Пятая, шестая, седьмая… Йока почувствовал дурноту и слабость, его уже развернули спиной к ветру, он еще перебирал ногами, но как-то бестолково, спотыкаясь. А потом, когда в глазах совсем потемнело, он почувствовал, как его ноги отрываются от земли и его несет вверх. И даже подумал, что это смерч, который сейчас кинет его на камни, но вместо этого упал животом на костлявое плечо Змая.

Ему казалось, что он очнулся через секунду. Однако ветра не было, дождь мелкими и редкими каплями падал на лицо, а сполохи молний блестели где-то сбоку. Не хватало силы шевельнуть даже пальцем, все тело болело так, словно его снова долго и безжалостно били ремнем.

– О! Смотрите-ка, профессор, Йока Йелен еще жив, – сказал Змай, и Йока понял, что лежит головой у него на коленях. – Хочу заметить, это была его идея – выпить смерч, а вы лишь пошли у него на поводу…

– Если я не буду рисковать, он никогда не раскроет всех своих возможностей. И я был прав – плащ снимать не стоило. Нужно было предусмотреть, что кроме воды ветер несет и камни.

– Камушки, – поправил Змай. – Камнями нам бы не так морды разворотило…

– Йелен, как ты себя чувствуешь? – профессор склонился над Йокой.

Йока намеревался сказать, что с ним все в порядке, но, открыв рот, тут же передумал: сил не было вытолкнуть из себя даже несколько слов.

– Плохо, – ответил он, решив, что так будет короче.

– Это не камни, Змай, – сказал профессор. – И не камушки. Он перекачал через себя столько энергии, что еще несколько дней будет приходить в себя. Мне кажется, его придется нести.

– Мне не впервой тащить на себе Йоку Йелена. И три лиги – это не двадцать лиг.

– Мы можем сделать носилки из плаща…

– Не надо, профессор. Как вы верно заметили, вам скоро семьдесят, зачем вам такие упражнения? Йока Йелен, тебя не тошнит? Тащить тебя на плече легче, чем на руках.

– Я сам пойду, – проворчал Йока. – Полежу немного и пойду.

– Нет, немного полежать не получится. Мы все-таки слишком близко к аккумуляторной подстанции, а там дежурят чудотворы.

Место, где расположился профессор Важан со товарищи, включая Йелена, наконец-то было обнаружено – Инде об этом телеграфировали с Брезенской метеостанции. Если бы свод не отодвигали на следующий день, Инда бы уже снарядил туда наблюдателей.

А за сутки до этого он получил приказ из Афрана (с подробной инструкцией): наблюдать за обучением Йелена со стороны и не вмешиваться. О динамике обучения докладывать. Решение отпустить Йелена к Важану Гроссмейстер счел верным, так же как и решение прибрать к рукам дочь оборотня. Однако советовал быть осторожным, чтобы не спровоцировать со стороны оборотня необдуманных действий.

Принятое в Афране решение вполне соответствовало той стратегии, на которую намекал Вотан и о которой догадывался ламиктандрийский коллега Инды: обрушить свод, не дожидаясь, когда это сделает Внерубежье. Прорвать границу миров раньше, чем разъяренный зверь доберется до аккумуляторных подстанций. Отступление в этом случае дает отсрочку, время, за которое профессор Важан подготовит Йоку Йелена к этому прорыву. Однако Инде нужно было привыкнуть к этой… новой стратегии.

Что ж, она была логична. Возможно – единственно правильна. Нехороший осадок остался лишь от того, что новая стратегия все еще была достоянием посвященных. Раньше Инда не претендовал на знания первой ступени, а теперь вдруг ощутил себя пешкой в чужой игре – бездумным исполнителем чужой воли. И это было неприятно, не только задевало самолюбие, но и пугало неопределенностью чужих целей. Инда неожиданно для себя понял, что не доверяет решениям децемвирата, но не потому, что они неверные, а потому, что цели Афранской Тайничной башни совсем необязательно совпадают с целями всего клана чудотворов и совсем необязательно хороши для Обитаемого мира. И даже скорей не совпадают и не хороши, иначе не имело бы смысла скрывать их даже от тригинтумвирата.

