– Там отмечен не только Исид, Красен, – раздраженно ответил Хладан. И в этом раздражении Крапа уловил подтекст, намек. И от Хладана Крапа такого намека не ждал.

– Чудотворы опять смеются над Исподним миром. Там нет железных дорог для эвакуации населения за считанные дни.

– И не забудьте отметить, что к природному катаклизму привело крушение хстовского храма, – хмыкнул Хладан. – Так горячо вами поддержанное. Исподний мир сам посмеялся над собой, чудотворы тут ни при чем. И когда сквозь дыру в границе миров на болота обрушится вся сила Внерубежья, жители Волгорода могут поблагодарить лишь своего Государя за освобождение от злых духов, отнимающих у людей сердца.

Крапа понял намек Хладана и без столь откровенного уточнения.

Стоящий Свыше, облаченный в свои лучшие одежды, висел вниз головой посреди Дворцовой площади, а стража пресекала попытки немногочисленной толпы бросать в него камни – гнилые овощи бросать дозволялось. Тело первого легата гвардии Храма, казненного колесованием, клевали птицы – он был немолод и, к сожалению толпы, умер быстро. И ведь не сказать, что простой народ так сильно ненавидел верхушку Храма, чтобы радоваться казням, но радовался, – видимо, само по себе низвержение власть имущих поднимало бедняков в собственных глазах. А вот смерть Государя вряд ли вызвала бы одобрение хстовичей, а скорей всего стала бы их искреннем горем – не столь по традиции, сложенной, кстати, Храмом, сколь благодаря его личному магнетизму, умению вызывать любовь. И, Крапа почти не сомневался, толпа звериным чутьем ловит чистосердечие и неподдельную любовь Государя. Впрочем, в истории Крапа находил немало примеров, когда звериное чутье обманывало толпу…

Дубравуш не захотел верить предупреждению и даже высказал надежду на то, что граница миров будет прорвана в Исиде, – тогда ему удастся избежать обвинения в том, что он стал причиной катастрофы. Но его первый легат был старше и мудрей.

– Не надо отметать неудобные для тебя факты как несущественные, – сказал он назидательно, и Крапа поразился обращению к Государю на ты больше, чем этой назидательности. – Лучше попробуй повернуть дело в свою пользу.

– В Волгороде нет моих легионов, там правят храмовники.

– Там правит Нравуш Белый Олень. Пошли глашатаев под своими знаменами по волгородским и Выморочным землям, пусть кричат о злых духах, сулящих нам гибель. И кричат громче Надзирающих. Выведи людей Чернокнижника из замка, объяви колдунов спасителями мира, не только дающими солнце, но и способными остановить ветра. Говори о войне, в которой мы победим.

– А если мы не победим? Если стены Хстова рухнут?

– Тогда ты проиграешь все, – невозмутимо пожал плечами первый легат.

– Мне не вывести из замка людей Чернокнижника. Под стенами стоят три легиона гвардейцев.

– Посей среди них панику, заставь бежать. И не забудь, что большинство из них тоже твои подданные. А без колдунов из замка Хстов в самом деле не устоит.

– Если бы посеять панику в рядах противника было так просто, во́йны прекратились бы навсегда, – парировал Дубравуш.

– Я думаю, три легиона гвардейцев уже повернули на Хстов, – вставил Крапа. – Но если нет – я попробую убедить храмовников это сделать. Для них я пока что остаюсь чудотвором.

– Красен, вы всерьез полагаете, что кто-то из верхушки Храма верит во власть и доброту чудотворов? – расхохотался Государь.

– Верить не верят, но очень сейчас в нас нуждаются. Рассчитывают на какую-нибудь победоносную штуку, вроде бездымного пороха. Сверхнадзирающий уже признан главой Храма или ждет физической смерти Стоящего Свыше?

– Решения принимает именно он, из лавры Доброго Лика. На подступах к замку Сизого Нетопыря гвардией командует второй легат, а третий прячется где-то в Хстове. Не в доме ли своего малолетнего зятя? – усмехнулся Дубравуш. Первая победа опьянила его, он снова был возбужден и весел.

