Вой студента за стенкой был слышен и тогда, когда «глазок» захлопнулся. Ненависть? Нет, жалость и страх, горечь бессилия – но не злость. Вчера (или уже позавчера?) этот мальчишка хохотал, обсуждая с друзьями удачное представление. Вчера казалось, что счастье возможно, победа возможна – не оружием, так словом. И… смешно вспоминать о крылатой колеснице, до слез. Разбитые воздушные замки не самая страшная трагедия из тех, что предстоит пережить.

За что? Понятно, бывший декан призывал ни много ни мало к вооруженному сопротивлению, сам Зимич причислял себя вовсе не к заблужденцам, а к самым что ни на есть опасным врагам Храма, но за что мальчишку? За то, что хотел повеселить народ? Или за то, что по глупости своей и неопытности не боялся говорить то, что думает?

Неверное это было рассуждение, от сердца, а не от ума. И вопрос неверный: не «за что?», а «зачем?». Все, что делают храмовники, они делают не от злости или жестокости, не по убеждениям, нет. Прав колдун: все, что они делают, – рационально. Их действия подчинены холодному рассудку, вне понятий добра и зла, вне морали, вне человеческих представлений о справедливости или несправедливости. Они всего лишь добиваются поставленных целей, и средства, которые выбирают, мерят не совестью, а вещами конкретными, измеримыми линейкой или весами. Для них важно лишь выглядеть справедливыми, но быть ими совсем необязательно. Не уверенность в своей правоте движет ими, а целесообразность.

И вот за это их стоит ненавидеть.

Йоку разбудил чужой человек, который сразу показался ему неприятным. У незнакомца были маленькие глаза, сжатые в нитку губы и густые, недовольно сдвинутые брови. Высокий, широкий в плечах, он почему-то напоминал слугу. Верней, того, кто прикидывается слугой. Потому что в черных глазах его сверкала властность, а чуть согнутые плечи демонстрировали привычку к подобострастию.

– С добрым утром, Йока, – сказал человек, зажигая солнечный камень: за окном снова шел дождь, и в комнате было сумрачно.

Йока приподнялся на локте и смерил того взглядом, не зная, что ответить. Он не ожидал никого увидеть в столь ранний час и нашел появление незнакомца бестактным.

– Что вам угодно?

– Меня назначили твоим… в некотором роде… наставником. Инда Хладан приехал на станцию по делу, он не может все время проводить с тобой. Надеюсь, мы поладим. Можешь называть меня профессор Мечен.

– А вы… профессор? – усомнился Йока.

– Да, я профессор, – что-то металлическое прозвучало в голосе «наставника». – Меня пригласили сюда специально для того, чтобы рядом с тобой был квалифицированный оккультист.

– Квалифицированный, простите, кто? – Йока еще раз скользнул глазами по фигуре профессора.

– Оккультист. Я доктор прикладного оккультизма, профессор закрытого Брезенского университета. Я, как и ты, мрачун.

Йока проглотил эту информацию невозмутимо, но переспросил:

– А вы не сомневаетесь в том, что я мрачун?

– Нет, я в этом не сомневаюсь. Это очевидно.

Он посмотрел на Йоку сверху вниз, его тонкие губы дрогнули и презрительно изогнулись. Он еще больше не понравился Йоке: с таким надо держать ухо востро, такой подомнет под себя так быстро, что оглянуться не успеешь…

– Может быть, вы позволите мне одеться? Я не люблю этого делать на глазах у посторонних.

– Ты плохо начинаешь, сынок, – ответил профессор. – Тебе надо будет многое понять. И я попробую кое-что из этого многого тебе объяснить. Для твоего же блага.

– Я не люблю появляться в нижнем белье перед посторонними, – повторил Йока жестко, чувствуя за собой правоту и неуязвимость своей позиции. – И я не ваш сынок.

– Я знаю распорядок дня Славленской академической школы, – усмехнулся Мечен, – мальчику, воспитанному в этой школе, смешно стесняться нижнего белья. Перестань ломаться, делай, что тебе говорят. Это нужно тебе, а не мне.

– Вы мне пока ничего не говорили. А я всего лишь попросил дать мне возможность одеться, чтобы выслушать то, что вы хотите мне сказать. Право, мне неудобно слушать вас лежа в постели.

