– Ты же говорил, что змея – безмозглое существо!

– Это только с одной стороны. Если же сравнить ее с рыбой… Я бывал и рыбой, и змеей: змеи намного умней. Рыбы же глупы беспросветно: напороться на винт катера можно только по исключительной глупости.

Змай проводил лодку только до первого волока: в разветвленной паутине ручьев и проток Беспросветного леса невозможно было отследить ее путь.

– Я вернусь, профессор, – сказал он на прощание. – Как только, так сразу.

Важан лишь кивнул.

Волчку казалось, что он не спал ни минуты, но когда Спаска, откинув полу плаща, вскочила на ноги, вокруг было совсем темно, а он не заметил даже сумерек. С земли тянуло сыростью и прохладой, и, как всегда от холода, муторно болела поясница.

– Что случилось? – Волчок хотел подняться одним рывком, но тело затекло, и поясница отозвалась резкой болью.

– Вечный Бродяга… – ответила она. – Меня позвал мой добрый дух.

Волчок выдохнул с облегчением, хотя и удивился – раньше Спаску никто не звал, она танцевала добрым духам, и они отдавали ей силу. В этот раз она даже не взяла с собой волшебного сундучка…

– Ты знаешь имя своего доброго духа? – спросил он, догнав ее на краю островка.

– Вечный Бродяга – самый могущественный дух Верхнего мира, – ответила она тихо и торопливо. – Скоро он наберется сил и прорвет границу миров. Я родилась для того, чтобы принимать его энергию. И отец ушел в Верхний мир, чтобы чудотворы не смогли его уничтожить.

– А зачем прорывать границу миров? – Волчок понимал, что сейчас ей не до его вопросов, но не мог удержаться.

– Тогда к нам вернется солнце. Верхний мир разом отдаст нам то, что забирал сотни лет подряд. Пожалуйста, мне надо быть готовой… Он очень сильный дух…

Волчок кивнул и отступил на шаг. Он, конечно, ничего в этом не понимал, но, видно, этот Вечный Бродяга и в самом деле был очень сильным духом: лицо Спаски, и без того бледное в полутьме летней ночи, побелело еще сильней; Волчку показалось, что ее кто-то толкнул в грудь.

– Пожалуйста, Волче, отойдите скорей, чтобы я не задела вас… Мне надо отдавать силу сразу, иначе он убьет меня…

Волчок отошел на несколько шагов – испуганный, готовый в любую секунду кинуться ей на помощь, – но, видно, этого было недостаточно: вихрь, раскрученный Спаской, задел его лишь краем, однако этого хватило, чтобы ветер ударил по ушам тяжелым хлопком и отшвырнул его обратно на островок. Волчок обхватил голову руками – будто две острые спицы воткнулись в уши; вместо воя вихря в голове что-то тонко пищало, многократно усиливая боль. Дыхание оборвалось, из носа хлынула кровь. Это не было похоже на невидимый камень, брошенный ему в грудь Славушем…

А Спаска, отправив вихрь на болота, снова стояла на краю островка с побелевшим лицом, принимая силу своего доброго духа – толчками, от которых ее шатало. И снова раскручивала ветер, и снова ждала, и снова едва не падала под напором необычайной силы: вихри, которые летели в болота, становились все шире и быстрей. Волчок, зажимая ладонями уши, отполз в сторону. И тут же пожалел об этом: от следующего толчка Спаска опрокинулась навзничь. Волчок не услышал ее вскрика, как и своего собственного. Но он не успел вскочить, чтобы кинуться к ней, как она поднялась на ноги и закружилась, отправляя в небо огромный вихрь – черную воронку, втянувшую в себя листья с берез, болотную воду, мох, зеленую траву. Березы пригнулись к земле и ломались одна за одной, словно сухая лучина, – треска Волчок не слышал.

Сила доброго духа не иссякала, Спаска ловила ее из последних сил: на лбу ее заблестели капли пота, она кусала губы, тяжело дышала и еле держалась на ногах. И поднимались вверх черные воронки, сгребавшие сырой торф и землю с островка. Тучи тоже мчались по кругу, обнажая бледное небо, – так мокрая тряпка стирает пыль с зеркала: все шире круги, все ярче чистое пространство. Наверное, эту дыру в облаках видно и из Хстова…

Лунные лучи осветили болото невозможно ярким светом, радужная поволока быстрых обрывков туч не затмевала его ни на гран. Вечерний туман уже упал в мох – спрятаться было негде.

