– Или я, – согласился он. – Поэтому за утраченными частями тела лучше обращаться к созидающим совершенство. Но сейчас о другом речь. Я ведь видел твоё кофейное зерно, Трикси-кан, и дерево видел. Значит, хотя бы растения ты воплощать можешь.

У меня вырвался вздох.

– Теоретически. А на практике ничего настолько же сложного и стабильного не выходит.

Маронг окинул меня задумчивым, незнакомым прежде взглядом. Долго молчал, только потом сказал:

– Ты очень хорошо притворяешься, Трикси-кан. Сливаешься с окружением. Я ещё тогда заметил, когда ты была добычей Тейта, и я собирался тебя забрать. Вроде бы волосы чёрные, длинные, черты лица странные, но когда ты идёшь по Лагону – тебя не отличить от других учеников. Ты как будто прячешься, подстраиваешься под всех разом.

– Мимикрирую, – пошутила я мрачно.

Маронг не разобрался в сопроводительном образе – бабочка, притворяющаяся цветком, и цветок, похожий на бабочку – и потому даже не улыбнулся.

– А в магии так нельзя. Нужно быть ярче всех, понимаешь? Хотя бы для себя самой, – добавил он, подумав. – Посмотри на Тейта, на Лиору. Они и половины своих способностей не показывают. Но с собой они не притворяются кем-то слабее, чем они есть.

Я некоторое время всматривалась в его мысли, пытаясь найти там подсказку, но затем сдалась.

– Ладно. – Я откинулась назад на руках, глядя в синее-синее небо, расчерченное перьями облаков. – Всему своё время. Пока для меня это безумно сложно. Чтобы достоверно воссоздать даже свой труп, необходимо в точности знать, как всё устроено внутри. Иначе получается ерунда.

Маронг растянулся на земле, совершенно сырой, хотя и тёплой; его тоже порядком утомило затянувшееся занятие.

– Тейт же рассказывал, как Аринга заново сделала себе тело – живое и настоящее, – сказал он, прикрыв глаза. – Думаешь, она знала, как работают органы, из чего состоит кожа и так далее? Вряд ли. Мастер Ригуми Шаа ведь говорил: мы не создаём, мы приглашаем быть. И ты зовёшь только знакомое и простое, потому что уверена, что больше никто и ничто на твой зов не откликнется… Ну, кроме этих твоих шрахов.

– В шраха как раз очень легко поверить, – на полном серьёзе возразила я. – Ладно. Спасибо за совет. Попробую что-нибудь сделать, а то стыд и позор, как жить-то без запасного трупа в кладовке? Вдруг враги нагрянут, а мне им даже показать нечего.

– Покажи им меня, – охотно подсказал Тейт, высовываясь из зарослей по пояс. – Они сразу сбегут. А чего вы тут сидите, если там еда готова, кстати?

На минуту мне показалось, что на самом деле среди нас именно рыжий – самый здравомыслящий и рациональный. Но потом он рассказал о втором выходе из долины, единственном, кроме того, что вёл к Лагону, и это заблуждение развеялось, как дым.

– Ну, сидеть тут дальше уже скучно, – заявил он после обеда, вытянувшись у огня и сыто щурясь. – Надо выдвигаться. Но у меня две новости…

– …хорошая и плохая! – в унисон закончили за него мы с Эрнаном и, переглянувшись, расхохотались.

Шрах, как же хорошо, когда есть кто-то, воспитанный в том же культурном контексте! Не надо ни шутки объяснять, ни ментальные образы лепить – всё и так ясно.

– Обе хорошие, – ответил Тейт подозрительно вдохновлённым тоном. Я подобралась; Кагечи Ро тоже изрядно напрягся. – Во-первых, из долины просто так не уйдёшь, но я знаю ещё один выход. Во-вторых, пройти там сложновато, но, думаю, я справлюсь. Наверное, – добавил он, подумав.

Тут начала бледнеть даже невозмутимая Лиора, а Маронг спрятал лицо в ладонях и пробормотал что-то непереводимо эмоциональное. Соул выпрямил спину, и взгляд его, обычно рассеянный, прояснился.

И лишь дядя Эрнан, увы, на сей раз совершенно не знакомый с культурным контекстом, беспечно поинтересовался:

– Да? А в чём дело? Неужели может быть что-то поганей той разумной травы?

