– Например?

– Присоединение Выморочных земель к владеньям Сизого Нетопыря. Целые деревни колдунов вокруг замка. Крепостной вал, охраняемые земли. Возрождение университета. Ну или хотя бы школа для мальчиков на пятнадцать человек… Библиотека.

– И что, Государю это не нравится?

– Это не нравится Храму. Впрочем, это не нравится и чудотворам, но им придется проглотить. А Храм резонно полагает, что колдуны в собственности знати, Государя и лавр сделают больше, чем все праздники на Лысой горке, вместе взятые. Чудотворы колеблются.

– Почему?

– Видишь ли, в отличие от храмовников они привыкли смотреть на десятилетия вперед, а колдуны в рабстве рано умирают, оставляют больное потомство, если вообще оставляют. Но в самом деле приносят гораздо больше силы, чем колдуны на свободе.

Волчок полюбил долгие разговоры со Змаем еще с тех пор, как тот учил его писать. Может быть, у Змая не было блеска Огненного Сокола, может быть, он не совершал подвигов и не искал славы – но он был… человеком. И Волчок уже понял: именно поэтому Огненный Сокол всегда будет брать над ним верх. Незачем было загонять четыре пары лошадей только для того, чтобы Волчка не заподозрили в измене. Так не делают! Так не делают те, кто хочет победить.

Змай не отдавал приказов, не умел. И так тоже не делают те, кто хочет победить.

Когда он сказал, что не может оставаться в Хстове, а Спаске пока лучше пожить здесь, Волчок снова почувствовал, как свет режет глаза и как бешено колотится сердце.

– Ей надо хотя бы два раза в неделю выходить за город, и я подумал, что если ее будет сопровождать гвардеец… – Змай посмотрел на Волчка, словно извиняясь.

– Да, конечно, – кивнул Волчок. – Ты не беспокойся.

– Ты понимаешь, что с тобой сделают, если поймут, кого и зачем ты водишь за стену?

– Я думаю, чтобы заглянуть ей в лицо, им придется меня убить.

– Ничего, они и издали догадаются, что Спаска колдунья, так что на легкую смерть можешь не рассчитывать, – усмехнулся Змай. – Поэтому ходите каждый раз в разные места, через разные ворота, когда вместе, а когда порознь. Я денег оставлю, чтобы ночью в город пропускали…

– Деньги я и без тебя найду.

Волчок долго не мог заснуть: то ли от мыслей о Спаске, то ли от того, что сердце снова выпрыгивало из груди. Уже перевалило за полночь, когда он решил спуститься в трактир, попить воды. И еще на лестнице услышал голоса в комнате под лестницей, которую занимала мамонька.

– Все, Змаюшка, хватит.

– Я скучал.

– Я знаю, как ты скучаешь. Может быть, в Млчане есть хоть одна деревня, где ты ни с кем не любился?

– Наверняка есть.

Волчок усмехнулся про себя и пошел дальше – только голоса все равно были слышны.

– Чему дочку-то учишь, а? Кобелина? Она же все видит.

– Она маленькая еще. Не понимает.

– Чего? Ты как дитя! Ей замуж скоро.

– Раньше шестнадцати не отдам.

– Смотри, она и без тебя разберется. У них это быстро. Вот чем ты думал, когда с молодым пригожим парнем ее за стену отправлял? А он ей глянулся, между прочим. Видный парень-то.

– Да ну, она Славуша любит. Она сама мне говорила.

– Мало ли что она тебе три года назад говорила! Я-то не ослепла еще. Уж так она глядела на него, так переживала…

– Жалела просто. Да и Волче не дурак же, понимает, что она дитя.

– Это тебе она дитя. А я в ее годы уже на сносях была. Выросла дочка-то, Змаюшка, а ты и не заметил.

– Так чего, может, ей сережки купить?

– Тьфу, балбес!

Волчок посмеялся себе под нос, зачерпнул воды и пошел наверх.

А на следующий день Змай в самом деле принес Спаске сережки. Волчок спустился вниз, чтобы встретить Змая, – она была на кухне.

– Кроха, я тут тебе сережки купил. – Он остановился на пороге кухни, привалившись плечом к косяку. – Это хорошие сережки, белое золото и сапфиры. И это, слушай… Может, тебе надо платьев других?

