Сутки давно должны были кончиться… Очень давно… Йока и представить себе не мог, в какую бесконечность способно вытянуться время. Нет, он не хотел выйти. Он боялся выйти, он не хотел никого видеть: ни презрительные, ни сочувствующие взгляды были ему не нужны. Он успел раз десять поклясться самому себе, что не будет больше бояться, что любую боль можно перетерпеть, что он на самом деле убьет Мечена, как только между ними не окажется чудотвора, и пусть его за это даже повесят (повешенье представлялось ему в ту минуту не таким страшным наказанием, как порка на плацу). Но стоило Йоке пошевелиться, и он понимал, что все это глупые мечты и бравада. Что ему больше никогда не хватит смелости открыто выступить против чудотворов. Жить с этой мыслью не хотелось, стыдно было жить с этой мыслью, и стыдно выходить из карцера.

Через несколько часов темнота превратилась в кошмар наяву, и этот кошмар опять водил Йоку по кругу: и невидимый в темноте потолок опускался на голову, и страшные ядовитые насекомые прятались в жестяных углах карцера, и жажда мучила так, что впору было стучать в дверь и требовать воды. И сутки не просто давно закончились – прошло уже несколько суток, и про него точно забыли. Может быть, наверху был пожар? И никто про него не вспомнил, и теперь он точно останется тут навсегда, и умрет здесь от жажды…

А потом Йоке пришло в голову, что в таком маленьком помещении скоро кончится воздух… И он даже чувствовал, как с каждой минутой все трудней и трудней становится дышать.

Иногда страх доводил Йоку до того, что он поднимался и шагал к двери, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Нет, он не постучал ни разу… Он боялся, что чудотворы посмеются над ним, над его страхами и слабостями, и это останавливало его.

А потом жажда заглушила все: и голод, и боль, и холод, и страх, и стыд. И когда в дверях повернулся ключ, Йока думал лишь о том, что теперь сможет наконец напиться.

К счастью, его сначала отвели в душ, и Йока не сомневался: стоит ему утолить жажду, как головокружение и слабость пройдут. Но он, конечно, ошибся. Прохладная вода обожгла ссадины словно кислотой, от боли затошнило, и Йока едва не расплакался, кусая губы. А потом боль сменилась ознобом, таким сильным, что невозможно было его унять. От холода сводило живот и дрожь бежала по телу волнами. Йока вытерся, едва не роняя полотенце из рук, и надеялся, что ему дадут одеться, но его отвели в медпункт голышом – там было еще холодней.

Врач – высокий и широкоплечий чудотвор – поставил его перед собой, осмотрел, а потом долго и жестко протирал ссадины салфетками, смоченными в чем-то едком и пахнущем больницей. Йока сжимал зубы, морщился, жмурил глаза – его снова тошнило, и кабинет сначала плыл перед глазами, а потом завертелся быстро-быстро… Такое с Йокой уже было, от хлебного вина…

Врач грубо дернул его за руку, не давая упасть.

– Его лихорадит, я дам ему пирамидон, и, думаю, к утру все пройдет. А завтра он еще и на солнышке отогреется. Передайте воспитателю, чтобы утром взглянул на него повнимательней.

– Ты понимаешь… – начал один из чудотворов многозначительно.

– Отлично понимаю. Он немного простыл, от этого здоровые мальчишки не умирают.

Порошок застрял в горле, и Йоку едва не стошнило, но врач дал ему кусочек хлеба – и, проглотив его, Йока понял, как сильно хочет есть.

В спальню его снова тащили, ухватив за локоть, и он снова спотыкался и путался в собственных ногах. Чистая одежда, которую он с трудом смог на себя натянуть, липла к растревоженным ссадинам и царапала воспаленные рубцы. Голова продолжала кружиться, и когда Йоку толкнули в спальню и захлопнули за ним дверь, он не думал о том, как и кому будет смотреть в глаза, а лишь старался не упасть, хватаясь руками за стену.

– Йелен! – тут же раздался крик из дальнего угла: Дмита Мален вскочил с кровати и кинулся ему навстречу.

