Лицо мальчишки не изменилось. Впрочем, он знал, что жизнь ему сохранят в любом случае – уж об этом Важан не мог ему не сказать.

– При этом ты можешь не рассчитывать на своих новых друзей-мрачунов. Твой Охранитель был убит в Исподнем мире три дня назад…

– Неправда! – Парень вскочил. – Ты нарочно мне лжешь!

Дверь тут же распахнулась настежь, оба чудотвора шагнули внутрь, но Инда махнул рукой, чтобы они убирались.

– Я не лгу, но и представлять тебе доказательств не собираюсь. Можешь мне не верить, если тебе так больше нравится, это ничего не меняет. Однако поясню, как это произошло, чтобы ты не строил напрасных иллюзий. Дело в том, что твой Охранитель поклялся когда-то, что не явится Исподнему миру в облике чудовища. Он хотел быть чудовищем только для нашего мира, но не для своего. Он выполнил клятву, но поплатился за это жизнью: был убит случайным выстрелом, в человеческом обличье. Не потребовалось ни фотонного усилителя, ни целой армии чудотворов – одной стрелы оказалось достаточно.

– Это ложь… – Парень поджал губы.

– Можешь думать, что это ложь. Твой новый друг Коста, раненный в живот, скончался в больнице два часа назад, перед этим рассказав, где находится деревянный домик вблизи свода, в котором сейчас живет профессор Важан.

Инда блефовал, тщательно подбирая слова. Коста на самом деле скончался – это им со Страстаном сообщили в Брезене, – но ни о каком домике он, к сожалению, не рассказал. Инда мог лишь предполагать, что Важан будет скрываться вблизи свода и домик в лесу скорей выстроит заново, чем займет уже существующий. А быстро и незаметно выстроить в лесу можно лишь деревянный домик.

Йелен промолчал. Он и хотел бы в это не верить, но поверил – и это придавило его гораздо сильней, Инда хорошо умел читать мысли на чужих лицах. Страстан прав: чувство вины – сильнодействующее средство.

– В результате вашего нападения на колонию было серьезно ранено двадцать семь детей. Кто из них умрет, а кто останется в живых – еще неизвестно, – безжалостно продолжил Инда. – Ты слышишь крики за окном? Это на плацу бьют тех, кто принял участие в бунте. Можешь обвинять в этом жестоких чудотворов, но всякое действие рождает противодействие. И в Брезенской колонии содержатся не невинные жертвы, а опасные преступники, такие же, как ты. Человек, которого ты ударил, даже больше чем мертв. Ты хуже убийцы, Йока, как и всякий мрачун, применяющий свои способности против людей. И это не шутки и не детские игры. Мне безразлично, какую справедливость ты при этом защищал. У тебя нет прав лишать людей жизни и рассудка, поэтому ты останешься здесь.

Парень молчал и не смотрел в глаза, но не чувствовал себя уверенным. Теперь можно было переходить к главному.

– Тебе успели внушить твою исключительность. Тебе успели рассказать о несправедливостях этого мира – манипулировать подростком нетрудно. Но тебе, наверное, также сообщили, что любой твой выброс энергии в Исподний мир полезен и нашему миру, и Исподнему. Так?

– Мной никто не пытался манипулировать. – Он вскинул взгляд. Ненадолго.

– Мне это безразлично. Да или нет? Знаешь ли ты о том, что твоя энергия несет пользу обоим мирам?

– Да, – ответил парень, пряча глаза.

– Так постарайся принести эту пользу. – Инда поднялся. – Но учти, что твоей вины это не искупает.

Хорошее окончание – Инда был доволен собой, направляясь к двери.

– Ты ехал сюда, чтобы прочесть мне лекцию? – неожиданно кинул Йелен ему в спину.

Инда остановился и медленно обернулся, подбирая нужные слова и интонацию, – Приор снова оказался прав, когда говорил: «Он противопоставит тебе – лично тебе – свою гордость и независимость».

