Иногда она задумывалась, зачем идет в Хстов, – ведь это сделает боль только сильнее, нисколько не поможет и ничего не изменит. Никакого последнего долга она за собой не чувствовала и не понимала, что такое «последний долг». Она просто хотела еще раз увидеть отца. Пусть это будет последний раз, но она должна его увидеть! Пусть это не он, а всего лишь его тело, – она должна с ним попрощаться… Нет, она не питала никаких надежд, иначе боль отпускала бы ее ненадолго. Но эта последняя встреча казалась ей не столько важной, сколько желанной, необходимой.
К вечеру следующего дня Спаска уже не держалась на ногах и свернула на постоялый двор: нужно было отдохнуть хотя бы час, чтобы идти дальше, а юному волгородскому богатею не пристало сидеть на обочине.
Постоялый двор был маленьким, для публики при деньгах, и Спаска не опасалась развязных мужиков, которые заинтересуются увесистым кошельком беззащитного юноши (деньги она тоже взяла у Славуша, он бы от этого точно не обеднел). Прямо напротив входа висел лик чудотвора, и Спаска едва не забыла, что ему надо поклониться. Отец не кланялся ликам… но ее замешательство у двери не вызвало подозрений ни у хозяина постоялого двора, ни у его посетителей.
Есть не хотелось. Даже наоборот: мысль о еде вызвала тошноту и жжение в желудке. Но за право сидеть за столом надо было заплатить, и Спаска попросила вина и фруктов. Над ней не посмеялись только потому, что приняли за богача. Вино у хозяина нашлось, а вместо фруктов он предложил ей кислой капусты (и был очень горд, что это настоящая капуста, а не заячья). В ней, сероватой и тухло пахшей, яркими каплями краснели полупрозрачные клюквины. А напиток, который хозяин принес в кружке, на самом деле был хлебным вином, разведенным водой и подкрашенным брусникой. Есть капусту Спаска не стала, а «вино» выпила – залпом, как воду. Сначала ей просто хотелось пить, а попросить воды она постеснялась. Потом же, утолив жажду, решила, что вино подкрепит ее силы. Отец давал ей пробовать разные вина, но говорил, что пить вино надо осторожно: сначала оно веселит и снимает усталость, а потом пьянит и валит с ног.
Вино не только подкрепило силы – оно вскружило голову и ненадолго ослабило боль. И голоса, зудящие вокруг нее уже вторые сутки подряд, вдруг из несвязного гула превратились в разговоры, к которым можно прислушаться. В трактире было не много людей: семья купца (отец, мать и двое взрослых сыновей) и три трудника со строительства новой гати, возвращавшихся домой с деньгами. За стол к трудникам подсел хозяин, чтобы расспросить их о грядущей осаде. Купцы ездили по деревням, скупая сено, и ни о чем, кроме сена, не говорили.
Трудники пели о тайном оружии чудотворов, о скорой победе над колдунами и врали о собственных подвигах на подступах к замку. Спаска сначала не слушала их, ей неприятно было их слушать, как вдруг они вспомнили Змея, которого чуть ли не каждую ночь видели над болотом.
– Э, ребята, да вы не знаете главного! Змей убит! – Хозяин радостно потер руки – обрадовала его не смерть Змея, а возможность первым сообщить столь важную новость.
Трудники не поверили сначала, но хозяин рассказал (по секрету, конечно), что вчера мимо постоялого двора везли тело убитого оборотня, который и есть тот самый змей, превратившийся в человека. И превращаться оборотень мог не только в восьмиглавое чудовище, но и в самых разных гадов, потому что у него змеиная душа.
– А зачем его в Хстов-то повезли? Вдруг он оживет? Я видал однажды, как гадюка с отрубленной головой ползала, а голова ее сама по себе кусалась.
– В-о-от! – Хозяин поднял палец. – В этом самое главное. Чтобы оборотень не ожил, его нужно сжечь на костре. Змей занял чужое тело, и, вроде как, душа того человека тогда освободится и сможет отправиться в светлый мир Добра. А змеиная душа скатится под землю, в пыточные Зла.
Сжечь? Спаска прикрыла глаза, чтобы не сморщиться от боли. Зачем?
– Тело оборотня везли гвардейцы, а следом проехала карета Надзирающих. Они тут останавливались сменить лошадей. Надзирающие мне об этом и рассказали. И звали в Хстов, на праздник. Говорили, торжественно все будет, на площади Чудотвора-Спасителя.
