Под ноги Младу, шедшему впереди, со стуком упала широкая доска толщиной в полтора вершка.

- Чего делаешь-то? - крикнул кто-то из новгородцев из-за спины Млада.

- Закрыты ворота! - огрызнулись сверху. - Не видите - закрыты!

- А ты их открой! - посоветовал новгородец.

- Я плотник, а не привратник.

- А ну кончай стучать! - гаркнул сопровождавший их дружинник. - Куда торопитесь-то? Людей пропустите!

- Ребята, годи стучать! - тут же крикнул своим несговорчивый плотник. - Ватагу пропустим.

Вскоре распахнулась низкая дверь с правого бока башни, открывая проход через узкий лаз в крепостной стене, - волокуши с ранеными пришлось переносить на руках. Дружинник забрал черного коня и поскакал в объезд, к неудовольствию новгородцев, уверенных, что теперь конь точно достанется псковскому князю.

Псковская крепость, в отличие от новгородского детинца, обходила весь город четырьмя каменными поясами, и кром занимал в ней только небольшой уголок. Млад смотрел по сторонам: крыши домов в опасной близости от крепостных стен поливали водой, и постепенно они обрастали льдом - чтобы ни раскаленные ядра, ни горящие стрелы не смогли поджечь дерева. Никто не знал, с какой стороны ландмаршал нанесет основной удар, и по дороге к расположению новгородцев Млад разглядел строительство трех захабов.

Новгородцев разместили в Окольном городе, между Полевой и Лужской башнями; студентам достался недостроенный терем напротив невысокой Сокольей башни и четыре избы вокруг него. Раненым выделили каменные палаты: псковский посадник вместе с семьей перебрался в кром и отдал свое богатое жилище ополчению - в знак признательности.

Со времен своего бесславного похода на татар Млад избегал появляться в лечебницах: слишком крепко отпечаталась в памяти помощь отцу и ночные мороки, полные крови и чужих страданий. Но на этот раз ему пришлось самому отправиться в палаты посадника - двадцать семь раненых студентов надо было передать на руки врачам.

Богатство псковского посадника не шло ни в какое сравнение с нарочитой роскошью новгородских бояр: за толстыми, почти крепостными стенами Млад насчитал всего шесть палат. Челядь жила в трех маленьких деревянных избах; во дворе, огороженном белой стеной, стояли кузница, конюшня и амбар.

В палатах было тепло, даже жарко, и довольно светло: под сводами потолка висели светильники с множеством свеч, чад от которых потихоньку сползал к окнам. Стены украшал тонкий светлый рисунок, и наскоро сколоченные нары с соломенными тюфяками, расставленные в несколько рядов, не вязались с его изысканностью. Пахло кровью, потом, рвотой и нечистотами, и слабый запах лекарств не мог перебить душного зловония.

Раненые оглянулись, когда Млад перешел через порог шириной в добрую сажень.

- Кто тут главный? - спросил он, замявшись и стараясь не глядеть по сторонам.

- Дальше иди, - кивнул ему пожилой ополченец без руки, сидевший на нарах.

Млад с трудом протиснулся через узкий проход, но и там врача не было. Только в третьей палате он увидел его - в самом дальнем углу. Врач на вид был его ровесником, высоким и широкоплечим, больше напоминавшим опытного воина, чем целителя.

- Мы раненых привезли… - сказал Млад в ответ на его вопросительный взгляд.

- Еще? Похоже, кузницу тоже под лечебницу переделывать придется… Много?

- Двадцать семь. Почти все - студенты.

- Тяжелые?

- Те, кто сам идти не может.

- Сейчас. Погодите немного. Посмотрим.

- Зыба, что там? - раздался сонный голос из-за деревянной загородки, по-видимому, сколоченной вместе с нарами.

- Раненых привезли. Посмотришь?

- Посмотрю. Пусть подождут немного, - голос показался Младу удивительно знакомым.

- Бать, это ты, что ли? - не удержавшись, спросил он громко и тут же в испуге прикрыл рот рукой: врач вскинул на него удивленный и недовольный взгляд.

Отец вышел из-за загородки сразу - в исподнем, протирая глаза.

- Лютик… - лицо его на миг исказилось. - Живой… А мне сказали, ты под Изборском остался…

- Здорово, бать… - словно извиняясь, сказал Млад. - Я не остался… Мы раненых тащили, отстали просто.

