Волчок вмиг сообразил, что нельзя медлить ни секунды, и широким шагом двинулся навстречу Государю. Это расценили не так, как он рассчитывал: телохранители сомкнули плечи, прикрыв Государя, а первый легат так же быстро двинулся навстречу Волчку, только не по широкому проходу, а бочком, незаметно. Из-за стола выскочил старший из секретарей и преградил Волчку дорогу, протянув руку вперед. Первый легат остановился в шаге от Волчка и буравил его недобрым взглядом.

Волчок подал бумаги секретарю, снова прищелкнув каблуком. Показать ладонь Государю не было никакой возможности: далеко, между ними – два телохранителя, трое или четверо секретарей увидят рисунок, и неизвестно, есть среди них шпион или его стол стоит ближе ко входу… Зато первый легат не сводит с Волчка глаз, даже не смаргивает… И стоит так удачно – справа…

Старший из секретарей уже повернулся к Волчку спиной, еще секунда – и документ окажется в руках Государя. Думать было некогда, Волчок небрежным жестом поднял левую руку и провел по правой щеке тыльной стороной ладони – рисунок не был виден никому, только первому легату.

И тот мгновенно переменился в лице, подозрительность сменилась удивлением. Он жестом остановил Государя, подошел к нему поближе и что-то шепнул на ухо. Государь кивнул и вынул перчатки из-за пояса. Волчок с облегчением отступил назад. А первый легат, все так же бочком, подобрался к старшему из секретарей, уже отошедшему из прохода в сторону, и наклонился к его уху. Волчок услышал только ответ – секретарь не умел шептать тихо:

– Это Волче Желтый Линь, секретарь пятого легата гвардейцев.

Первый легат армии кивнул и снова взглянул на Волчка. Пожалуй, лучшей рекомендации от Красена получить было трудно – теперь можно было в любую минуту переходить в армию Государя. И вовсе не пушечным мясом, и даже не в армейский дозор.

Государь вволю поглумился над храмовниками, сочиняя свое постановление. Он уселся за стол одного из секретарей, положив ногу на ногу, покусывал перо, то и дело обращался к секретарям за советом. Волчок стоял ни жив ни мертв, опасаясь, что Государь забудет об отраве, тронет перчаткой лицо… А еще с ужасом думал, что на выходе из дворца его, Волчка, остановит Огненный Сокол и потребует показать руки. Ну кто же знает, может, Градко известно о чердаке над кабинетом Красена, может, он подслушал вчера их разговор… Конечно, это были глупые мысли, потому что Огненный Сокол в таком случае потребовал бы показать руки до прихода во дворец, а не после. Волчок непроизвольно убрал левую руку под полу плаща и сжал в ладони спрятанную тонкую склянку с крепким хлебным вином, замотанную в тряпицу. Этот жест не ускользнул от телохранителей – они насупились и приблизились к Государю.

Нет, Государь не забыл об отраве: написав свое решение и поставив подпись, – подлинную, настоящую подпись, своей собственной рукой! – он снял перчатки (сначала правую, касавшуюся бумаги) и небрежно швырнул их в потухший очаг.

Волчок принял документ от старшего из секретарей без трепета, поклонился Государю кивком и вышел из канцелярии – от волнения едва не подгибались ноги. Больше всего хотелось глотнуть хлебного вина из склянки, что Волчок и сделал, оказавшись на лестнице, охраняемой многочисленными армейцами. Каждый из них мог оказаться шпионом храмовников, Волчок спрятал склянку за пазуху и едва не раздавил тонкое стекло, так ему хотелось поскорей избавиться от рисунка на ладони. Это он сделал между тяжелых дворцовых дверей, где никого не было. Спокойно, не спеша, намочив в хлебном вине приготовленную тряпицу. Никто не встретил его на выходе из дворца, и он, по своему обыкновению, зашел пообедать в трактир по дороге в башню Правосудия.

А поздно вечером вернувшись домой, Волчок нашел мамоньку в чрезвычайном возбуждении: в «Пескарь и Ерш» явился какой-то мальчишка-оборванец и попросил передать господину гвардейцу костяной коробок – по виду очень дорогой. Мамонька не удержалась, посмотрела, что́ принес мальчишка, и обнаружила в коробке капитанскую кокарду армии Государя.