Спаска замерла, переводя дыхание и прислушиваясь к своему доброму духу. Волчок надеялся, что все закончилось, но он ошибся. Лицо Спаски разгладилось, она улыбнулась и что-то шепнула одними губами, а может, и сказала вслух – Волчок ничего не слышал. Последний вихрь ушел на болото, а не в небо, – Спаска вскинула руки и в изнеможении закрыла ими лицо. Волчок думал, что она сейчас упадет, но она стояла неподвижно не больше секунды, качнулась и шагнула в его сторону. Он понял, что до сих пор сжимает ладонями голову, но стоило чуть расслабить руки, и звон в ушах снова обернулся острой болью.

Спаска опустилась рядом с ним на колени, накрыла его руки своими и сказала:

– Сглотните.

Руки у нее дрожали.

Он не услышал ее голоса, но она сделала вид, что глотает, и повторила сказанное, нарочно отчетливо шевеля губами. Волчок сглотнул – стало легче, звон в ушах исчез, его сменил вполне терпимый шум. Она оторвала его ладони от головы и спросила:

– Слышите меня?

Ее слова донеслись до него как сквозь вату.

– Да, – ответил он – собственный голос ударил не только в уши, но и по голове.

Она прижала палец к губам:

– Тише. Не надо кричать, я-то вас слышу… Говорите так, как будто шепчете мне на ухо. И… простите меня, я не хотела… вас задеть…

– Я сам виноват, – сказал Волчок как можно тише, но Спаска снова прижала палец к губам.

– Тогда лучше совсем молчите. Это пройдет, вы не бойтесь, быстро пройдет.

– Я не боюсь, – ответил он, вытер кровь под носом и начал подниматься – от этого слегка закружилась голова и затошнило. – Что-то твой добрый дух мне добрым не показался… Он в самом деле хотел тебя убить?

Спаска улыбнулась:

– Нет. Он совсем еще мальчик, он только учится. А силы у него очень много, поэтому и получается так… коряво. Он научится, вот увидите! Он с каждым днем становится все сильней!

– Куда уж сильней… Я думаю, через два часа тут будут все гвардейцы Особого легиона… – Волчок поискал, на что бы опереться, и Спаска поспешила подставить ему плечо. Он посчитал, что ей поддержка сейчас нужнее, чем ему, и обнял ее, стараясь не шататься.

– Вам плохо?

– Нет. Голова немного кружится, сейчас пройдет.

– Я не могла иначе. Я собиралась посылать ветер только на восток, в болота, но… я не справилась. В небо проще… Я никогда не принимала столько силы сразу. Милуш бы мне помог, и в замке все равно, куда отправлять ветер, – лишь бы башню не свалить. Я знаю, я виновата…

– Тебе просто не надо было уходить из замка. А остальное… Спасибо, что жива осталась. – Волчок прижал ее к себе покрепче. – Надо уходить отсюда поскорей.

– Ой, как же вы кричите громко… Вы и свой голос плохо слышите?

– Наверное…

– Вам нельзя громко говорить, от этого у вас уши еще сильней болеть будут. Вы шепотом говорите, я услышу.

– Хорошо, – шепнул Волчок, но своего голоса не услышал из-за шума в ушах.

На пути к брошенным на островке вещам лежали сломанные и вырванные из земли березы, и он подумал, что она наколет ногу, шагая через бурелом. А может, ему просто хотелось взять ее на руки – девочку, которая несет в мир солнце… Она была совсем легкой и обхватила руками его шею.

– Зачем? – спросила она, шепча в самое ухо.

– Чтобы ты не уколола пятку.

С берез, что стояли на другой стороне островка, ветер сорвал все листья… Волчок поставил Спаску на плащ и погладил по спине.

– Вам же тяжело… У вас голова, наверное, болит…

– Хочешь, я до самого замка тебя донесу? – спросил он.

Она улыбнулась, покачала головой и снова прижала палец к губам – Волчок забыл, что говорить надо шепотом.

Чистое небо простерлось далеко на восход, и зарево рассвета окрасило золотом узкие полоски облаков на горизонте. Волчок решил, что двигаться надо на северо-запад, к Хстову, где теперь их ждут меньше всего, и время от времени поворачивал голову к востоку, якобы в ожидании погони, на самом же деле – чтобы полюбоваться рассветом. И думал при этом, что самая прекрасная девочка в его жизни – еще и величайшая ценность этого мира, сберечь ее – слишком большая ответственность не только перед ее отцом. Имел ли он право взять такую ответственность на себя? А впрочем, он ничем не хуже Славуша, которому Змай доверил «самое дорогое». И Славуш удержать ее в замке не сумел.