Праздник? Как быстро они все решили. Как будто заранее знали, что отца убьют.
– А как они догадались, что это оборотень? Выследили?
– Не-е-ет! – Хозяин снова потер руки, радуясь столь благодарным слушателям. – Стоящему Свыше было видение. К нему во сне явился Чудотвор-Спаситель и указал на Змея-оборотня.
«Во сне явился»… Спаска едва не фыркнула: Стоящий Свыше получает приказы от чудотворов. Им нужны неопровержимые доказательства того, что отец мертв. И праздник на площади Чудотвора-Спасителя… Если тело сожгут, никаких сомнений не будет.
– Успеем мы до Хстова-то добраться?
– Не знаю. Говорят, на завтра праздник назначен. На третий день, как положено.
– Не, не успеем. Даже если рано утром выедем, к полудню не доберемся…
Спаска хотела сорваться с места немедленно, но остереглась привлечь к себе внимание, поэтому дождалась, когда хозяин оставит своих гостей и вспомнит о ней. И тот вспомнил.
– А что капусточку-то не ешь? – спросил он заботливо и огорченно.
– Я не люблю кислое, – ответила Спаска, и хозяин еще больше уверовал в богатство сидевшего перед ним юноши. – Скажите, а почтовые останавливаются здесь?
– Конечно. Здесь станция, лошадей меняют. Обязательно останавливаются. Если хочешь, я договорюсь. – Он заглянул Спаске в глаза, как добрый дедушка. Не позарился на деньги за комнату.
– Да, если можно, – кивнула Спаска. – Признаться, я боюсь разбойников. Мне не приходилось ездить на почтовых.
Дождь не кончался.
14 июня 427 года от н.э.с.
Разговор с Индой слегка поколебал уверенность Йеры: и в здравости собственного рассудка, и в чистоплотности Жданы Изветена, и в словах Грады Горена.
Однако из этих троих наибольшее доверие вызывал все же Ждана Изветен, что бы ни говорил о нем доктор Чаян. Потому утром в понедельник Йера велел Даре ехать по направлению к Храсту. Следовало принести извинения магнетизеру-знахарю за то, что Йера не смог сберечь три тома энциклопедии. И… попросить посмотреть оставшиеся.
Маленький вросший в землю домик стоял на месте, его так же окружал гнилой забор, так же выхаживали по двору куры. Но когда Йера прошел по еле различимой дорожке к покосившемуся крыльцу и постучал в дверь, ему навстречу вышел не знахарь в косоворотке, а незнакомый старик. Он сказал, что никакой Ждана Изветен здесь никогда не жил, никаких книг в сундуке тут нет и в помине (даже открыл крышку комода, чтобы Йера мог в этом убедиться). Он был приветлив и словоохотлив, не спешил прогнать Йеру вон, не отмахивался от его вопросов, предложил выпить чаю с травами и угоститься первой земляникой с собственного огорода.
Йера вышел за калитку в полном недоумении. Очень хотелось верить, что чудотворы убрали из домика знахаря-магнетизера, заменив на этого старика. Но ведь могло случиться иначе: старик жил здесь всегда, и только в прошлый приход Йеры его на время заменил Ждана Изветен. А могло быть еще хуже (Йера почему-то не отверг с негодованием эту мысль) – ему привиделся приход в этот дом, встреча с магнетизером, путешествие в Исподний мир… После того как из библиотеки исчезли три тома энциклопедии, у Йеры в руках не осталось ни единого вещественного свидетельства произошедшего. Может быть, голову ему морочат вовсе не чудотворы, а мрачуны? Чтобы приобрести влиятельного союзника с репутацией честного человека?
– В Славлену, – сказал он Даре, усаживаясь в авто. – К дому Горена.
Дара, видя его мрачное настроение, не стал ни о чем говорить дорогой.
Поднимаясь в мансарду Горена, Йера не сомневался, что должен застать парня дома, и потому был неприятно удивлен тем, что на пороге его встретила эманципантка по имени Звонка. На этот раз вместо грубого мужского сюртука на ней было скромное домашнее платье, которое необычайно ей шло: перед Йерой стояла изящная и весьма привлекательная девушка. Да, пожалуй, свою роль сыграло и отсутствие строгой прически – волосы Звонки были распущены и лежали на узких плечах крупными локонами.