Кто-то подхватил Йоку под локоть, не давая упасть. И не успел он дойти до кровати, как в спальню, оглядываясь по сторонам, зашел Вага Вратан, а с ним – девушка из старшей группы.

– Вага, смотри, ему же совсем плохо… – Мален чуть не плакал.

– У него от голода кружится голова, ну и замерз он немного. Может, чуть-чуть простыл. – Вратан вытащил из-под Йоки одеяло и закутал его плечи.

– У меня есть сухари. – Мален с готовностью откинул матрас.

Откуда-то появилась кружка с кипятком, и Йока, обжигаясь, отхлебнул глоток и жадно схрумкал сухарь.

– Теплее? – спросила девушка, ласково коснувшись Йокиных волос.

Он кивнул и смутился, даже покраснел. Вага сел напротив него, на кровать Малена.

– Йелен, а ты, оказывается, молодец…

Йока едва не поперхнулся следующим сухарем. И на этот раз покраснел совсем по другой причине, уверенный, что Вага всерьез воспринял его «геройство» на вчерашней поверке.

– На моей памяти все, кто в первый раз попал в карцер, кричали, плакали и молотили кулаками в дверь. – Вага подмигнул Йоке и улыбнулся.

– Ты же сам сказал, что стучать бесполезно… – Голос был хриплым, и Йока закашлялся.

– Я всем это говорю, но никто не слушает. Боишься теперь чудотворов?

Вага спросил это безо всякого вызова, даже наоборот – сочувствующе, доверительно. И Йока неожиданно для себя кивнул.

– Привыкнешь. В первый раз всегда страшно и стыдно, потом это пройдет.

– Йелен, а ведь Мечен тебя испугался, – вставил Мален, протягивая Йоке еще один сухарь. – Вот, смотри!

Он сунул руку под матрас, вытащил помятые листы рукописи и помахал ими перед Йокой.

– Он что, не стал ее забирать? – Йока всерьез удивился.

– Нет, он ее, конечно, забрал. Но Вага вытребовал ее обратно, и Мечен отдал, представляешь? Он отдал!

– Йелен, – на этот раз смутился Вага, – они на самом деле тебя боятся. Я не верил, что Мечен вернет рукопись. Я говорил какую-то чушь про голос крови, про законы чести, что ты мальчик из семьи аристократов и клятвы для тебя – не пустой звук… Знаешь, мне кажется, он телеграфировал в Тайничную башню, потому что отдал мне рукопись только утром и велел держать язык за зубами. Сказал, что это не его решение. Читать, конечно, Мален нам больше не будет, но сможет дописывать книгу…

Полученная от Белена информация, которая касается сотрудничества Югры Горена с Тайничной башней, частично проверена.

Краткие выводы:

Один из возможных (и наиболее вероятный) мотив убийства Югры Горена – пресечь утечку информации, которой он располагал. Выяснить, что это была за информация и кому угрожает ее распространение, – трудно и дорого, но, возможно, именно она требуется для подтверждения выводов думской комиссии.

В этом случае следует отметить, что «откровения» Югры Горена не являлись той информацией, утечка которой кому-то угрожала. Если это предположение верно, бессмысленно искать заказчика убийства и тем более конкретного исполнителя.

Не следует исключать и корыстных мотивов (со стороны Збраны Горена, его жены и Грады Горена). Однако в этом случае возможность совершить убийство столь нетривиальным способом вызывает сомнения.

Версия параноидного или алкогольного психоза также не может быть полностью исключена. Но две последние версии менее вероятны. Человек, который работал в Ковчене, который располагал секретной информацией и к которому был приставлен психиатр-доносчик, вряд ли умрет от руки корыстного родственника или в связи с внезапным помешательством: вероятность этого в свете деятельности Югры Горена представляется надуманной случайностью, как смерть приговоренного к повешению от утопления.

Однако алкогольная и наркоманическая зависимости способствуют излишней болтливости и могут вызвать необходимость пресечь болтовню.

Арест Йоки связал Йеру Йелена по рукам и ногам. Дело Югры Горена, поиски магнетизера, спасение Горена-младшего – все это отодвинулось на второй план, перестало казаться значительным. Йера просматривал ежедневные отчеты Пущена, но не чувствовал ни интереса к ним, ни азарта.