«Ты не привык к легкости бытия. Ты продолжаешь считать себя человеком, чем-то обязанным другим людям, я же уверяю тебя – ты никому ничего не должен, ты свободен, ты выше всех!» – голос из глубины межмирья словно отвечал на ее вопрос. И ему вторил другой:

«Мне бы хотелось только одного: чтобы ты просто немного поумнел. Чтобы разум, а не страсти управляли тобой. Чтобы ты поднялся на ступеньку вверх и взглянул на мир и его устройство беспристрастным взором бога, а не замутненными моралью глазами человека».

«Это бессмертие! Могущество!» – Многократное эхо растворило слова в гуле межмирья.

– Видал? – отец вымученно улыбнулся Чернокнижнику. – Все видали? Завтра.

– Змай, не говори ерунды, надо все подготовить, – забубнил Милуш.

– Я сказал – завтра! – Отец вскинул голову. – И не днем позже. Я слишком долго ждал.

– Поэтому ты хочешь все испортить?

– Старый конь борозды не испортит, – ответил отец со смехом. – Завтра чудотворы зажгут прожектора вдоль всего Беспросветного леса.

– Зачем тебе это? – удивился Славуш.

– Хочу, чтобы мое появление хорошо освещалось, – усмехнулся отец.

– У них есть оружие, называется фотонный усилитель, – ответил Славушу Чернокнижник. – Они не смогут одновременно и жечь свет, и стрелять красными лучами.

Отец был весел и возбужден: то смеялся, то кусал губы и замолкал, то снова оживал и снова смеялся. Он потирал руки, шумно сглатывал, иногда взгляд его останавливался, вперившись в даль. Он не спал всю ночь – не мог уснуть. И Спаска не спала тоже – смотрела на Змеючий гребень, сидя на пороге каменной клетушки, где они заночевали.

Утром Милуш ушел на Лысую горку и забрал с собой Славуша – готовиться к празднику. Спаска и хотела бы пойти с ними, но не нашла предлога. Да и смысла в этом было очень мало. И оставить отца в одиночестве она не могла.

– Гвардейцы сейчас спят, – с улыбкой сказал ей отец, присаживаясь рядом. – Им всю ночь стоять с арбалетами в руках и целиться в колдунов.

– А что такое фотонный усилитель? – спросила Спаска.

– Это оружие, которое собирает свет в столь тонкий и плотный пучок, что он может насквозь прожигать камни.

– Свет? Прожигать камни?

– Если бы сейчас на небе было солнце, я бы тебе показал, как это просто. А пока можешь мне поверить.

Спаска вдруг представила бесконечный луч света, который прожигает все, к чему прикасается, и ей стало страшно. Милуш сказал: красный луч.

– И… И чудотворы будут светить им в тебя?

– Ну, не совсем в меня и не совсем светить… Скорей, стрелять, как из лука. Не бойся, у змея крепкая шкура.

– Крепче камня?

– Даже не знаю. Почти. Не переживай. Я потреплю их сильней, чем они меня. Наконец-то я доберусь до их проклятых прожекторов! Они надолго запомнят Темного бога Исподнего мира!

– А что такое прожектора?

– Это солнечный камень перед вогнутым зеркалом – зеркало собирает и направляет свет.

Спаска передернула плечами, представив, как ужасны желтые лучи, отраженные от зеркала.

– А потом? Что будет потом?

– А потом я останусь на время в Верхнем мире. Знаешь, как меня называют добрые духи? Охранитель. Мне нравится, а тебе?

– А кого ты будешь охранять?

– Вечного Бродягу, конечно.

Он посмеивался, храбрился и хвастался, но Спаска чувствовала его волнение и даже страх. Нет, не перед красными лучами, их отец совсем не боялся. Он боялся, что что-нибудь пойдет не так.

– Татка, тебе надо поспать. Ты совсем изведешься за день.

– Да я бы и рад. Не могу. Не уснуть.

– А ты поешь и ляг. Я огонь разведу, ты согреешься и уснешь.

– Не хочу я есть, не могу – кусок не идет в горло.

– А ты через не могу поешь.

Спаска оказалась права: отец уснул – его разморило от еды и тепла. И она, конечно, посидела рядом с ним некоторое время, боясь громко вздохнуть. А потом выбралась из каменной клетушки на болото, глядя в сторону Змеючьего гребня на горизонте, и пошла к Лысой горке – сердце стучало так, что перехватывало дыхание.