Давку на вокзалах еле сдерживали кордоны полиции, паника набирала силу – будто толпа почуяла, что до начала катастрофы эвакуировать всех чудотворы не успевают. Инда вышел из поезда на закрытой чугунной оградой платформе и сильно радовался наличию этой ограды – ехать из Храста на авто помешали заторы на дорогах. Он поражался собственному спокойствию – отпущенные на подготовку три недели обратились в ничто, но, услышав полученную телеграфом новость, Инда не удивился и не начал суетиться. Съездить в Храст и, если нужно, перейти там границу миров – убедиться в достоверности сообщения Явлена – Инде предложил Вотан. И сказал, что сам отправит телеграмму в Афран. Вот тогда Инда понял, что заставило Вотана пойти против Афрана, – не любовь к Славлене, конечно. Если децемвират вовремя не покинет Тайничную башню на Тигровом мысе, после катастрофы Вотан останется единственным его членом, оставшимся в живых. Инде не было дела до жизни членов децемвирата, а потому препятствовать Вотану он не собирался. Впрочем, злорадства он тоже не испытывал.

На настоятельные требования занимать места в соответствии с выданными посадочными талонами никто внимания не обращал, в тамбур вагона первого класса толстая торговка заталкивала своих троих детей – судя по громовому голосу и привычке не лезть за словом в карман, это была именно торговка. Когда полицейский попытался этому воспрепятствовать, сразу четверо здоровых мастеровых придавили его к вагону (бедняга едва не провалился между поездом и платформой) и шипели ему в лицо: «Это дети, сволочь! Дети!», и торговка голосила на весь вокзал, что не пускают детей. Кондуктор бочком двигался в сторонку, а торговка уже бросала в тамбур чемоданы и узлы с вещами. Словно почуяв слабину (как вода через пробитую в бочке дырку), к дверям вагона кинулись люди – под напором толпы торговка некрасиво растянулась посреди тамбура и уже не находила слов, а орала низко и истошно, и толпа валила в вагон прямо по ее телу, и дети испуганно жались к стене тамбура, ревели в голос, и чемоданы цеплялись за поручни у дверей, и развязывались узлы с вещами, и ломались сумки на колесиках… Какая-то нерасторопная мамаша, рыдая, звала своего потерянного в толпе ребенка, предприимчивый отец семейства пропихивал в окно вагона чемодан, кто-то таки провалился в дыру между поездом и платформой, и крики «Тут человек, стойте, остановитесь!» никого не остановили. Предприимчивый отец семейства вслед за чемоданом пихал в окно орущего младенца, визжали перепуганные дамы, уже занявшие места в вагоне, дети заходились оглушительным ревом, грязно ругались мужчины, и никакой рупор организаторов эвакуации не мог перекричать шума обезумевшей от страха толпы. Инда едва протолкнулся с платформы в вокзал – толпа прибывала: видимо, полицейский кордон перед входом окончательно смели.

Голос, раздававшийся под гулкими сводами стеклянного купола вокзала, показался слишком знакомым – незнакомыми были его интонации. Инда огляделся: на самом верху винтовой лестницы, ведущей к служебным помещениям последнего этажа, стоял председатель думской комиссии, самый честный депутат в Славлене – судья Йера Йелен. Лучшей трибуны и выдумать было нельзя, вот куда стоило поставить чудотворов, руководивших посадкой в поезда… Голос судьи легко перекрывал грохот толпы, валившей на платформы.

– …и добывать свой хлеб в поте лица! – Многократное эхо усиливало пламенную речь Йелена, и звучала она как глас свыше. – Вам не было дела, откуда берется ваше богатство, вам было удобно верить в сказки! Пришло время платить за спокойную, равнодушную сытость! Исподний мир – не абсолютное зло, как вам бы того хотелось. Исподний мир – это толпы голодных детей, которых вы обирали полтыщи лет, это нищета, голод, болезни и отсутствие солнца. Вы отняли у Исподнего мира солнце, чтобы зажечь в своих домах свет. Теперь вы бежите, как стая крыс из горящего дома, вы и сейчас не хотите признать свою вину, посмотреть правде в глаза и понять, что это – расплата. Не абсолютное зло идет на Обитаемый мир – возвращается украденное вами богатство!