За спиной вскрикнул Горен и ахнула девчонка – Инда на миг оглянулся. Нет, она сгибалась над ботинком Горена вовсе не в порыве отчаянья, она развязывала (и развязала) шнурок… Вдвоем с Изветеном они подхватили Горена под руки и потащили к вездеходу – наступить на ногу он не мог, а носок на пальцах пропитался кровью. Инда усмехнулся: Югра Горен не знал о Вечном Бродяге, он предсказывал появление совсем других гомункулов… И думал, что границу миров прорвут в Исиде.

Минуту назад плевавшаяся раскаленными брызгами огненная река подернулась черными корочками, не продвинувшись более ни на локоть. С обугленных деревьев в полном безветрии медленно и плавно слетали тлеющие листья, покачивались лодочками налету. Инда нашел картину на редкость умиротворяющей. Воронки ползли вдоль горизонта, издали раздавался глухой рокот земли, а вокруг вездехода стояла тишина…

Йока оглянулся и поднял голову.

– Инда, дай мне руку, – сказал он холодно и спокойно.

Ничего больше не оставалось, как втащить его на платформу. Последним в вездеход поднялся судья Йелен – и машина сорвалась с места, когда он был еще на лестнице.

Йока, взявшись за перила, сверлил взглядом восток – и до платформы теперь не долетало ни ветерка… Йера подошел к нему сзади и обнял за плечо.

А Инда ощутил, как наполняется энергией межмирье, – Внерубежье ударило по Исподнему миру, и тот стал на колени перед ликами чудотворов, моля их о помощи.

Напор Внерубежья на мрачунов слабел, но слабели и мрачуны… И не только слабели – задыхались дымом, падали под ударами ветра, горели в подступившем слишком близко пламени. И если ветер они могли остановить, то впитать энергию ходившей ходуном земли им было не под силу…

Красен беспокойно оглядывался на стены, и темный бог догадался, чего он опасается: вихри рождал горячий ветер, они свивались там, где его струи сталкивались с холодным туманом, а это означало, что вихрь может родиться и посреди Хстова… Но, видно, высоты стен хватило на то, чтобы не пустить горячий ветер в город.

Энергию ослабевших добрых духов пили теперь тысячи колдунов, а змеиные шеи вихрей приближались с севера: не все они таяли, не все умирали по пути – некоторые, столкнувшись, сливались в один, сильней и шире остальных.

Солнце появилось вдруг меж полосами туч на востоке от Хстова, осветило кровавое небо зловещим светом, положило черные тени на красные его клубы. Небо теперь трещало прямо над Хстовом и грохотало от горизонта до горизонта, молнии то вспыхивали где-то внутри туч, то, как быстрые змеиные языки, касались земли и тут же втягивались обратно.

Одна из воронок хоть и повернула на восток, но не обогнула крепостных стен – краем задела строй кинских мальчиков и строй колдунов, ударилась в Козью башню, сорвав с нее тесовую крышу, но расплющилась от удара и оползла по стене на землю. Вместе с ней по стене оползли поднятые вихрем человеческие тела, тесовые доски пролетели над домами, над головами перепуганных хстовичей и осыпались на мостовую, ранив нескольких обалдевших от ужаса прохожих.

Козья башня, северо-восточная, оказалась самой уязвимой: вихри колдунов двигали воронки смерчей только на восток (темный бог не мог с точностью объяснить этой закономерности).

В Тихорецкой башне Государь сжимал и разжимал кулаки, не отрываясь от узкого окна-бойницы.

– Им не хватает сил! Не хватает!

Горячий ветер трепал его белокурые волосы.

Темный бог тоже видел, что силы колдунов (и мрачунов в Верхнем мире) на исходе. Под ударом смерча осыпался кожух Козьей башни из искусственного камня, ветер выбил булыжники из старой кладки – два-три удара, и она не устоит.

Колдуны сражались теперь за свои жизни больше, чем за крепостные стены, – отводили воронки от себя, а не от Хстова. Небо тянуло щупальца к городу, но не доставало до его дна, лишь молнии били по домам и башням, поджигали деревянные крыши, и кто-то тушил пожары, а кто-то стоял на коленях и молил чудотворов о прощении – в межмирье хлынул поток энергии, который подхватили чудотворы Славлены (при всем желании помочь хстовичам они не могли).