Тейт радостно заулыбался:

– Может. И я там ни разу один не ходил, но принцип представляю… В общем, в небе над долиной – ловушка ветра, поверху пролететь нельзя. Значит, надо идти по скалам, через гаюс. Но его не прям чтоб совсем много, честное слово!

Тейт, безусловно, умел удивлять.

Вот не отнимешь.

Эмпатом Тейт не был. Но взгляды, направленные на него, он истолковал быстро, точно и совершенно правильно.

– Не надо меня убивать. И бить тоже не надо, – добавил он, слегка привставая, чтоб драпать было удобнее. – Шансы пройти вместе со мной гораздо больше, чем без меня, правда-правда!

– Он не врёт, – поддакнула я угрюмо. Не то чтобы из страха, что Тейту наваляют, такого ещё поймай… Так, из солидарности. И продолжила примирительным тоном: – Больше оптимизма! Слушайте, мы буквально на днях преодолели эти шраховы лабиринты с нассовой травой, которая передвигается со скоростью тропической прыгучей змеи, жрёт всё живое, проникает сквозь магические заслоны и выпускает сонную пыльцу, чтоб уж точно жизнь мёдом не казалась. Деяние не то чтобы невероятное, но вполне себе героическое. Может, не всё так безнадёжно?

– Следует хотя бы взглянуть на препятствие прежде, чем обсуждать его, – поддержал меня Эрнан, с трудом поднимаясь – от долгого сидения в непривычной позе, видимо, у него затекли ноги. – Но, справедливости ради, я бы хотел продолжить начатый ранее разговор о тонких семантических отличиях, Трикси. Знаешь, в чём разница между глупым деянием и героическим? – Я мотнула головой. – В результате. Если ты, не умея плавать, нырнул в озеро за тонущей девой и вытащил её – ты герой, если вы пошли на дно вдвоём – дурак.

Соул покосился на него с интересом:

– Ты поэт?

– Поэты изобретают новое или хотя бы романтизируют старое. А у меня просто хорошее классическое образование, – не моргнув глазом, ответил Эрнан.

«И сорок лет ритуальных дипломатических плясок за плечами», – продолжила я за него мысленно, округлив срок.

Перед тем как отправиться к кромке долины, Тейт, ничего не объясняя, набил объёмистый мешок листьями, щепками и мелкими камнями. Вверх он его пёр с такой целеустремлённостью, что даже пораженчески настроенный Маронг несколько приободрился и позволил себе немного, самую каплю поверить в благополучный исход – ровно до тех пор, пока мы не взобрались по магической лестнице на гребень скалы и не увидели расстилающийся вокруг пейзаж.

Долина располагалась в чаше на вершине огромной горы. Метров триста от кромки тянулась полоса голых камней, светло-сиреневых, прозрачных и скользких даже с виду. А затем начинался сущий кошмар – синий горб вздыбленной, издырявленной губки, кольцом опоясывающий вершину.

– Полкилометра, – пробормотал Эрнан, прикидывая ширину препятствия. – А теперь объясните мне, пожалуйста, в деталях, чем эта штука опасна.

– Объясню, – весело пообещал Тейт. – Но сначала – маленькое предупреждение. Прыгать здесь нельзя, точнее, можно, только не очень высоко… Игамина, а сделай заслонку прям у нас над головами, ладно? – и с этими словами он достал из мешка горсть сора и подкинул.

Всё остальное заняло какие-то доли секунды, как выстрел – уследить невозможно, можно только различить последствия.

Раз – на высоте двух с половиной метров камни и щепки точно языком смело.

Два – воздух слегка помутнел и загудел.

Три – что-то на колоссальной скорости врезалось в скалу с грохотом, искрами и волнами каменной крошки. Прямо рядом со мной.

Рядом. Со мной.

Я запоздало вскрикнула, заваливаясь набок, и Тейт едва успел меня подхватить. Эрнан ругнулся, остальные… остальные выглядели так, словно приготовились к бою.

– Так, одна щепка всё-таки свалилась на нас, – поморщился Тейт досадливо. – Их вообще обычно далеко разносит, но иногда они падают обратно. Игамина, ну я же просил какую-нибудь хрень у нас над головами соорудить!