– Еще как жаль, – проворчал Инда. – Мне бы не пришлось оправдываться перед судьей Йеленом, если бы мы нашли эти валуны раньше думской комиссии…

– Да брось, – отмахнулся Приор. – По-моему, все сложилось для нас весьма удачно.

Тем не менее Инда все же запросил из архивов информацию об этом странном Горене и его пророчествах – на всякий случай, но, когда ее наконец прислали, Инде было уже не до того…

К Черной крепости выступили немедленно, даже не стали обедать, – Огненный Сокол опасался, что туман рассеется и незамеченными через болото будет не пройти. Старшим капитан назначил Муравуша, четвертым был мрачный гвардеец лет сорока по имени Варко, пятым – проводник из местных, низкорослый и чахоточный. Он был одет по-волгородски, в стеганку, недорого, но вполне добротно, и, несмотря на отсутствие куколя и широкого серо-зеленого плаща, неуловимо напоминал болотника. Наверное, взглядом, в котором смешались зависть и превосходство. Ему не очень нравилась роль проводника, он был угрюм и неразговорчив.

Крепость обогнули с севера и востока, чтобы зайти в нее со стороны Волгорода, – круг оказался изрядным, и к черным стенам подступили часа за три до заката.

Не просто крепость – некогда это был город, окруженный крепостными стенами. Обвалившиеся башни еще хранили прежние его мощь и величие, высоко вздымая над болотом острые свои обломки. И, казалось, стоит неосторожно ступить на вверенную им землю – они ответят, если не грохотом пушек, то тихим шорохом обвала. Над башнями, невидимый, все еще реял стяг рода Белой Совы – призрак знамени призрачного рода.

Муравуш без страха прошел через провал в стене – толщиной не меньше десяти локтей – и, оглядевшись, указал на проход в башню.

– Поедим под крышей и пойдем искать кострище. Ночью с южной стороны горел костер.

– Муравуш, я бы остерегся туда заходить… – сказал Градко, поежившись.

– Ничего страшного тут нет, – пожал плечами проводник, – но и крыши над башней нет тоже. Я покажу место для привала.

Нагромождения битого камня под ногами, заросшие черным бурьяном, скользили и осыпались, гнилые обгоревшие балки перегораживали путь, иногда из-под ног порскали полевые мыши. И только ближе к центру города идти стало полегче: кое-где сохранилась мостовая, сквозь которую прорастала зеленая травка, топорщились семейки готовых расцвести одуванчиков. Дома́ здесь разрушало время, а не пожары и пушечные ядра, – они проседали, кренились, крыши их сползали и проваливались, падали своды над окнами, гнили балки перекрытий.

По улицам черного города стелился туман, и на широкой площади из мглы навстречу вдруг выступила огромная каменная росомаха. Ее высокий базальтовый постамент утонул в молочно-белой пелене, она чуть приподнимала переднюю лапу – словно шагала вперед по воздуху.

– О Предвечный… – прошептал Градко. – Мне показалось, она идет прямо на нас.

– У колдунов есть поверье: они будут приносить в мир силу добрых духов, пока стоит эта каменная росомаха, – сказал проводник.

– Так может, прикатить сюда пороховую бочку? – усмехнулся Муравуш.

– Не надо, – угрюмо ответил Варко. – Или тебя раздражает солнечный свет? Пусть их носят силу – кому от этого плохо?

– Да уж больно жуткое место и жуткая тварь… – поморщился Градко.

– Росомаха – очень милый и совершенно безобидный зверек, – сказал проводник и улыбнулся. Лицо его изменилось вдруг, словно осветилось, – с улыбкой на устах он совсем не походил на болотника, и Волчок решил, что мог и ошибиться. А с другой стороны, кто из местных еще согласится быть проводником у гвардейцев? Тут не окрестности Хстова, на Выморочных землях колдунов чтят больше, чем храмовников.

Место для привала и вправду оказалось лучше полуразвалившейся башни – тихий, сухой, скрытый от посторонних глаз флигелек неподалеку от каменной росомахи. В нем даже сохранился очаг, но развести огонь поостереглись – если бы дым и смешался с туманом, то запах его можно было расслышать издалека. Муравуш почему-то предполагал, что в крепости кто-то есть и что к ночи Чернокнижник обязательно вернется. Волчок не стал его расспрашивать.

