– Я его куплю, – кивнул Волчок.

– Это дорогой камень… – скромно потупился лавочник.

– Мне все равно.

Подвеска притягивала Волчка, ему непременно захотелось подарить ее Спаске. Он не верил, что камни могут менять цвет, а потому надеялся, что Спаска перестанет за него бояться. Но кроме этого в камне было что-то манящее, какой-то тайный смысл, который Волчок никак не мог разгадать.

Он стоил не меньше, чем рубашка, присланная Спаской, а может и немного больше. Волчок не считал возможным одалживать деньги у Красена, а потому сбегал домой и сам расплатился за подвеску.

За обедом Красен оставался весел, радовался приобретению Волчка, говорил о девушках, однако с каждой минутой его веселье все сильней казалось наигранным. Иногда он замолкал задумчиво, словно просчитывал что-то в голове, и после этого продолжал разговор невпопад.

– Ладно, – мрачно сказал он, поднимаясь из-за стола. – Хватит. Пора за работу.

И Волчок понял, почему Красен тянул время и не хотел приниматься за письма: по-видимому, он получил приказ, который не очень-то стремился выполнить. Даже после того как Красен вывез из Хстова Змая со Спаской и ее добрым духом, Волчок не вполне ему доверял, да и Змай говорил, что полностью доверять чудотвору не стоит, но тот однозначно действует вразрез со стратегией своих начальников в Верхнем мире.

Диктуя письма, Красен запинался на каждом слове, требовал то вычеркнуть что-нибудь, то вставить, ходил по кабинету и надолго замолкал. Чудотворы требовали любой ценой вытащить Спаску из замка, а это означало, что Змай благополучно добрался до Верхнего мира, успел заявить о том, что он жив-здоров и мешает чудотворам. Торопить храмовников с началом войны против замка Сизого Нетопыря не требовалось, но Красен писал третьему легату и об этом: требовал отчета о продвижении дел и о том, что́ Храм предпринял в ответ на строительство оборонительной стены в замке, почему не предотвратил заранее помощь Государя Чернокнижнику.

Письмо Огненному Соколу он продиктовал быстрей: требовал обеспечить круглосуточные гвардейские дозоры вокруг замка. А также предлагал подумать, как выманить оттуда Спаску. Требовал отчета, что о ней известно Особому легиону, чтобы человек чудотворов мог этим воспользоваться. Волчок усмехался, когда писал это письмо, так что Красен даже спросил, что он находит в нем смешного.

– Если я правильно вас понял, письмо нарочно написано столь вызывающе, чтобы вывести Огненного Сокола из себя. Чтобы он ни в коем случае не поделился тем, что знает, а захотел обойтись без помощи вашего человека и присвоить все заслуги себе.

– Это бросается в глаза? – с тревогой осведомился Красен.

– Не очень. Я хорошо знаю капитана Знатуша, да со стороны и видней, а сам он этого не заметит.

– Может, немного смягчить?

– Не надо. Если, конечно, вы добиваетесь именно того, что я сказал.

– Я уже говорил, ты далеко пойдешь… А с письмом третьему легату тоже все ясно?

– Нет. Тут я не очень хорошо понял, чего вы добивались. И… было бы интересно это узнать.

– Меньше знаешь – крепче спишь, – проворчал Красен. – Но если ты в теоретическом смысле, как прием добиться своего… Третий легат только и ждет, как бы ускорить начало войны, а это не пойдет на пользу храмовникам. Они начнут рубить с плеча, поссорятся с Государем до того, как смогут ответить ему силой оружия… Впрочем, это очень мало и… слишком зыбко. Но большего я пока сделать не могу. Мы напишем и третье письмо. Государю.

– Опять? – Волчок поднял глаза.

– Нет. Я напишу его от своего имени, не беспокойся. Должен же я возмутиться тем, что Государь помогает колдунам, а заодно припугнуть его гневом Храма… Может, это заставит его быть осторожней и пресечь лишние проповеди хстовичам, а главное – армейцам.

Когда Волчок распахнул двери в «Пескарь и Ерш», сразу же увидел Огненного Сокола за ужином.

– Мамонька, это я! – крикнул Волчок, придержав рукой колокольчик.

– А тебя давно ждет капитан Знатуш. – Она улыбнулась Огненному Соколу, выйдя из кухни. Ага, уже капитан Знатуш, а не господин гвардеец… И, судя по скучающей физиономии капитана, тот получил, что хотел.

– Я вижу, – угрюмо ответил Волчок, расстегивая булавку на плаще.

– Посмотрите, капитан, какую рубашку ему вышила моя племянница, не правда ли, ее не стыдно надеть и Государю?

Огненный Сокол равнодушно глянул на Волчка и кивнул.

