Впрочем, Настя и так не смогла бы затеряться в толпе, даже если бы захотела. При ее-то росте и внешности. Слишком уж она отличалась от аборигенов. Здешние люди чем-то напоминали японцев, какими их представляет весь мир — смуглые, небольшого роста, шумные и подвижные. Только глаза не раскосые, есть в них эдакие индейские черты.

На столе стоял самый обычный поднос, на подносе — кувшин, вроде как глиняный, рядом с ним глиняная же кружка с мелкими выщерблинами по краям, кусок лепешки — довольно-таки большой, половинка лепехи, и две глубокие чашки с неизвестным содержимым.

У Насти вдруг заурчал желудок, и она вспомнила, что очень давно не ела. Последний раз это было еще в прошлой жизни…

В одной из чашек обнаружилась густая похлебка, в которой плавали кусочки неизвестного мяса. Настя вдруг с опаской подумала о том, что эти типы могут оказаться каннибалами. Прибили какого-нибудь раба, да и покрошили в похлебку остальным узникам! Настя где-то читала, что так делали селяне. Нет, не с рабами — с домашней птицей. Сдохла, к примеру, утка — нарубят ее и покрошат остальным обитателям птичника. И «отряд не заметил потери бойца». Но тут же отмела эту мысль. Мясо было похоже на баранину, Настя разбиралась в кулинарии — мама очень недурно готовила. Все-таки провинциалка, а там девушек до сих пор учат тому, что необходимо для ведения домашнего хозяйства. Это не потомственные питерские интеллигенты с их английскими манерами и отвратной овсянкой.

Вторая миска была с кашей — что-то вроде риса, в котором опять же торчали кусочки мяса. Много мяса, густая каша. Похоже, что Настю решили как следует откормить. Насколько она знала, в средневековье любили женщин с широкими задами и огромными сиськами) хотя возможно она и ошибалась, и данное правило годилось только для простолюдинок). Это считалось очень красиво, что и понятно: женщина с широкими бедрами легко и много родит, а здоровенная грудь позволит как следует выкормить свое потомство.

К женщине относились как к инкубатору. А еще — как к средоточию порока, и пособнице Дьявола. Настя очень надеялась, что здесь нет инквизиции, сжигающей ведьм на кострах. Ей не климатило превращаться в обугленную тушку под радостные вопли пьяной толпы. Брр…ее даже передернуло от страха и отвращения.

Еда была еще теплой, но несмотря на скручивающее желудок чувство голода, Настя довольно долго раздумывала, стоит ли ей это есть. Вдруг они что-то подсыпали в еду? Превратят в улыбающийся, радостный овощ, с готовый обслужить толпу грязных мужиков… От этих тварей можно ожидать чего угодно. Опять же — поедание пищи в этом доме не будет ли символическим знаком того, что Настя покорилась своим пленителям? С другой стороны, если она не будет есть, то ослабеет и не сможет бежать, когда представится случай. Да и вообще может умереть от голода, а оно ей надо? В общем, Настя взяла деревянную ложку, лежащую там же, на подносе, брезгливо осмотрела ее со всех сторон, подозревая в антисанитарии, и начала есть, сдерживая себя от того, чтобы не наброситься на еду диким зверем, давясь и захлебываясь варевом. Настолько она проголодалась.

Как там сказано у Пушкина?

В кувшине обнаружилось что-то вроде компота — холодного и кислого.

Настя съела суп, кашу есть не стала. Во-первых, девушка привыкла ограничивать себе в еде — чтобы держаться в форме.

Во-вторых, кто знает, может это вся еда на день? И вечером нечего будет есть?

Поела, и тут же испытала естественную потребность…да так активно испытала, что едва успела добежать до отверстия, в котором слышалось журчание воды. Рядом с отверстием стоял кувшин с водой, и Настя знала, для чего он нужен. Ничего нового — мусульмане всего мира это делают — там, где нет более цивилизованных способов заниматься собственной интимной гигиеной.

Все! Теперь можно отдохнуть и как следует подумать — что делать. Все это время Насте даже некогда было задуматься — вначале она была ошеломлена своим попаданием. Потом — коварным, подлым захватом, и последующими после него действиями этих мерзких людей.

