Запрет Государя на пытки? Желтый Линь подделал запрет Государя на пытки? Крапа обомлел: неужели парень предвидел, угадал его желание защитить ребенка? Желтый Линь лишь прикидывается циником, для которого нет ничего дороже собственного домика в Хстове. Или… или, угадав желание чудотвора, он надеялся заработать? А может, это просто совпадение и Желтый Линь подделал какой-то другой запрет?

Крапа не сдержался и крикнул вознице:

– Быстрее! Гони еще быстрее! Нет ни секунды!

Возница засвистел пронзительным и долгим свистом и привстал на козлах. Может быть, еще не все потеряно? Может быть, что-то можно изменить?

Рубаху Крапа все же развернул и нашел перепачканные в крови сережки и еще одну подвеску, золотую: распятый в ромбовидной оправе темно-красный камень в форме человеческого сердца.

– О Предвечный… – пробормотал Крапа, холодея. Камень разлученных, за который Желтый Линь отвалил семнадцать золотых лотов!

Несколько минут он сидел неподвижно, осмысливая увиденное, и машинально теребил в руках обе подвески – золотую и серебряную. Все становилось на свои места, но… Равнодушный, непрошибаемый, циничный Желтый Линь! Неужели он и оказался тем самым гвардейцем, которого, сбиваясь с ног, искал весь Особый легион? Значит, не в Горький мох он ездил к своей невесте, а в замок? Значит, не Огненный Сокол приставил его к Красену, а Живущий в двух мирах?

Крапа перебирал в памяти все, связанное со своим бывшим секретарем (лучшим секретарем Млчаны!), и качал головой, не зная, смеяться над собой или плакать над судьбой парня.

Ладанка, спрятанная с обратной стороны лунного камня, расстегнулась неожиданно, со щелчком, – Крапа вздрогнул и едва не выронил ее из рук. И тут же подумал, что заглядывать в девичьи тайники непорядочно – не то что рыться в пакетах, отправленных «по частному делу». А впрочем, самую главную девичью тайну Крапа уже узнал…

«Милая моя маленькая девочка, самая прекрасная девочка на свете!»

Равнодушный, непрошибаемый, циничный Желтый Линь! Он спасал свою маленькую девочку, самую прекрасную девочку на свете! А Крапа-то думал, что она достойна стать невестой Государя…

«Мне сказали, что это камень разлученных, и пока он сохраняет сине-зеленый свет, со мной все хорошо. Смотри на него и не бойся за меня».

Вообще-то Крапа сомневался в заявлении лавочника, уверенный, что тот набивает подвеске цену. Он поднял подвеску к свету – камень был темно-красным. Желтый Линь не хотел денег, он спасал свою маленькую девочку. И, похоже, ценой своей жизни…

Такая простая история любви. Мелодия навязчиво крутилась в голове, слишком легкомысленная для безобразных трагедий Исподнего мира.

Давно рассвело, только солнце не показывалось из-за низких рокочущих туч. Йока не чувствовал времени. Несмотря на то, что за сводом было жарко, он продрог под дождем и ветром. И, пожалуй, немного устал. Ему так казалось. Он видел идущую Спаску, ощущал, как она сбрасывает переданную ей энергию, и понимал, что она держит ее про запас. И запаса этого должно хватить на то, чтобы разметать по земле небольшую крепость. Видимо, препятствий на ее пути становилось все меньше, потому что сбрасывала она энергию все реже. Он не услышал – понял вдруг, что может остановиться. Ей больше не надо. Ей больше не удержать. Подождал, конечно, чтобы в этом убедиться, и только потом вышел из межмирья.

Руки опустились, Йока развернулся на подгибавшихся ногах и полез вверх по скользкому склону. Сполз в грязь и полез снова. И только на третий раз заметил протянутые сверху руки Змая и Важана.

Два ведра воды, приготовленные Цапой, смыли грязь и песок, пушистое полотенце легло на плечи. Йока дрожал и от усталости ни о чем не думал.

– Немедленно в постель, горячий чай и грелку под одеяло, – слышал он голос Черуты как сквозь вату – сильно шумело в ушах.

Чай и грелку принесла госпожа Вратанка. Профессор сидел на стуле возле кровати, а Змай стоял у изголовья.