Мысль вывела Инду из равновесия, он хотел точно знать, что это за цели, именно знать, а не догадываться. Впрочем, рефлексировал он не долго, решив, что пока с него хватит догадок: не так сложна головоломка.

Одна из этих догадок не давала Инде покоя: получалось, что Вотан еще в 422 году действовал в соответствии с этой стратегией – подписав липовый отчет чудотворов о посещении восьмилетнего Йоки Йелена. Чтобы никто раньше времени не заподозрил в нем столь сильного мрачуна? Еще в 422 году Вотан намекнул кураторам Млчаны, что не стоит тратить время на девочку-колдунью, ставшую впоследствии приемником Врага.

И сказочник был совершенно прав: профессор Важан оставался неприкосновенным именно потому, что мог создать гомункула, способного прорвать границу миров. Наверное, он был не единственным мрачуном, проводившим такие опыты, но именно его опыты увенчались успехом. Значит, не для своего кураторства над Йокой Вотан расчищал путь – для кураторства Важана. Да, сбрасывать энергию в Исподний мир Йока мог под руководством чудотворов и Мечена, но чтобы он мог прорвать границу миров, ему требовался совсем другой наставник. А еще – ненависть к чудотворам и желание любой ценой прорвать границу миров. Что ж, Вотан добился своего… Но это означает, что он давно знал о той стратегии, о которой Инда не догадывался до последнего, а мог бы догадаться, и догадаться давно! Что мешало Инде понять это несколько лет назад? Обрушить свод – слишком просто. Просто и чудовищно. Инда же искал менее радикальных решений, более сложных путей. Он считал, что их надо искать до последней минуты. Но все, до чего он пока додумался, – крохотные островки жизни под силовыми полями…

Вряд ли в децемвирате кто-нибудь всерьез относился к откровению Танграуса, по которому сначала рухнет свод и лишь после этого Враг прорвет границу миров, а потому миссия оборотня из Афранской Тайничной башни должна была выглядеть сомнительной. Неужели Гроссмейстер играет с Индой и лишь исполняет его прихоть прижать оборотня к ногтю? Или есть еще что-то, о чем Инда пока не догадался? Уход «Охранителя» в Исподний мир никому не был нужен теперь, когда Йока Йелен делал то, что выгодно всем: ослаблял давление на свод по мере своих возможностей и готовился прорвать границу миров. Скорей всего, это решение децемвирата следовало все-таки отметить как неразгаданную часть головоломки. В этой неразгаданной головоломке Инда чуял опасность, именно чуял, даже не осознавал.

Дождь лил и лил, но Волчок решил, что это ему на руку, и опустил капюшон пониже.

Коней продавали за Козьей башней, на широком утоптанном поле. Хстов просыпался рано: когда Волчок выбрался из города, торговля шла вовсю. Он, прямо сказать, был никакой всадник и в лошадях разбирался плохо, поэтому всерьез опасался, что на базаре его обведут вокруг пальца. Оставалось уповать на белую кокарду и страх деревенских продавцов перед гвардией.

Ему достался вороной мерин арутской породы – легконогий, трепетный, с блестевшей на дожде шкурой. Волчок взял его вместе с седлом и сбруей, прокатился тут же, на глазах бывшего хозяина, – арутский скакун показался ему слишком неустойчивым… Рысь у него была жесткой, тряской, зато когда Волчок выехал на Волгородский тракт и пустил коня вскачь, тот полетел вперед птицей.

Через час, проехав не меньше четырех лиг, Волчок думал, что поменять конька нетрудно, а вот кто поменяет его самого? С непривычки он устал так, будто пробежал эти четыре лиги бегом, да еще и с грузом за плечами. Он еле-еле вылез из седла и едва не упал: колени тряслись и подгибались, поясница болела – последнюю лигу каждый шаг лошади был похож на удар палкой по почкам.

На постоялом дворе арутского мерина поменяли на гнедую кобылку – и здесь Волчок точно продешевил, потому что хозяин кобылки не взял за обмен ни грана и остался очень довольным. Нужно было поесть, но кусок не пошел в горло, Волчок глотнул хлебного вина – чтобы разогнать усталость – и снова взобрался в седло, проклиная Огненного Сокола и записку для Красена.