Проводник распрощался с ними после привала, нужды в нем теперь не было. Костер заметили издалека, едва взобрались на северную стену, – и, конечно, не только костер. Это внутри крепости еще плавал туман, с болота он ушел – Огненный Сокол как в воду глядел. Однако под прикрытием стены подобраться к костру удалось очень близко, и Муравуш выбрал для наблюдения удобное место – ряд бойниц внутри глубоких ниш. Чтобы попасть туда со стороны болота, нужно было пройти не меньше сотни шагов в обе стороны. Костер же горел в каких-то двадцати локтях от той бойницы, где стоял Волчок.

Кроме Спаски и Змая, около костра сидели еще трое колдунов. А может, и не колдуны это были вовсе – с луками за плечами и топориками на поясе. И Волчок порадовался тому, что теперь Муравуш точно не решится в открытую напасть на колдунов – будет только смотреть и слушать. Потому что трое вооруженных людей слишком походили на опытных вояк, да и под плащами их прятались кожаные брони.

От костра было слышно почти каждое слово. Впрочем, ни о чем интересном у костра не говорили – похоже, просто травили байки. Змай рассказывал громко, нисколько не смущаясь присутствием Спаски:

– …Спрятался третий легат за портьерой, стал ждать, когда капрал к его дочери явится. Часы бьют полночь, входит капрал и шестеро гвардейцев. Капрал командует: «Двое к окну, двое у двери, двое – к портьере». Ну и залез к дочери в постель – третий легат и не шевельнулся. Утром дочь ему: «Тата, какой он любовник, какой любовник!», а третий легат ей: «Да что там любовник! Ты посмотри, как он службу знает!»

Волчок уже слышал эту байку, а вот Градко в соседней нише потихоньку хрюкнул в кулак. Трое вояк расхохотались, и только потом один заметил:

– Ага, а замуж-то он дочь не за капрала отдал, как бы тот службу ни знал!

– Капрала можно и в любовниках оставить, муженьку-то ее только десятый годочек пошел! – сказал другой, и все снова захохотали.

– Я вам сейчас еще байку расскажу, как третий легат за племянника Государя дочь сватал…

Спаска сидела к Волчку спиной, ее лица он не видел – она же смотрела на болото, в сторону Змеючьего гребня. И сальные шутки четверых мужчин ее совсем не смущали. Хотел бы Волчок изловить какую-нибудь тень Цитадели, чтобы та шепнула на ухо Спаске, в какую сторону нужно смотреть. Только однажды она тронула Змая за плечо и что-то шепнула ему на ухо, скосив глаза на стену. Тот кивнул, улыбнулся и тоже что-то ей шепнул. Не может быть, чтобы она не чувствовала взгляда в спину…

Ждать Чернокнижника пришлось недолго – он появился на горизонте примерно за час до заката. И не узнать его было невозможно: только он носил такую нелепую островерхую шляпу. С ним снова шел тонкий юноша с луком, и Волчок узнал его, когда он подошел ближе, – это был тот самый лазутчик, который кинул Волчку в грудь невидимый камень. Тот, кого отпустили чудотворы, – Змай, помнится, просил и об этом никому не говорить. А еще Волчок смутно припомнил, что зовут этого парня Славуш… И, наверное, именно его имел в виду Змай, когда говорил Волчку: не про тебя девка… За пять лет юноша не сильно изменился, только цыплячья худоба стала утонченностью. И, пожалуй, он все так же напоминал лисицу, хотя Волчок подумал это от досады. Несмотря на острый нос, красивый был юноша, хоть и выглядел моложе своих лет.

Конечно, сидевшие у костра тоже заметили Чернокнижника издалека, но не подали вида, продолжая хохотать над байками Змая. И только когда Милуш подошел совсем близко, Змай поднялся ему навстречу.

– Что-то я не понял, чем это вы здесь занимаетесь? – недовольно спросил Чернокнижник.

– Мы тут… это… змея запускаем, – ответил Змай.

– Что-то незаметно, – проворчал Милуш.

– Да вот сейчас посидим еще немного и начнем.