– Конечно. – Волчок сунул руку за пазуху. – Если кто-то из вас когда-нибудь видел Высочайшую подпись…

Бумагу он состряпал несколько дней назад в канцелярии Государя, с одним из секретарей. Составляя этот документ, они от души посмеялись. Волчок предъявлял его не в первый раз.

Капрал, убрав в ножны саблю, взял бумагу в руки и прочитал вслух по слогам:

– Сим подтверждаю, что Волче Желтый Линь, секретарь пятого легата гвардии Храма, предан Государю и государству…

Армейский дозор как ветром сдуло, Волчок поднял упавший документ, сложил вчетверо и убрал обратно за пазуху.

Красена эта история тоже повеселила.

– И часто ты бываешь в канцелярии Государя? – спросил он за ужином.

– Сейчас ежедневно.

– А Государя видишь часто?

– Нет. Все эти бумаги подписывают секретари. Кроме очень важных. Если речь пойдет о допросе какого-нибудь Красного Медведя, то тут, конечно, секретари на себя смелость не возьмут. А если разрешение на пытки какой-нибудь девки с улицы Фонарей – никто Государя беспокоить не станет.

– Завтра утром ты понесешь во дворец заочный приговор Чернокнижнику. Государя должен развлечь этот документ, третий легат рассчитывает на то, что Государь сам пожелает написать на нем своем решение, не доверив это секретарям. Приговор написан на трех прошитых листах бумаги, и на последнем листе, на месте, отведенном для подписи, бумага отравлена.

Волчок перестал жевать, рука с ножом опустилась, и тот звякнул о тарелку до неприличия громко. Признаться, он испугался. А когда подумал немного, испугался еще сильней.

– Зачем вы мне это сказали? – Волчок медленно поднял глаза.

– Во-первых, чтобы ты не перелистывал эту бумагу, – невозмутимо ответил Красен. – Да, можешь не опасаться, яд действует мгновенно, только если попадет в глаз или рот. Через кожу он впитывается гораздо дольше: если Государь умрет, никто о бумаге и не вспомнит. Так что в канцелярии тебя не убьют, если Государь не почешет глаз и не станет слюнить пальцы.

– А во-вторых? – угрюмо спросил Волчок.

– Во-вторых, нужно придумать, как заставить Государя надеть перчатки.

– Я могу надеть перчатки сам, – пожал плечами Волчок. – Это заметят и догадаются.

– Это заметят шпионы третьего легата, – кивнул Красен. – И догадаются тоже они. Не думаю, что тебе позволят войти в кабинет Государя или остаться с ним наедине, а кто-то из секретарей наверняка работает на третьего легата, судя по прошлому нашему письму.

– Я могу отдать документ с вложенной в него запиской…

– Это уже лучше, но ты уверен, что передашь бумагу Государю из рук в руки?

– Нет. Скорей всего, ее передаст кто-то из секретарей. А нельзя послать записку во дворец сегодня?

– И завтра ты снова окажешься в подвале казармы, а меня отзовут в Верхний мир и лишат полномочий. Я думаю, Государь уже знает о завтрашнем вручении ему приговора, и обстановка будет церемонней, чем обычно.

Волчок задумался, а Красен как ни в чем не бывало продолжил есть.

– Послушай, а ты не знаешь, бывал ли кто-нибудь из канцелярии Государя в Рухе? – спросил Красен через некоторое время.

– Не знаю. Вряд ли.

– Может, кто-то из секретарей читает по-рухски?

– Не думаю.

– В Рухе до сих пор существует интересная традиция клеймения преступников. Своего рода искусство. Например, у вора на правой руке изображают ворона, клеветнику чернят губы, разбойнику на лбу рисуют волка. Рисунок наносят иглами и натирают порохом, от него нельзя избавиться. Рухские палачи соперничают друг с другом, в каждом городе – свои обычаи, по клейму можно узнать палача. Так вот, отравителя клеймят изображением скорпиона на щеке.

– Хотите меня заклеймить? – усмехнулся Волчок.

– Нет, клеймо на щеке вызовет недоумение у каждого встречного, не только у шпиона. А вот вышивка на безрукавке… Да еще и скрытая плащом… Государь, без сомнения, хорошо знает этот рухский обычай. В любом случае изображение скорпиона должно его напугать, заставить проявить осторожность.

