Градко остановился, давая глазам привыкнуть к темноте, и вскоре Волчок разглядел очертания двухъярусных топчанов вдоль стен и посередине – возле одного из них стояла лампа с прикрученным фитилем, света не давала, но огонек яркой капелькой блестел в темноте. Колдуны спали, похрапывая, кто-то ворочался во сне – звуков было много. Градко двинулся вперед, всматриваясь в лица на топчанах, а Волчок не мог оторвать взгляд от камня в его правой руке. Неужели Градко сможет это сделать? Наверное, сможет. На улице Фонарей такие по два грана за штуку… Некстати вспомнились младенцы с ожогами на лицах. Градко сможет. Волчок снова зажмурился – напрасно: перед закрытыми глазами вдруг появилось лицо Змая, на секунду искаженное страхом. Какое-то еще движение почудилось в темноте, когда Волчок резко распахнул глаза, странное и пугающее движение. И тихий, зловещий шорох. Но Волчок уже не думал об опасности – шагнул в сторону, точно зная, что за этим последует.

С грохотом опрокинулось пустое ведро, Градко отпрыгнул назад. Сразу трое колдунов вскочили с постелей, вспыхнула лампа с прикрученным фитилем, и последним, что увидел Волчок в землянке, прежде чем Муравуш выволок его на горку, была большая змея, обвившая стойку топчана – того, к которому в темноте приближался Градко.

Да, переполох поднялся громкий, но никто не успел задержать гвардейцев Особого легиона. С горки сбежали быстро, углубились в лес, путая следы, и уже спокойно, в темноте вернулись к подножью Змеючьего гребня. А когда между ними и Лысой горкой поднялась гряда камней, Муравуш ухватил Волчка за грудки и встряхнул, шипя в лицо:

– Я тебе говорил, что у меня рука тяжелая?

Но тяжелую руку Муравуша неожиданно перехватил Градко.

– Пусти его. Не знаю, нарочно или нет, но он мне жизнь спас. Если бы не это ведро, еще один шаг – и все.

– Какую жизнь? Чего мелешь? – Муравуш выпустил плащ Волчка и оттолкнул того в сторону.

– Правда про змею. Я ее хорошо разглядел – видел таких в Кине. От ее укуса умирают за пять минут в страшных мучениях.

– А ты что, змею в темноте увидел? – накинулся на Волчка Муравуш.

– Я увидел, как что-то шевельнулось. И испугался, – ответил Волчок, не моргнув глазом.

– Он мог увидеть, – сказал Градко. – Там лампа стояла притушенная. Он мог и не сообразить, почувствовать просто. В общем… Хорошо, что он испугался.

Огненный Сокол кивнул, выслушав рассказ Градко. Но Волчку показалось, он все понял. Потому что похлопал Волчка по плечу и сказал:

– Я посмотрю на тебя через год. Когда ты разучишься думать над приказом. И, поверь мне, это будет очень полезно.

Если бы не солнечный рассвет, Волчок, наверное, расплакался бы от обиды.

– Четвертого апреля четыреста двадцать второго года колдуны обеспечили колоссальный сброс энергии. Эта акция нужна была обоим мирам. И все негативные последствия этой акции – на совести кураторов Млчаны. На вашей совести, Красен. – Инда не хотел никого обвинять, но с каждым словом Красена все больше и больше ужасался развернувшейся перед ним картине. Это – преддверие краха.

– А я и не снимаю с себя ответственности. Однако не наши недоработки привели к недовольству Храма, а наша стратегия, которую разрабатывают не кураторы, а аналитики.

– Ладно, ладно… Я кинул камень в ваш огород, вы – в мой, – невесело усмехнулся Инда. – Давайте дальше, по порядку.

– Подготовкой к переговорам с Чернокнижником занимался Явлен, он же и принимал участие в самой встрече. В отличие от храмовников, Чернокнижник неплохо представляет себе энергетическую модель двух миров, это один из образованнейших людей своего мира. Я сомневался, что он вообще захочет встретиться с нами, тем более в Хстове, – я бы на его месте подобное приглашение расценил как ловушку. То ли у него есть хороший осведомитель в самых высоких кругах, то ли он просто рискнул и не проиграл.

– Осведомитель в высоких кругах… Это возможно.

– А еще наши договоренности чуть не сорвались из-за опытов Исида.