- Ну иди сюда, я хоть обниму тебя, - отец закусил губу. - Я чувствовал. Я знал, что с тобой все хорошо… Эх, Лютик… Знакомься, Зыба: Млад Мстиславич Ветров, знаменитый на весь Новгород волхв. Жив-здоров, как видишь.

Тихомиров встретил Млада не так радостно, как отец.

- Не знаю я, Мстиславич, что с тобой делать. Мало того, что сотня твоя ни во что твои приказы не ставит, ты и сам им под стать.

- Мы вынесли двадцать семь раненых, - ответил Млад угрюмо.

- А толку? Что в этом толку? Теперь на двадцать семь бесполезных ртов в осажденном городе будет больше. Только и всего.

- Их бы затоптали, - Млад опустил голову.

- Да. Но мы не в салки тут играем. И неважно, кто из нас больше прав, - ты или я. Я тоже не чудовище, я тоже согласен, что бросать раненых стыдно. Но я приказал отступать, а ты что сделал?

- А почему ты не приказал подобрать раненых? - вскинул глаза Млад. - Если считаешь, что бросать их стыдно?

- Потому что я думал о живых и здоровых, о тех, кто дойдет до Пскова и встанет на его стены, а не ляжет в посадничьих палатах. Если бы я приказал подобрать раненых, ты бы сейчас отвечал, почему подобрал не всех! Если бы было кому отвечать, конечно. А скорей всего, ты бы сейчас с прадедами ручкался, как и три четверти твоей сотни! Иди. Доложишь о потерях.

- Погоди, - вздохнул Млад. - Мне надо отправить письмо в Новгород.

- Всем надо отправить письма в Новгород, - проворчал Тихомиров, - ко мне уже раз пятьдесят подходили.

Млад сжал губы - неужели у него ничего не получится?

- Понимаешь, мне не просто так надо… Мне надо отправить письмо главному дознавателю, Родомилу Вернигоре. Это важно.

Тихомиров озадаченно цыкнул зубом:

- Попробуем. Если это действительно важно. Я думал с обозом письма отправить, но тебе, наверное, надо быстрей… Завтра на рассвете обоз с ранеными выйдет в Новгород, но, я думаю, доберется туда только через семь дней. Так что надо с князем поговорить, его гонцы каждый день туда-сюда отправляются.

- Пусть будет с обозом, - кивнул Млад, - не надо тревожить князя. Главное, чтобы точно дошло по назначению.

Войско ландмаршала Волдхара вон Золингена подошло к стенам Пскова через четверо суток - к его появлению на Великой реке взорвали аршинный слой льда, отсрочив подход врага к стенам не меньше чем на день. Из соседних деревень за стены шли и шли люди, забирая с собой скот и запасы продовольствия, сжигая свои дома, чтобы они не достались врагам: ландмаршал пришел на пустую, выжженную и промерзшую землю. Ему дорого обошлось строительство укреплений - он намеревался штурмовать Псков с юга, там, где размещалась самая низкая и самая длинная стена, где башни стояли реже, чем в Запсковье и со стороны Великой: численное превосходство давало ему такую возможность. Но пушки с этой стены били не хуже, чем с любой другой.

Из сотни Млада в строю осталось пятьдесят пять человек, двенадцать раненых отправились в Новгород с обозом, трое собирались поправиться и вернуться в строй, еще двое были так плохи, что их побоялись отправлять в семидневное путешествие по Шелони. Двадцать восемь навсегда остались под Изборском…

Через две недели пришел ответ от Вернигоры - на этот раз его доставил княжеский гонец, который привез тяжелую весть: основные силы новгородского ополчения не придут на помощь псковичам - Великий князь Литовский объявил Руси войну и двинулся ни много ни мало на Киев. Османская империя заключила союз с крымским ханом и Литвой, и татарская конница с поддержкой турок идет на Киев с другой стороны.

Вернигора звал Млада в Новгород, как только появится возможность покинуть осажденный Псков. Он нашел однорукого кудесника, и нашел его действительно в Белоозере - старику исполнилось сто шесть лет, и новгородские волхвы, конечно, отправились за ним, но никто из них не верил, что им удастся сдвинуть его с места: старец удалился от людей двадцать лет назад и появлялся в городе раз в год, в дни летнего солнцестояния. Никто не знал его силы, которая могла возрасти за эти двадцать лет уединения, но когда-то он считался одним из самых сильных волхвов на Руси.