с припасами. Обычные слуги и помощники разбегаются в стороны, солдаты кидаются к оружию, но даже с ним многие не решаются на нас нападать, видя Морока во главе отряда. Чуть позади меня скачет Кристиан, он размахивает мечом, не снижая скорости, убивает первого глупца, что всё-таки решил преградить ему дорогу.

– Оставьте мне проход и не идите вглубь! Дальше пойду только я и Кристиан! – кричу я Павлу, тот немного замедляет Теней, отвлекая, пока мы с дядей двигаемся дальше.

Количество солдат на нашем пути увеличивается, и мы прочищаем себе дорогу мечом и копытами, пытаясь не сильно сбавлять в темпе. Широкой дугой убиваю одного и раню другого солдата, а когда поднимаю лицо, наконец вижу вдалеке шатёр Даниила.

Не успевает надежда укрепиться в моей душе, как рот наполняется привкусом крови, я едва давлю крик. Мой конь неудачно оступается, уходя из-под меча одного из солдат, а я падаю на землю, чувствуя жуткую боль в сердце.

Меня тошнит, кажется, что рот полон крови, я едва могу сделать вдох. Только рефлексы спасают, когда один из аракенцев пытается проткнуть меня мечом, но я вовремя откатываюсь в сторону, и лезвие входит в землю, там, где была моя грудь. Бью солдата ногой в живот. Кристиан что-то кричит, но я не слышу из-за гула, земля шатается, когда я поднимаюсь на ноги, сжимая свой меч, который теперь, как мне кажется, стал во много раз тяжелее. Я с трудом уклоняюсь от вражеских мечей и рук, что пытаются меня схватить. Выхватываю свой топорик и кидаю в бегущего ко мне врага. Мужчина сразу падает, когда металл застревает у него в голове.

Касаюсь своего живота, но там нет никакой раны, из горла вырывается стон, когда я понимаю, что это Агата. Едва чувствую новую волну уже настоящей боли, когда одному противнику всё-таки удаётся достать лезвием моё бедро, и по ноге начинает течь кровь. Я убиваю ещё пятерых, стараюсь действовать быстро, понимая, что с каждым разом мне всё тяжелее поднимать меч. До этого проклятого шатра чуть больше ста метров, но каждый шаг я прохожу непозволительно медленно, пробиваясь с боем. Пригибаюсь, проходя под чужим лезвием, но делаю невиданные ранее глупости, даже не оборачиваюсь, чтобы убить противника, который теперь за моей спиной, а наоборот, продолжаю двигаться стремительно вперёд. Секунды утекают слишком быстро, а я не могу терять ни одной.