С особым интересом Брежнев наблюдал как зашевелились члены политбюро ЦК. Шелепин, Косыгин, Мазуров и Романов постарались подбросить материалов в доклады помощников Брежнева, Щербицкий, Гришин Кириленко, Кулаков и Шелест, занимали выжидательную позицию, а Полянский, Воронов, Суслов и Пельше, развили бурную деятельность готовя контрвыступление против Брежнева, почувствовав в угрозу собственной власти. Причём каждый в своей области. Арвид Пельше, что так им любимая Прибалтика начнёт жить на свои, Геннадий Воронов, потому что почувствовал угрозу власти партийной элиты. Дмитрий Полянский вообще был сторонником Хрущёва и приспособленцем, но тут почему-то закусил удила, и начал резво топить за Суслова, который точно знал, что этих изменений он во власти не переживёт, и в лучшем случае, улетит на пенсию. Ведь вдруг возник вопрос о руководящей и направляющей роли Партии, и вот это он почитал краеугольным камнем всего Советского Союза, и священным Граалем всей коммунистической идеологии. Активность Суслова и Полянского была так велика, что пришлось подключать Систему и перед внеочередным пленумом Политбюро ЦК КПСС, на стол Брежнева легли четыре папки. На Воронова, Суслова, Полянского и Пельше.

Пленум собирали в кабинете Брежнева в Сенатском Дворце.

Пятнадцать членов Политбюро, легко уместились за огромным столом заседаний, и Брежнев встав со своего стола, занял место среди соратников.

— Здравствуйте товарищи. — Брежнев оглядел присутствующих. Все нервничали, но Суслов, действительно похожий на суслика, делал это как-то особенно нервно. — В первой части нашего заседания я хочу огласить краткое резюме, по материалам служебного расследования, проведённого нашими органами, в отношении некоторых членов политбюро. — Брежнев сделал длинную паузу. — Счета в иностранных банках, контакты с представителем западных финансовых кругов, неумеренность в быту, и тяга к вызывающей роскоши, не красят даже буржуазного политика. — Он вновь сделал паузу, и Суслов вдруг вскочил с места.

— Это ложь, и подтасовки!

— А я Михаил Андреевич, ещё никого не назвал. — Брежнев посмотрел на Суслова поверх очков. — Чего ты так взвился? — И вновь длинная тягучая пауза. Суслов медленно сел, и только вздохнул, как Брежнев продолжил. — Хотя, да. У тебя-то есть повод скакать. Вот товарищи список картин старых мастеров, в московской квартире и загородном доме товарища Суслова. — Брежнев вытащил из папки лист, и запустил его по сукну стола, между сидящих членов Политбюро. — А вот фотографии ещё одного загородного дома, принадлежащего жене товарища Суслова, и список счетов в западных банках, принадлежащих товарищу Суслову. Ну и как совершеннейшая мелочь, распоряжения товарища Суслова по уничтожению архивных материалов в Ставропольском и Ростовском Обкоме Партии. Возможно товарищ Суслов не в курсе, что по получении такого запроса, архивисты снимают копию с материалов, которые хотели уничтожить, и посылают её в архивный спецотдел ЦК.

На Суслова было страшно смотреть. Глаза выкатились и словно прилипли к очкам, лицо покраснело, а руки ходили ходуном. Он вскочил и хотел что-то сказать, но вдруг схватился за сердце, и рухнул ничком на стол, раскинув руки.

Когда медики унесли Суслова, все вернулись в кабинет, ожидая новых страшных чудес, но вместо этого, Брежнев, взял одну из папок.

— Товарищ Полянский? — Возьмите, почитайте. И вы, товарищи Воронов и Пельше. Полагаю, вы сами примете правильное решение, пока есть возможность уйти с почётом, и пенсией, а не в следственный изолятор.

Когда Полянский, Воронов и Пельше покинули кабинет и Пленум продолжился уже в новом составе, Брежнев огласил второй вопрос — экономическая реформа. Но перед тем как озвучить положения собственно реформы, он подробно и с цифрами рассказал, что народ в СССР по сути недоедает, восполняя дефицит продуктов за счёт хлеба[27]. Что в магазинах повальная нехватка овощей, фруктов, мяса… А после огласил главные причины этого: нехватка кормов и мощностей по переработке сельхозпродукции, тех же элеваторов. В страду, машины стоят десятки часов в очереди, чтобы сдать зерно на заготпункт, а овощехранилища могут принять только половину — шестьдесят процентов урожая. Остальное сгнивает на полях, и в овощехранилищах колхозов и совхозов. Сгнивает бездарно, не превратившись даже в корма для животных.

— Я, когда читал это, мне было нестерпимо стыдно за нашу страну, за нас, руководителей этой страны. Зачем мы тратим сотни миллионов рублей на космос, если у нас двадцать процентов детей недоедают? Нахрена такая советская власть нужна? — Брежнев стукнул кулаком по столу. — Вон, Андрей Кириленко, понастроил себе в области госдач и пансионатов. А ты знаешь, что треть рабочих Уралмаша, до сих пор живёт по баракам? Как ты спишь в мягкой постели, если у тебя люди в вымерзающих комнатках в пять квадратов? Зачем нам армия в четыре с половиной миллиона здоровых крепких мужиков, если у нас в хозяйстве беспорядок?

— Так оборона же, Лёня, — попытался возразить Кириленко, знавший главу государства ещё с войны.

— Нашу оборону обеспечивают атомные ракеты и бомбы. — Ответил Брежнев. — Даже если мы взорвём наши ракеты и бомбы на нашей территории, то всему миру крышка. По сути, даже ракеты и самолёты не нужны. Собрать всё в одном месте, да вывести на кнопку, вот вам и оборона. Но ладно. Ракеты, самолёты, корабли… Армию мы зачем так раздули? И мало того, что это люди, вырванные из народного хозяйства, они же жрут в три горла. Топливо, машины, снаряжение и технику. Я Гречке, конечно дал команду начать сокращения армии до двух миллионов, но вижу по глазам, что он против. Спрашиваю, а зачем тебе такая армия? Ну вот какая практическая надобность в ней? Несёт что-то про империализм… И, товарищи, если вы думаете, что волнения шестидесятых это случайность, то вы все крепко ошибаетесь. Если не дай бог, полыхнёт по-настоящему, нас всех сметут как мусор веником. Не хотите думать о стране, подумайте хотя бы о своей судьбе и судьбе своих детей. А специально для тех, кто лелеет мысль об уютном домике на Западе, хочу сказать, что судьба предателей незавидна и весьма коротка.

Что страна умела делать блестяще, так это читать между строк. Ну и конечно, сами члены политбюро тоже не были монолитами секретности. Там сказал слово, там обсудил с приближёнными как проходил Пленум, вот и расходились по стране информационные волны. И первое что подумали и сказали основная масса рабочих, служащих и крестьян: «Неужто Лёня за дело взялся?»

А Леонид Ильич действительно взялся. Рычагов власти у него было достаточно, но и, например, Косыгин, которого постоянно одёргивали и не давали нормально развивать народное хозяйство, получив свободу от партийных управленцев, развил бурную деятельность. Он сразу освободил колхозы и совхозы от гор отчётности, и предоставил им право самим выбирать что выращивать, и как это делать.