– Татка, ты такой смешной. – Она улыбнулась. – У меня есть платья.

– Ты бы еще бриллиантов по лоту ей в уши повесил! – сунулась мамонька. – Чтобы точно вместе с ушами оторвали!

– Да нет, тут маленькие камушки… По три грана всего… – смущенно ответил Змай.

На службу Волчок вышел на седьмой день, как и полагалось. Пятый легат встретил его с радостью и вывалил на стол ворох неразобранных бумаг. Волчок беспокоился, что не успеет до вечера разгрести все, что накопилось за неделю, а уйти очень хотелось не позже семи – Змай уехал, и Спаске нужно было выйти за город. Волчок со Змаем договорились, что это будет три раза в неделю. Волчок бы водил ее за город хоть каждый день: насколько он понял, Спаска отличалась от других колдунов и в замке еженощно бывала в межмирье. Но Змай сказал, что это слишком рискованно, а Волчку хотя бы иногда надо спать.

Через час в канцелярию заглянул Огненный Сокол.

– Я знал, что ты не виноват, – начал он как ни в чем не бывало и присел на край стола. – Но я должен был проверить.

– Я понимаю, – ответил Волчок. – Должность у меня такая.

– Ты молодец, хорошо держался.

– Я же знал, что не виноват, – пожал плечами Волчок и отложил в сторону не отмеченный в списках донос. – А Особый легион – не служба дознания, чтобы верить самооговору.

– Тебе не надоело в бумагах ковыряться?

– Нет. – Волчок поднял голову. – Здесь тепло, сухо и чисто. И пятый легат меня ценит.

– А когда-то о подвигах мечтал. – Капитан усмехнулся.

– Это было давно.

– Послушай, но ведь башня Правосудия – самое грязное место во всей гвардии, ты не находишь?

– Я промолчу.

Огненный Сокол расхохотался. В ответ на его смех из палаты Законности выглянул пятый легат.

– Знатуш, если ты ищешь самое грязное место в гвардии, загляни в нужник при казарме. А мы здесь занимаемся проверкой законности всей службы Правосудия.

– Не смеши меня. Вон в том шкафу лежит три десятка печатей с гербами, а твой секретарь – мастер по подделке почерков и подписей. Я думаю, вы тут занимаетесь не проверкой законности, а подгонкой под законность. И, заметь, меня как капитана Особого легиона это может заинтересовать.

– Это вовсе не означает, что я отдам тебе своего секретаря. Пользоваться пользуйся, но в следующий раз не забудь получить мое разрешение на его арест.

– Никакого ареста не было. Парню за особые заслуги перед гвардией дали неделю отпуска. – Огненный Сокол снова рассмеялся.

– Когда-нибудь я с особенным удовольствием займусь проверкой твоей бригады, Знатуш.

Пятый легат закрыл за собой дверь.

– Ты понял насчет ареста? – вполголоса спросил капитан.

– Да, конечно. Перебрал храбрости – с кем не бывает, – ответил Волчок.

– Сегодня к восьми вечера приходи в «Сыч и Сом». У меня есть к тебе разговор.

Волчок кивнул, и только когда Огненный Сокол слез со стола и вышел за дверь, жахнул кулаком по подлокотнику и прокатил желваки по скулам: в восемь вечера закрывались ворота, Спаске надо было выйти из города раньше. Но, право, не говорить же капитану, что у него вечером свидание с девушкой.

Волчок торопился закончить с бумагами и не пошел обедать, поэтому к вечеру сильно проголодался. Вообще-то «Сыч и Сом» был ему не по карману – туда ходили гвардейцы посолидней. Этот трактир помнил времена Айды Очена, и поговаривали, будто Айда Очен в самом деле заглядывал сюда (хотя в Свидениях об этом не было ни слова), наверное, поэтому цены тут так кусались.

Волчок зашел в трактир с боем часов на Оленьей башне, откинул мокрый капюшон и огляделся. В трактире было шумно и людно – и большинство посетителей имели капитанские кокарды. Трактирщик кинул на него недобрый взгляд (словно пересчитывая деньги в кошельке) и вопросительно посмотрел на вышибалу у дверей. Тот нехотя повернулся к Волчку и спросил:

– Желтый Линь?

Волчок кивнул.

– Поднимайся наверх, тебя ждут. Третья дверь налево, и смотри не перепутай.