– Третий легат тоже наверняка знает этот рухский обычай… – проворчал Волчок. – Лучше сделать рисунок на ладони, чтобы незаметно показать Государю. А потом стереть.

– А ты сумеешь показать ладонь незаметно?

Волчок помедлил немного и ответил:

– Думаю, да.

– Тогда надо прикинуть, как нанести рисунок на ладонь, чтобы он не размазался раньше времени и чтобы его можно было быстро смыть. Погоди, я сейчас вернусь.

Красен выскочил из-за стола и, судя по скрипу половиц на лестнице, поднялся наверх, в библиотеку.

Волчок не ошибся, чудотвор вернулся с книгой в руках.

– Вот. Здесь есть рисунки рухских клейм. Сумеешь срисовать?

– Надо посмотреть, – пожал плечами Волчок и потянулся к салфетке.

– Ладно, ладно. Сначала поедим, – улыбнулся Красен.

Волчок уходил от Красена поздно, уже в темноте. Был готов трафарет, два лака, легко растворимых в крепком хлебном вине, краска на основе дегтя. Волчок трижды проверил, сколько времени нужно, чтобы нанести рисунок, высушить, а потом полностью смыть. От него разило хлебным вином и дегтем, и он решил сделать рисунок загодя, дома, чтобы запахи успели выветриться.

– Волче… – У порога Красен положил руку ему на плечо. – Я забыл кое-что…

– Что? – испугался Волчок.

– Я забыл спросить, а согласен ли ты принимать во всем этом участие…

Волчок выдохнул с облегчением и усмехнулся:

– Ну надо же чем-то подтвердить бумагу, которую я предъявляю армейским дозорам.

– Мне сказали, что третий легат посмеялся над тем, что отравленный документ передашь Государю именно ты – он не забыл предыдущего покушения и твоего допроса. Сказал, что это судьба.

– А вы сами этого не слышали? Вам сказали?

– Третий легат мне не доверяет. Но он доверяет Явлену, а тот – своим многочисленным лакеям. – Красен улыбнулся. – И если никто, кроме Государя, не заметит рисунка у тебя на ладони, то мы с тобой останемся вне подозрений.

На Столбовой улице горели фонари, и Волчок тут же заметил отошедшего от стены человека. Силуэт его показался Волчку знакомым, и он нарочно подождал, что будет делать топтун. Тот остановился в нерешительности, и Волчок сам шагнул ему навстречу.

– Градко, я каждый день хожу к Красену. Он дает мне уроки истории и естествознания.

– Я так и знал, что зажгут эти проклятые фонари… – рассмеялся Градко.

– Я не скажу Огненному Соколу, что видел тебя, – улыбнулся Волчок в ответ. – Можешь честно рассказать ему, что я был у Красена до самой ночи. Я и завтра сюда приду, можешь посидеть в кабаке и прийти на Столбовую к десяти вечера. Или завтра вместо тебя будет Муравуш?

– Нет, Муравуш уехал. Он каждый год уезжает к себе в деревню и до сентября не возвращается.

Заочный приговор Чернокнижнику принесли в канцелярию в числе других бумаг, ничем его особенно не выделяя. Волчок бы на приговор и не глянул, если бы не предупреждение Красена. А вот во дворце к появлению Волчка готовились заранее – секретари навытяжку встали возле столов, едва он открыл дверь, и тут же с противоположной стороны распахнулись двери в кабинет Государя.

Волчок тоже вытянулся в струнку, лихо прищелкнув каблуком. И сначала из кабинета вышел первый легат армии в белоснежном мундире, потом два телохранителя, и только за ними на пороге появился Государь. Первый легат смерил Волчка взглядом и отошел в сторону, телохранители разошлись лишь на полшага, готовые в любую секунду закрыть Государя собой. Такой церемонной встречи Волчку здесь никогда не оказывали.

– Я слышал, храмовники осудили моего подданного на смерть? – весело спросил Государь у Волчка.

Волчок и без этого довольно волновался, а потому кашлянул, прежде чем ответить:

– Именем Добра.

От Государя его отделяло не меньше двадцати локтей, и каждый из секретарей разглядел бы скорпиона на ладони лучше, чем Государь.

– В этом мире зло всегда творят именем Добра, – проворчал Государь и протянул руку: – Давай сюда.