– Змай, она ушла. Я видел, как она уходит. Я ее проводил. Докуда смог. И у нее остался запас…

Змай вдруг опустился на одно колено.

– Почему ты мне не сказал?

– Почему? Да потому что! Потому что ты все равно не стал бы ее спасать! Потому что она не может прорвать границу миров!

– Ох, Йока Йелен… – Змай покачал головой. – Тут ты сильно неправ. На худой конец я бы превратился в змея и долетел до Хстова быстрей, чем поезд идет из Брезена в Храст.

– Ты же клялся, что не явишься Исподнему миру в образе змея… – хмыкнул Йока.

– А кто сказал, что я бы летел по Исподнему миру? Впрочем, я бы все равно не успел. Я никогда не успеваю… И потому я очень благодарен тебе, Йока Йелен.

– Мне это ничего не стоило, – с достоинством ответил Йока.

– Все разговоры потом, – оборвал его профессор, – когда ты отдохнешь и выспишься. Знаешь, который час?

– Нет.

– Ты брал и отдавал энергию более девяти часов подряд. Скоро полдень.

Спаска очень устала. Она не привыкла так много ходить, а после встречи с Вечным Бродягой ее частенько несли в постель, потому что сама она идти не могла. Босые ноги стерлись в кровь, мучительно болели ожоги и ссадины. И хотя Спаска понимала, что ничего страшного в этом нет, заживет через два-три дня, но легче от этого не становилось.

Ее трижды нагоняли конные гвардейцы, но ее провожал Вечный Бродяга, и бояться было нечего. Даже когда она отпустила его, у нее оставалось так много его энергии, что можно было справиться с легионом гвардейцев…

Когда она заметила впереди нагромождение из тяжелых валунов, то не рассмеялась только из-за усталости. Разбросать эти валуны ей ничего не стоило, нужно было лишь подойти поближе. Это была гвардейская застава, и за валунами пряталось десятка три гвардейцев.

Стрелка́ она не увидела – почувствовала нацеленный на нее лук. Лук бьет точней и чаще арбалета, но ее никто не собирался убивать. Она на расстоянии осязала яд на кончике стрелы, только этого яда не хватало, чтобы отравить ее насмерть. Стрелок тоже хотел подпустить Спаску поближе, потому медлил. Сила «невидимого камня» рассеивается на расстоянии, пришлось отправить в каменную преграду довольно много энергии сразу – три валуна рухнули вниз, один из них придавил стрелка.

За валунами началась паника, но вскоре наверх вскарабкался капитан и начал махать руками над головой, словно хотел что-то сказать. Больше никто не пытался целиться в Спаску, и она потихоньку пошла вперед, хромая и пошатываясь.

Капитан спрыгнул за валуны, но через минуту верхом выехал на тракт навстречу Спаске. Она не сразу поняла смысл его жестов, хотела сбросить его с лошади, но неожиданно догадалась: он пытался объяснить, что безоружен. Он хотел ей что-то сказать. Спаска позволила ему подъехать к ней шагов на двадцать и жестом велела остановиться. Лошадь под ним плясала, он с трудом удерживал поводья – и ему, и коню было страшно.

– Я ничего тебе не сделаю, клянусь! – сказал он. В его голосе Спаска страха не заметила, это был отважный человек. – Я должен передать тебе кое-что. После этого путь будет свободен.

Спаска кивнула. Ни спрашивать, ни говорить не хотелось.

– Меня просили передать, что Волче Желтый Линь арестован и жить ему осталось несколько часов.

Если бы у Спаски было чуть-чуть побольше сил, она бы вскрикнула. Нет, если бы у нее было чуть-чуть побольше сил, она бы подумала и поняла, что это проверка, что она выдаст Волче с головой, повернув в Хстов. Но она лишь вспомнила слова Чернокнижника о том, что встреча с Волче уготована ей в застенке башни Правосудия. И если она вернется в Хстов, храмовники отрубят ей ноги, чтобы она никуда не ушла, и посадят на цепь в какой-нибудь лавре. После этого можно сколько угодно кидать «невидимые камни», им только это от нее и нужно. И пока Волче жив, она будет кидать «невидимые камни» туда, куда они прикажут. И, конечно, отец рано или поздно освободит их обоих, но ног у Спаски уже не будет.