– Вы знаете об опытах Исида? – Инда был удивлен. Он сам услышал о них не более двух месяцев назад, а узнал, в чем они состоят, только во время последней поездки.

– Да, Прата Сребрян докладывал об этом и мне, и в Тайничную башню – на праздник четырех четверок из Кины привезли это несчастное существо, которое стало жертвой ламиктандрийских ученых. Не подумайте, что я сентиментален, но и Прата Сребрян, и я, и даже Явлен – мы были поражены жестокостью этих опытов. Мне потом довелось увидеть так называемых «кинских мальчиков», уже в Лицце, и я до сих пор не могу забыть этих существ, у меня и сейчас мороз бежит по коже… И если бы Чернокнижник в ответ на известия из Кины разорвал соглашение с нами, я бы не удивился. Да, мне бы пришлось отдать распоряжение стрелять в колдунов на Лысой горке, но я бы понял их желание отомстить. Кстати, зачастую именно желание мстить приводит к нападениям колдунов на глупых духов.

Инда посмотрел в глаза куратору Млчаны и вдруг подумал, что тот бы не отдал распоряжения стрелять… Нет, Красена нельзя назвать предателем, он хорошо выполняет свою работу, вряд ли он хоть что-нибудь делает в ущерб чудотворам и Обитаемому миру, но… Он не жалеет людей Исподнего мира – он им сочувствует. Он более защитник Исподнего мира, чем своего собственного. И в свете расчетов сказочника это не так уж плохо…

– Скажите, а как Чернокнижник относится к змеям? – Инда спросил об этом наудачу – и снова угадал.

– Вы что-то слышали о Чернокнижнике? – удивился Красен. – Раньше я считал, что молва напрасно приписывает Чернокнижнику любовь к змеям, но впоследствии убедился, что он сам создает подобные слухи – видимо, для поддержания определенной репутации. Кстати, на переговоры третьего марта он явился с огромной змеей на шее, которая при ближайшем рассмотрении оказалась безобидным желтобрюхим полозом: змеей крупной, агрессивной, но неядовитой. Вообще-то змею приручить нельзя, но Явлен сказал, что Чернокнижник обращался с ней мастерски.

Инда прищурился: желтобрюхий полоз на шее самого знатного колдуна Млчаны… Значит, сказочник в самом деле не проходимец.

– Говорят, что Чернокнижник на ночь кладет в свою постель ядовитую змею, и я бы первый посмеялся над этими слухами, но однажды мне довелось убедиться, что это не просто выдумка. Во время выполнения одной из операций двое гвардейцев в землянке Чернокнижника действительно столкнулись с ядовитой змеей. И, по их описанию, это был вовсе не безобидный желтобрюх, а кинский пестрый аспид – змея смертельно опасная.

Вряд ли хоть один здравомыслящий человек, будь он трижды заклинателем змей, положит аспида себе в постель. Или заснет в одной комнате с такой тварью, если она не заперта в надежном месте. Значит, и здесь оборотень…

– Может, гвардейцы это выдумали нарочно?

– Нет, одному из этих гвардейцев можно безусловно доверять. Кроме того, Чернокнижник держит в замке гадючий питомник для сбора яда, и эти слухи более похожи на правду, хотя я их не проверял. Змеиный яд – одно из средств, которое лечит колдунов от воздействия солнечных камней.

Превратиться в гадюку, чтобы Чернокнижник мог взять у той яд для изготовления лекарства? Инда несколько секунд обдумывал предположение, а потом не выдержал и расхохотался. И смеялся долго, не в силах остановиться – над самим собой, над нелепым предположением, над тем, кто называет себя богом Исподнего мира… Красен посмотрел на него с недоумением, Инда же не смог выговорить ни слова, стряхивая слезинки с глаз. Это нервы, бессонная ночь, пережитое накануне напряжение… А мысль шла дальше: кобра – пестрый аспид. Операция гвардейцев. Нет, вряд ли оборотень служит личным телохранителем у Чернокнижника. Чернокнижнику был предназначен желтобрюхий полоз, бутафория, по сути.

Красен налил воды из графина в стакан и протянул Инде через столик, Инда кивнул и сделал несколько глотков, едва не поперхнувшись.

– Спасибо, – наконец выговорил он. – Не обращайте внимания. А что за операцию выполняли гвардейцы, когда наткнулись на аспида?