Ее передернуло, когда она вспомнила пальцы толстяка, раздвигающего ее киску, и хуже того — толстый, мерзкий, грязный палец, который грубо и больно проник ей в зад. Брр…

Господи, за что?! Почему ей выпала такая судьба?! Чертова шаровая молния! Ну зачем, зачем она ее тронула?! Почему вообще полезла под эту дурацкую елку?! Ведь читала у одного фантаста, бывшего геолога, что в правилах техники безопасности геологов черным по белому написано, что категорически запрещается прятаться от дождя под самым высоким деревом в округе, и — под одиноко стоящим деревом! В него может ударить молния! А она что сделала?! Дурища! Городская, глупая дурища! Хотя бы воспользовалась чужими знаниями, чужой головой — если нет своей!

За этими мыслями Настя не услышала, как открылась дверь. Она увидела ее, когда девушка уже стояла перед ней, спокойно и доброжелательно глядя в лице узнице.

Это была маленькая ростом, очень милая, прелестная девушка лет пятнадцати, а может и младше. Большие зеленые глаза, распахнутые на мир, смотрели открыто и без страха. Вообще, девушка оставляла впечатление того, что ее вообще ничем нельзя испугать. Бесстрастное лицо ожившей статуи было абсолютно спокойно, как это бывает только у глубоко спящего человека.

Она что-то сказала Насте, девушка развела руками — мол, не понимаю. «Гостья» не удивилась, кивнула, и положила на стол толстую книгу, которую держала в руках. Положила, и жестом подозвала Настю — смотри, мол. Настя подошла, заинтересовавшись. Она уже поняла, что сейчас увидит, и не ошиблась. Девчонка подняла толстую кожаную крышку, и Настя увидела надпись знаками, напоминающими то ли иероглифы, то ли руны. Это скорее всего был букварь. Настю собирались учить местному языку. Что обнадеживало. Значит, ведьмой ее не признали, и не собираются приносить в жертву или сжигать на костре.

Ну а дальше пошла обычная работа — учитель и ученик. Занимались они часа три, пока девушка не сообщила, что ей пора идти. За эти три часа Настя успела запомнить слов достаточно, чтобы суметь изъясняться на самом низшем уровне: «дай», «идти», «есть», «пить», и так далее. Забавно, но в букваре были даже картинки, изображающие самые интимные процессы человеческой жизни. Например — секс и естественные отправления. И под каждой картинкой — надпись иероглифами.

Настя надпись тут же запоминала, что с ее фотографической памятью было вовсе даже несложно. Талант полиглота вкупе с выдающейся памятью — и никаких проблем с изучением нового языка. Кстати, очень даже несложного языка, это Настя определила сразу. Тот же китайский гораздо более сложный язык. Впрочем, как и корейский.

Похоже что гостья, а ее имя Меррель, была очень удивлена таким ярким прогрессом в изучении языка и грамоты, но виду особенно не подала. Настя вообще была немало удивлена тем, как вела себя эта милая маленькая девушка, не достающая ей и до груди. Доброжелательная, но при этом отстраненная и холодная, Меррель не позволяла себе повышать голос, и вообще хоть как-то выражать неудовольствие в тех случаях, когда Настя ошибалась в произношении, ставя ударение в словах не там, где это было нужно. Терпеливо разъясняя, четко повторяя каждое из слов, она добивалась правильной речи, и благожелательно кивала, когда Настя делала все верно. Впрочем, чем дальше, тем меньше случалось ошибок. Она мгновенно уловила то, как ставятся ударения в этом языке, и практически не допускала огрехов — кроме тех слов, которые отличались от общего строя и были чем-то вроде исключений из правил. Но таких в языке имелось совсем не много. Простой язык!

Наконец, Меррель попрощалась и ушла, а Настя осталась сидеть на лежанке, думая о том, что надо было поговорить с девушкой о том, как бы это побыстрее отсюда сбежать. Но…пока словарный запас невелик, затевать подобный разговор не имело смысла. «Твоя моя понимай?» — это совсем не та беседа, которая могла бы помочь Насте получить нужную информацию. А кроме того — кто сказал, что Меррель пойдет ей навстречу и даст все расклады о побеге на волю? То, что у нее на шее рабский ошейник еще ничего не значит. Раб не становится другом другому рабу после того, как на него нацепили этот атрибут рабской жизни. Скорее наоборот — он будет топить другого раба, чтобы за счет его жизни подняться хотя бы на одну ступеньку его социальной лестницы. По крайней мере, так говорят все книги, которые Настя читала по этой теме.