– Вихри колдунов лишь отводят ветер в сторону! – то ли самому себе, то ли герою с досадой сказал Государь. – Рвут смерч только невидимые камни!

Он думал – но не смел говорить вслух – о том, что темной богине не достает сил для невидимых камней. Он не предполагал, что ее добрый дух больше не станет присылать ей энергии.

– Государь… – несмело начал герой. – Пушки. У вас же на стенах стоят пушки с разрывными снарядами.

Темный бог усмехнулся бы, если бы мог, – этот парень думал о пушках с не меньшей любовью, чем о своей маленькой девочке!

– Да! Пушки! – воскликнул Дубравуш.

– Хорошее предложение, – сдержанно кивнул первый легат армии, стоявший у соседней бойницы, и скорым шагом направился к двери.

Рухнула Козья башня, подмяв под себя ряды рынка и многочисленные постройки постоялого двора, и следующий смерч юзом прошел по Хстову вдоль восточной стены, круша все на своем пути, тряхнул Тихорецкую башню и добрался аж до Прогонных ворот, но на большее сил ему не хватило. Пожары разгорались все жарче – по окраинам, где стояли деревянные дома, а не каменные, крытые черепицей.

Первый залп пушек с западной стены раздался довольно скоро – и оказался удачным: один из снарядов разорвался, столкнувшись с бешеным ветром смерча, и обрубил его длинную ногу. Отчаявшиеся было колдуны воспрянули, со стены раздались крики, славящие мудрого и сильного Государя, – тот радостно потер руки.

– Мы еще поглядим, кто кого!

В доме Красена на Столбовой улице изнывал от бездействия Славуш, а строгая экономка стояла на коленях перед ликом чудотвора и прилежно молила его и Предвечного о спасении.

Ни Славуш, ни Предвечный остановить ветер не могли, а вот бившие с крепостных стен пушки время от времени подрубали ноги чудовищным вихрям – пока не кончились разрывные снаряды, отобранные Государем у храмовников.

Еще один смерч, проникший в Хстов через дыру на месте Козьей башни, покатился вдоль восточной стены, по проторенной его предшественником дорожке, – Тихорецкую башню тряхнуло основательней, и кожух из искусственного камня с шорохом хлынул вниз. В окна-бойницы влетел горячий ветер – запертый, с воем забился внутри покоев, погасил свечи, надул гобелены и захлопал ими, будто парусами. Первый легат армии посоветовал Государю перебраться в другое место – например, в Южную надвратную башню, но тот отверг предложение, на этот раз не ради пустого позерства – лишь потому, что на пути к Южной башне бушевали пожары.

А вихри, шедшие с севера, не иссякали – и несли с собой облака серого пепла (праха Внерубежья), внутри которых бесновались молнии. Скоро на подступах к хстовским стенам невозможно стало дышать, пепел сыпался в жидкую грязь, превращая ее в грязь густую и цепкую, вокруг стемнело – сквозь пепельную пелену на землю не пробивался солнечный свет. Облака пепла заволокли и город – обреченные вопли хстовичей, детский плач, мольбы, молитвы и рыдания повисли над городом единым надсадным, звенящим воем. Пушки смолкли, колдуны свивали вихри вслепую и отправляли вперед наобум. И только темный бог, глядя на землю сверху вниз, видел, как три воронки, столкнувшись, сплелись в одну, огромную, широченную – даже разрывной снаряд не перебил бы ей ногу… Темный бог видел, что воронка эта идет прямо на строй колдунов, – а вздумай они менять ее направление, сметет и кинских мальчиков, а потом прорвется в Хстов, и ничто уже не спасет Тихорецкую башню.

Государь, кашляя и ругаясь, велел закрыть окна-бойницы.

– И какой же ты, к едрене матери, бог Исподнего мира? – поинтересовалась человеческая сущность темного бога у божественной. – Если твой мир рушится у тебя на глазах, а ты не можешь вмешаться? Если на твоих глазах сейчас погибнет твоя дочь, два лучших твоих воспитанника, рухнет или задохнется пеплом любимый тобой город? Мы так и будем молча все это созерцать, гордо задрав подбородок?