– Второе, я так полагаю, это именно оптимальное распределение зоны разрушений? – Удерживаться от усмешки становилось все трудней.

– Совершенно верно.

– Правильно ли я понял: двадцать первого сентября в Исподнем мире будут разрушены хстовские храмы, что приведет к резкому сокращению притока энергии на подстанции Северских земель? Это и станет поводом для претворения в жизнь стратегии локального обрушения.

– Совершенно верно, – с каким-то особенным удовлетворением повторил Вотан.

– И для чего же децемвирату в таком случае понадобился я?

– Во-первых, ты куратор службы управления погодой в этом регионе и можешь спланировать локальное обрушение. Но это не главное. Главное, ты должен доставить Йоку Йелена в Тайву не позднее чем через пять дней после разрушения хстовских храмов. И руководить… ну или контролировать время и место прорыва границы миров. В соответствии со стратегическим планом. Разумеется, в твоем распоряжении любые средства.

– А кроме меня в Обитаемом мире не нашлось чудотвора, способного это осуществить? Располагая любыми средствами? Или я самый благородный герой Обитаемого мира? Готовый отдать жизнь за процветание Афрана? – Инда все же не удержался от сарказма.

– Я буду тебя сопровождать. Этого достаточно, чтобы ты не счел себя козлом отпущения? Из всех членов децемвирата я самый молодой и сильный физически, потому выбор пал на меня.

Ага, значит, таки член децемвирата…

– И все же: почему именно я?

– Потому что ты доктор прикладного мистицизма, а не я. Я разбираюсь в мозгах, но не в энергетике. Вместе мы составим сильный тандем. – Вотан прищурил глаза и посмотрел на Инду чуть пристальней, чуть дольше, чем требовалось. Инда не понял, что это означает: то ли продолжение проверки на лояльность, то ли намек на контроль со стороны. Но запомнил эту задержку.

– Мне интересно знать, как к этому отнесется Охранитель Йоки Йелена. В мозгах разбираешься ты, а не я.

– Он согласится. Прорыв границы миров в Исиде – это разрушение Къира, а не Волгорода. Он ненавидит Къир.

– Нас он ненавидит гораздо сильней. К тому же в Къире живет почти полмиллиона людей, в Волгороде – в десять раз меньше. Сказочник умеет считать. Людям из Къира некуда спрятаться, до ближайшего препятствия на пути ветров – три недели пути по пустыне. А у волгородцев есть возможность укрыться за стенами Хстова.

– Стены Хстова не устоят. Вот это – основная мысль, которую ты должен донести до Охранителя. Если же он будет возражать против перемещения Йоки Йелена в Исид, его следует уничтожить. Любой ценой.

– Мы пробовали сделать это трижды.

– На четвертый раз должно получиться. – Вотан был совершенно серьезен. И слова его прозвучали двусмысленно, будто за ними тоже прятался намек, которого Инда не понял.

– Правильно ли я понимаю, что Приора Славленской Тайничной башни необязательно ставить в известность о том, к чему приведет стратегия локального обрушения?

– Совершенно правильно. Я думаю, он догадывается. Потому и отказался от посвящения – не хотел принимать в этом участия. К сожалению, капитул Тайничной башни нельзя эвакуировать в первую очередь – некому будет руководить эвакуацией. Да, еще… Было бы неплохо, чтобы до окончания эвакуации люди увидели Охранителя. В обличии чудовища, разумеется.

– Я догадывался, что мы более озабочены сохранением власти, нежели спасением людей, – усмехнулся Инда.

– Одно другому не мешает. Виной всему Исподний мир и мрачуны. Важан уже сделал такое нужное нам заявление, осталось показать толпе чудовище, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Всегда надежней показать, а не рассказать.

– Ты хочешь, чтобы я попросил чудовище появиться над Славленой?

– Почему бы нет? Впрочем, это я могу сделать и сам, но вряд ли он меня послушает.

– Если тебя послушал Югра Горен, почему бы и чудовищу не подчиниться твоей воле?