Слежки за Вашим авто нет. По нашим сведениям, никто не искал Граду Горена и не интересовался, чем он сейчас занят.

P.S. Обычно мы не работаем по субботам.

Йера вполне доверял людям Пущена, тем более в вопросах слежки за авто, однако ощущение, что за ним наблюдают, не проходило. На прямом участке дороги от Завидного к Славлене он несколько раз оглянулся, но ничего не увидел – других частных авто сзади не было, а несколько грузовых свернули с пути задолго до места назначения Йеры.

Но поделиться новой информацией из отчета агентов Пущена ему было больше не с кем – и посоветоваться тоже, а потому Йера не отказался от визита в Надельное, несмотря на свои смутные ощущения.

Изветен пробежал листок глазами и спросил:

– Скажите, судья, а тот человек, к которому вы не хотите обращаться, он мрачун или чудотвор?

– Это Инда Хладан, чудотвор, причем из верхушки чудотворов. Он с самого начала интересовался… – Йера осекся. И хотя вполне доверял Изветену, но сообщать о Йоке не хотел. – Откровением Танграуса. И Врагом. Это он украл у меня ваши книги. Это его портрет я видел в храме Исподнего мира.

– Обратитесь к нему, судья. Это мой вам совет. И не для поисков профессора Важана, а для того, чтобы он устроил вам встречу с Приором Тайничной башни. Вы не сумасшедший Горен, вы все еще председатель думской комиссии. Познакомьте Приора с выводами Пущена.

– Изветен, вы сошли с ума.

– Почему же? Если чудотворы так ловко избавились от Пущена, значит, им известно, чем он занимался, и никаких секретов вы им не откроете. Но если Югра Горен хотел передать информацию Приору и за это был убит – может быть, именно это и стоит сделать? Хотя бы из уважения к его памяти…

– Я не уверен, что Югра Горен хотел именно этого. Он мог добиваться встречи с Приором по любой другой причине. Может, собирался выхлопотать себе пенсию, а может, хотел плюнуть ему в лицо. И, признаться, мне понятно его желание, но я ради этого встречаться с Приором не стану.

– Судья, вы прячете голову в песок, – мягко, с грустной улыбкой сказал Изветен. – Уверяю вас, это важней, чем рассказать людям о существовании Исподнего мира.

Он снова был прав: работа над статьями спасала Йеру от навязчивых и путаных мыслей – о Йоке и о собственном душевном нездоровье. Изветен не раз намекал, что поставленные Йерой цели и одержимость их исполнением – это и есть душевное нездоровье, но Йера не принимал его слов всерьез. И теперь повторил:

– Во-первых, без знания энергетической модели двух миров невозможно понять, по какой причине чудотворам необходимо обрушить свод. И это я тоже собираюсь включить в свой доклад и серию статей. А во-вторых, я расскажу людям о существовании Исподнего мира, считаете вы это важным или нет.

– Судья, подумайте еще раз, для чего это нужно. Заставить людей испытать чувство вины и устрашиться Исподнего мира? Они и так боятся Исподнего мира, над этим работает немало газет и журналов.

– Но люди не понимают, что их богатство – украденное!

– Нет, судья, я не об этом. Подумайте, что изменит это знание. Может, это поможет удержать свод?

– Конечно. Тогда экономия энергии, если не отказ от ее использования, станет нормой для каждого человека!

– Вы плохо знаете людей в таком случае. Как бы ни были вы убедительны, вам поверит горстка таких же, как вы, совестливых и наивных любителей пострадать. Те совестливые и наивные, которые страдать не любят, вам не поверят. Или найдут отговорки, чтобы совесть помалкивала. А остальные, коих подавляющее большинство, пропустят все это мимо ушей. В лучшем случае вы добьетесь недоверия к чудотворам, но это в самом лучшем случае. Судья, поймите, это нужно вам, и более никому. Ваша совесть не дает вам покоя, и вы хотите, чтобы это беспокойство разделили другие. Града тоже хочет, чтобы все боялись крушения свода, как его боится он сам.