– Я приехал посмотреть тебе в глаза.

«И понять, Враг передо мной или обманутый подросток», – закончил Инда про себя. Нет, пока еще не Враг. Но уже – вражонок. Не настолько наивный, чтобы быть обманутым, но и не настолько искушенный, чтобы не опираться на чужое мнение.

Пожалуй, Приор принял верное решение – Инда бы не справился с мальчишкой. Слишком трудно постоянно пребывать в напряжении. Пусть воспитанием займутся «профессионалы», которым это доставляет удовольствие.

Сказанье о прекрасной Нежинке[40]

На землях Цитадели, среди пронизанных солнечным светом лесов, жила когда-то прекрасная Нежинка. Там, где ее легкие ноги касались земли, цвели цветы и выше поднимались травы; ей на руки без страха садились птицы, а дикие звери покорно склоняли перед нею головы. И люди, заслышав ее радостный смех, становились добрей и сердечней. Много славных воинов хотели взять ее в жены, однако Нежинка не спешила сделать выбор, любя весь мир: звон ручьев, шорох колосьев, детские голоса, синеву небес и бескрайнюю белизну зимних снегов.

Но наступили горькие дни – опять война пришла на землю Цитадели. Бряцало оружие, заглушая звон ручьев, кровь вместо дождей питала поля, не зарницы, а зарева пожаров брезжили по ночам на небесах. Враг топтал налитые колосья, и с боем отступало ополчение в крепость. А после смертельной схватки увидала Нежинка раненого воина, в беспамятстве истекавшего кровью, – укрыла его от врагов, перевязала жаркие раны. И ныло доброе девичье сердце от чужой муки, и билось в восхищении мужской храбростью и силой – брошенный жребий настиг прекрасную Нежинку, и не было теперь для нее другой любви, кроме любви к мужчине.

Недолгим было счастье – исцеленный ее добрыми руками, воин снова ушел сражаться. Темными стали ее дни и долгими ночи, но каждый вечер выходила она на дорогу и прислушивалась – не стучат ли копыта его коня? И смотрела вдаль – не покажется ли долгожданный всадник? А когда ночь накрывала землю черным звездным пологом, возвращалась домой и зажигала свечу у окна, чтобы не сбился с пути ее единственный. Давно возвратились домой воины, защищавшие крепость, давно покинул землю коварный враг, а Нежинка все ждала и ждала возлюбленного, живого или мертвого, звала его и заклинала вернуться.

Но вот однажды глухой полночью дунул в дверь недобрый ветер, погасил свечу, и услыхала Нежинка дрожь земли под копытами коня – внял заклятьям ее желанный, примчался на зов, и храпел под ним могучий конь, и поднимался вкруг него ветер, и шумел лес, и месяц ушел в тучи… Без страха встретила любимого Нежинка, обняла его, когда он поднял ее на коня, и не спросила, куда лежит их путь.

Мчались они сквозь черную ночь без дорог, по лугам и дубравам: стелилась трава под ветром, кричали в испуге ночные птицы, и лесные звери уходили с их пути. Стрелой летел могучий конь, одним махом одолевал глубокие овраги, не вяз в болотных топях; и торопил коня всадник-мертвец, прижимая к себе прекрасную Нежинку.

Зардела на восходе тусклая заря, затемь сменила тьму, и в полумгле успокоился ветер, заскулил в отдаленье тоскливо и тихо. Спешился всадник перед разверстой могилой, взял на руки Нежинку и понес на холодное брачное ложе, уготованное им в сырой земле.

Осада Цитадели затянулась до Долгих ночей, и понятно было, что вот-вот первый легат даст приказ отойти: Черная крепость неприступна, богатые окрестные земли разграблены, того и гляди ударят лютые морозы. Но приказа все не было и не было, ополчение начинало роптать, гвардейцы маялись от безделья, и только наемники помалкивали и подсчитывали золотые лоты, что получат за этот бесславный поход.