Темный бог Исподнего мира издали почувствовал приближение мальчика: тот был осторожен и ни разу не вышел из тени кустов и деревьев. Ему помогал влажный полог предрассветного тумана. Но щитомордник видит не только глазами, в отличие от чудотворов, окруживших усадьбу.

Конечно, они догадывались, с какой стороны мальчик подойдет к ограде: там, где не надо пересекать открытое пространство, со стороны левого берега реки, поросшего ольхой. Но и Темный бог, занимая позицию, предполагал именно это. Он не слышал первых оглушительных птичьих трелей, но видел сгустки тепла, снующие по ветвям над его головой, – птицы в своей неуемной радости от встречи с солнцем прикроют мальчика.

Щитомордник хорошо видит тепло, а гюрза в случае чего окажет сильное сопротивление – она мягко обвила ногу чудотвора в тот миг, когда тот собирался повернуть голову в сторону шороха листьев сирени, – мальчик подпрыгнул и уцепился руками за верхнюю поперечину ограды. Чудотвор замер, тело его стало ощутимо холодней, вибрация раздражила змею, но не напугала. Мудрость змеи чувственна и безотчетна: ощущение безраздельной власти над огромным теплокровным существом лживо и не приносит удовлетворения. Не более минуты гюрза ловила исходившие от жертвы волны ужаса – осязаемые дремучим бессознательным, подсказывающие напасть и победить. Сильное тело было готово сжаться пружиной, но чудотвор не заметил мальчика, и Темный бог, обернувшись зеленой ящеркой, ушел в траву – пусть бедняга думает о бессоннице и предрассветных видениях.

В густом тумане звуки обманчивы, их много, они непонятны: если кто-то и слышал шаги мальчика, то не угадал их. Птичий хор трещал, свистел и чирикал ему вслед.

* * *

Йока вышел от Маленов поздней ночью, когда стихла суета в поселке и на несколько часов стемнело. Видна Маленка рассказала ему, как безопасней добраться до Важана: главное, не ходить ни вдоль реки, ни по дороге. И не являться в усадьбу через ворота. Дмита Мален подарил ему лунный камень – небольшой, чтобы можно было унести в кармане.

Йока добрался до усадьбы к рассвету, перелез через ограду там, где сирень росла гуще всего, прошел через парк и очень удивился, когда увидел свет в окне особняка. Он хотел кинуть камушек в стекло, но передумал и решил сначала туда заглянуть. Окно было высоким, пришлось карабкаться по острым и скользким выступам черных камней, но Йока не пожалел, что это сделал: там, в библиотеке, рядом с профессором Важаном он увидел Инду Хладана.

Йока скатился вниз и прижался к стене дома: вдруг и вокруг особняка его караулят чудотворы? Но в ту же секунду кто-то крепко взял его за руку: от испуга он едва не вскрикнул.

– Тихо, – шепнул ему Цапа Дымлен. – Тихо, господин Йелен. Пойдем.

Они зашли в особняк со стороны площадки для пикников, после чего поднялись по черной лестнице чуть ли не на самый верх.

– Ну вот, – Цапа вздохнул с облегчением, – здесь можно говорить вслух. Приветствую вас в доме профессора Важана. Это комната для гостей.

Он распахнул дверь и пропустил Йоку вперед, зажигая солнечные камни: комната для гостей была размером с залу в доме Маленов. В алькове стояла кровать под пологом, рядом – трельяж и роскошный резной комод (в нем бы поместилась вся тайная комнатка Маленов). Бюро, сервант, круглый столик с креслами вокруг. И пуф – мягкий пуф на ковре возле кровати.

– Это вход в туалет и в ванную. Здесь и над кроватью – звонок для вызова прислуги. Тут за шторой – балкон, но выходить на него пока не стоит. Кстати, шторы вообще не пропускают света, но в ближайшие несколько часов я бы не рекомендовал до них дотрагиваться. Вы, наверное, устали, господин Йелен? Предлагаю вам умыться и лечь отдыхать. Я пришлю дворецкого, он посмотрит, что с вашей ногой. Здесь вам ничто не угрожает, можете спокойно спать хоть до вечера.