На секунду глаза профессора вспыхнули гневом, но лишь на секунду. Йоке показалось, что тот сейчас закричит или ударит его. Но профессор справился с собой и подошел к окну, повернувшись к Йоке спиной.

– В этом мире, мальчик, мрачуны – это опасные животные. И относятся к ним соответственно. Ты должен понять свое место в этом мире и испытывать благодарность за то, что тебе позволили жить. В частности, благодарность за то, что я приехал сюда и говорю с тобой. Подростки склонны преувеличивать собственную исключительность и важность, моя задача – избавить тебя от столь опасных заблуждений.

– То, что вы говорите, – полная чушь. Инда Хладан все мне объяснил. Он друг нашей семьи, он знает меня с младенчества.

– Не сомневаюсь. Но сегодня ночью на станции появился призрак. И как бы Инда Хладан тебя ни любил, его задача – оградить людей от опасности, которая исходит от каждого мрачуна. А от тебя исходит опасность, и ты должен это понимать.

– Если призрак появился на станции, то при чем тут я? Кстати, у меня в комнате не было ночника, призрак мог прийти из-за этого.

– Ты действительно столь наивен? Мрачунам не нужны ночники, это смешно. А призрак приходил в эту комнату вовсе не потому, что здесь нет ночника. Девочка, совсем юная, но очень талантливая в своем роде. Выброс энергии был огромен, и она ее приняла.

– Девочка? Разве девочка может быть призраком?

Мысль о том, что танцующая девочка – это призрак, показалась ему оскорбительной, бросающей тень на прекрасный образ из снов.

– Почему же нет? Хотя чаще призраки бывают мужчинами.

– Никаких девочек-призраков я не видел.

– Ты лжешь. А лгать нельзя. Ты должен это понимать. Ты должен приложить все усилия, чтобы не причинить вреда окружающим. Ты должен научиться самоконтролю. А если ты будешь отнекиваться, ты сделаешь хуже не только самому себе. Из-за твоего упрямства могут пострадать люди, ты поставишь Инду Хладана в неудобное положение – ведь он поручается за тебя. Так что забудь о своей гордости, и давай начнем учиться.

– Но я действительно не видел никаких призраков! – выкрикнул Йока и сел на постели.

– Мрачун видит призрака так называемым «объемным зрением», или «зрением четвертого измерения». Мрачун способен так настроить фокусировку своего взгляда, что на плоскости появляется новое измерение, не имеющее ничего общего с третьим измерением, лежащим за плоскостью и перед ней. Лучше всего в этом помогает повторяющийся рисунок на этой плоскости, но опытному мрачуну он не требуется. Большинство мрачунов в первый раз видят призрака, созерцая рисунки на обоях. В книге, которая лежит у тебя на столе, это тоже написано. Итак, ты в первый раз увидел девочку-призрака в собственной комнате, разглядывая обои?

– Это был не призрак. Призрак не может… – Йока осекся и стиснул зубы, понимая, что неправ.

– Тебя разве никто этому не учил?

– Нет. Меня никто не учил.

– И снова ты лжешь. Для того чтобы увидеть призрака, мрачуну нужна инициация, толчок, который разбудит его способности. Я понимаю твое нежелание выдавать своего учителя, но повторю еще раз: лгать нельзя.

– Профессор Важан ничему меня не учил, только истории! А все почему-то его подозревают! И потом, он вовсе не мрачун!

– Йока, ты только что проговорился, – голос Мечена был сколь сладок, столь и фальшив. – Говоря об учителе, я вовсе не имел в виду профессора Важана. Я говорил об абстрактном учителе, который провел твою инициацию. Почему тебе пришло в голову, что я говорю о нем?

Йока прикусил язык. Действительно, почему он решил, что речь о Важане? Теперь, что бы он ни сказал, ему никто не поверит. Важан говорил, что лгать надо так, чтобы тебе поверили. Оказывается, и правду надо говорить так, чтобы тебе поверили…

– Я подумал о профессоре, во-первых, потому, что он мой учитель, во-вторых, его все в чем-то подозревают, а в третьих, это он дал мне книгу о мрачунах. Так вот, это не запрещенная книга, запрещенных книг нет у профессора Важана.