– Я видел этого человека. Издали. Он наблюдал за Йокой Йеленом, когда я возил того за свод. Сила, которая стоит над Охранителем в межмирье, не позволит ему мне подчиниться. Он может противостоять этой силе, а я не могу.

«Потому что в тебе, Вотан, нет ни капли человечности», – подумал Инда, внутренне усмехнувшись. И непритворно возмутился:

– Ты видел оборотня, когда все считали его мертвым? И ничего не сказал? Я, как деревенский дурачок, твердил, что оборотень жив, а мне никто не верил!

– Йока Йелен должен был вернуться к Важану. Тогда я не был уверен, что он захочет прорвать границу миров, и немного его подтолкнул. С колонией все прошло отлично. Я хотел посвятить тебя в стратегию локального обрушения, но ты никак не желал отказываться от стратегии максимального сброса. Тебе ведь и в голову не пришло, что обрушить свод проще и быстрей, чем сотни лет возиться со сбросом энергии.

– Да, мне не пришло это в голову. Наверное, виной тому шоры, что мешали мне управлять миром, – сказал Инда со всем возможным сарказмом. – А девочка? Зачем ты так ратовал за спасение девочки? Неужели предполагал, что она разрушит хстовские храмы?

– Я предположил это еще в четыреста двадцать втором году, когда получил отчет о появлении столь сильной колдуньи. Это случилось сразу после моего знакомства с Йокой Йеленом. Я не знал тогда, что это плод экспериментов Важана, только предполагал.

– Я так думаю, профессор Важан был не единственным человеком в Обитаемом мире, который проводил опыты в этом направлении?

– Разумеется. Но Важан первым получил результат. Кстати, его метод сильно отличался от прочих, он воздействовал не на мозг гомункула, как делали и мы, и другие специалисты… в области герметичных наук. Он воздействовал на генетику его родителей. И чудовищность его опытов состояла в том, что мутация не позволяла родителям прожить и месяца. Я слышал, ему приходилось подгадывать время с точностью до суток: не более одного дня до начала формирования новой яйцеклетки, но именно до.

– И что же? Узнав об этом, мы не кинулись создавать гомункулов?

– Кинулись. Но ни один из них не достигнет четырнадцати лет не только к январю, но и до наступления последней критической точки. Самому старшему сейчас три года. Так вот, о девочке. Зная о политических взглядах нового Государя, нетрудно было предположить, что он рано или поздно воспользуется ее силой. Я не догадывался только о том, чья она дочь. Чудовище никак не учитывалось в стратегических планах чудотворов.

– Идею с пневматическим ударом вместо вихря предложил ты?

– Сребрян и сам бы об этом догадался, его нужно было лишь немного подтолкнуть. Но не считай меня столь дальновидным и проницательным – все это плод коллективного мыслетворчества. Ты недооцениваешь децемвират.

Десять дней в башне пролетели незаметно, а на одиннадцатый Спаска услышала за окном крик сокола. Она задремала, сидя на полу и положив голову на край постели Волче, а он вздрогнул вдруг – его ужас словно толкнул Спаску в грудь, полудрема рассеялась вмиг. И она, конечно, постаралась его успокоить, сказала, что здесь нечего опасаться – даже дворец не охраняли так надежно, как Тихорецкую башню… Но все равно знала, что острокрылый хищник кружит рядом, словно хочет высмотреть их обоих, словно может быть шпионом своего хозяина…

Она подошла к окну не для того, чтобы взглянуть на сокола, а чтобы его отпугнуть, если он вдруг вздумает сесть на подоконник. Как будто не сомневалась, что такое возможно. Нет, Волче боялся не этого – его страх был безотчетным, не сокола-шпиона он испугался, а своего воспоминания…

– Вы… ненавидите его? – спросила Спаска, не отходя от окна.

– Кого? – удивился Волче – но голос его стал совсем тихим и хриплым.

– Огненного Сокола.

– Нет, – ответил он коротко и отвел взгляд. – Отойди от окна.

Он не мог ненавидеть, потому что боялся. Нельзя ненавидеть и бояться одновременно. Спаска снова присела у его изголовья, но как только он задремал, вернулась к окошку: ей хотелось разглядеть внизу человека с соколом на краге.