– Мастерица! Рукодельница! – продолжала мамонька, и чем больше она щебетала о тонкой работе и качестве арутского шелка, тем кислей делалось лицо капитана. И Волчок подумал вдруг, что мамонька не хуже Красена умеет настроить собеседника на нужный ей лад, ведь теперь Огненный Сокол ничего не спросит о рубашке, даже думать о ней больше не станет.

– Садись, чего встал? – усмехнулся капитан.

Он хотел знать, что говорил Красен, когда диктовал письмо Государю, – Волчок приврал немного, они с Красеном обсудили это заранее. Еще Огненный Сокол требовал, чтобы Волчок непременно рассмотрел человека Красена из замка, и приуныл, когда Волчок рассказал о том, как стучал по засову. Он спрашивал, что Красену известно о девочке-колдунье, есть ли у Красена план замка, знает ли он, где она ночует и как ее охраняют. Говорил ли Красен об искусственном камне, что это такое и что нужно для его изготовления.

– Постарайся все это выяснить. Только осторожней. Мне показалось, вы подружились? – Огненный Сокол хлебнул вина напоследок.

– Господин Красен благоволит и своей прислуге. Я не питаю иллюзий на этот счет, но он в самом деле иногда говорит со мной на отвлеченные темы. Мне кажется, ему просто скучновато здесь, а секретарь ему не очень нужен.

– Пятый легат не согласен отдать тебя ни за какие деньги, – усмехнулся капитан. – Но, мне кажется, Красен добьется своего, заберет тебя к себе. Может быть, для этого тебе придется уйти из гвардии.

– И что бы вы мне посоветовали?

– Конечно, иди к Красену.

– Я не хочу до старости быть секретарем, даже самым лучшим в Млчане.

– Если ты будешь верен Красену, у тебя будет больше власти и денег, чем у третьего легата. Ему в самом деле не очень нужен секретарь – скорей, помощник.

– Я подумаю, – пожал плечами Волчок.

Доклад в замок оказался длинным, Волчок закончил его писать далеко за полночь, Зорича пришлось будить – дверь в «Семь козлов» была заперта. Волчок побоялся отправить подвеску с голубем, запечатал в конверт вместе с запиской и попросил Зорича передать в замок с оказией.

– Прибарахлился, я смотрю, – зевая, сказал Зорич. – Хорошо живет гвардия Храма, мне бы так.

– Рубаху мне подарили, – проворчал Волчок.

– А, так вот что тебе прислали из замка! А я-то думал, что-нибудь полезное… Милуш со своего плеча пожаловал?

– Нет. Какая тебе разница?

– Ба, да тут, никак, замешана женщина? Погоди, я угадаю…

Значит, Змай не говорил о Спаске с Зоричем. Ну и хорошо.

Зорич не долго угадывал и тут же пробормотал:

– Ах ты сукин сын… А Змай знает?

– Да.

– Я бы тебя убил на его месте. Она ж невинное дитя! На улице Фонарей тебе девок мало?

– Я на ней женюсь.

– Да Змай ее не отдаст, не надейся. Получше тебя женихи найдутся.

– Посмотрим… – пожал плечами Волчок.

– Вскружил ребенку голову, подлец. Это все твой плащ гвардейский, сапоги с подковками, кокарда белая. Девушки любят военных… Приди вот ко мне в «Семь козлов» вечерком, весь кабак заставлю над тобой смеяться.

– Давай, давай, – улыбнулся Волчок. Зорич только прикидывался возмущенным, на самом же деле понимал Волчка как никто другой. И хлебного вина наливал вовремя, и утешить мог, и поддержать. А что любил пошутить над «господином гвардейцем» – так это для пользы дела, чтобы никто не заподозрил, что Волчок ходит в «Семь козлов» не только выпить.

Прата Сребрян сумел выбраться из замка только на третью ночь – и два вечера подряд Крапа провел в Славлене, в лучшей ее ресторации… В первый вечер он встретился там с Йерой Йеленом по его настоятельной просьбе. Встреча произвела на Крапу тягостное впечатление, о ней знал Хладан, а потому пришлось изворачиваться с милой улыбкой, напоминая старшему Йелену об основном постулате теоретического мистицизма и герметичности этой науки. Крапе показалось, что идея Йелена – потребовать от общественности признания вины перед Исподним миром – не только утопичная, но и несколько… нездоровая. Однако искренность судьи подкупила Крапу, и следующим вечером он отправил Йелену все тринадцать томов энциклопедии Исподнего мира, не указав обратного адреса. Делать этого не стоило – если бы Йелен стал показывать энциклопедию каждому встречному, подозрение бы непременно пало на Крапу. Но… ему просто стало жалко Йеру Йелена.