Вотан выслушал сообщение о смерти Сребряна с каменным лицом. Таким нарочито каменным, что Инда усмотрел в этом подвох. Он теперь в каждом жесте и слове Вотана усматривал подвох. И в какой-то миг понял, что боится мозговеда. Не его способности действовать на мозги, так неэтично применяемой к месту и не к месту, а его самого, его странной внутренней силы. Рассказывая ему о Сребряне (прямо в каменное лицо), Инда почему-то видел, как разъяренный зверь пожирает край Беспросветного леса, и не мог избавиться от навязчивых воспоминаний.

– Вотан, а ты слышал когда-нибудь о людях, поклоняющихся Внерубежью? – спросил он без обиняков. – По аналогии с болотниками Исподнего мира.

– Да, – без обиняков ответил тот. – Но я не слышал, чтобы Внерубежье продлевало кому-то жизнь. Это должен быть совершенно иной культ, если это можно назвать культом. Болото выбирает слабых. Тех, кто боится смерти. Внерубежье должно выбирать сильных, тех, кого не пугает собственная смерть.

– И ты знаешь кого-то конкретного, кто поклоняется Внерубежью?

– Увы, нет. А если бы и знал, то подумал бы, прежде чем рассказать об этом тебе. Это информация для первой ступени посвящения.

Инде показалось, что Вотан над ним насмехается. Однако он все равно задал следующий вопрос, проглотив издевку:

– И ты всерьез считаешь, что неживая субстанция может влиять на человека?

– Хладан, странным мне представляется действие болота, продлевающего жизнь своим приверженцам, вот это загадка загадок. А поклонение стихиям заложено в природу человека: человек осознает бренность своего тела, уязвимость перед природой. Отчего бы ему не восхититься тем, как Внерубежье пожирает кромку Беспросветного леса?

– Я имел в виду совсем другое. – Инда сжал губы, глотая и этот намек. – Восхищение, восхваление и поклонение меня не волнуют. Я спрашиваю о том, действуют ли эти люди в интересах Внерубежья. И в чем состоят его интересы.

– Не состоят, Хладан… Не «в чем состоят интересы Внерубежья», а в чем этим людям видятся его интересы. Ты понимаешь разницу?

Вотан говорил так, будто Инда школьник.

– Нет. Я правильно задал вопрос, а ты хочешь от него уйти. Или в самом деле мыслишь так узко и рационально?

– О твоей потрясающей интуиции ходят легенды, – усмехнулся Вотан в ответ. – Но в данном случае она тебя обманывает. Тело Сребряна осталось в замке?

Резкая смена темы разговора тоже показалась Инде неслучайной.

– Да. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, при каких обстоятельствах он погиб. Между прочим, я спрашивал тебя о его лояльности, и что ты мне ответил?

– Ты же не думаешь, что я умею читать мысли… Говорят, девочка сказочно хороша собой?

– Кто говорит? – вскинулся Инда. – Откуда ты мог об этом узнать?

– Красен, например… Я видел его недавно, он возвращался к порталу из ресторации. И был настроен весьма романтически.

Бесполезно. О чем-то говорить с Вотаном бесполезно… Каждый его ответ выставлял Инду дураком. Или так только казалось? Инда снова подумал о том, что боится мозговеда. И подозревает. В чем? В чем можно подозревать доктора нейрофизиологии, члена центумвирата? Это мальчишке Сребряну позволено стать перебежчиком от избытка возвышенных чувств. Это сентиментальный Красен льет слезы над муками Исподнего мира. Вотан не страдает ни избытком романтики, ни чрезмерной чувствительностью. Он для этого слишком умен. И его привязанность к Сребряну – фикция, фальшивка, в этом Инда мог поклясться. Он знает то, в чем Инда чует опасность.

По дороге к дому он пожалел о том, что, стоя на вышке новой метеостанции, не прислушался как следует к голосу Внерубежья… Не отдался восторгу перед разъяренным зверем, не позволил подчинить себя его воле. Может быть, тогда ему бы открылись интересы Внерубежья?

Инда уже хотел повернуть назад в Тайничную башню, догнать отправленный вездеход с наблюдателями или добраться до метеостанции – попытаться еще раз… услышать Внерубежье. Но оставил эту попытку. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять желания Внерубежья: оно жаждет сломать свод, но противится прорыву границы миров. Вот в чем его интерес: обрушить свод до того, как Йока Йелен наберется достаточно силы и умения – чтобы уничтожить весь Обитаемый мир разом. Верней, оба мира…

После этой мысли снова захотелось догнать вездеход с наблюдателями, но Инда решил, что пока ему хватит докладов по телеграфу. И… сделанный вывод логически никак не был связан с Вотаном. Но Инда старался меньше опираться на логику там, где для нее нет пищи – фактов.

– Вот, читайте! – Града Горен сунул газету, привезенную Йерой, Изветену в лицо. – Все пророчества моего отца сбываются! Все! Не вы ли смеялись: Лудона вспять не потечет! Так вот, она потекла вспять!

Изветен не оскорбился столь грубому жесту Грады, пробежал глазами газетную статью с фотографией наводнения в Брезене и пожал плечами.

– Града, пророчества твоего отца – это не плод экстатических практик, не волшебство и не посланные Внерубежьем откровения. По-моему, после расшифровки его дневников это настолько очевидно, что нет смысла что-то всерьез обсуждать. Информацию о сжатии свода он получил в Ковчене, и, уверяю тебя, просчет твоего будущего чудотворы не финансировали. Предсказание твоей смерти – не более чем образное предупреждение о падении свода. Не более, Горен!

– А девушка? Девушка, по воле которой упадет свод? Об этом он тоже узнал в Ковчене?

– Мало ли что твой отец написал в дневнике. Там нет ни единого слова про Ковчен. Может быть, информация о девушке тоже какое-то иносказание, которого не успел понять Пущен.

Йера не вмешивался в их перепалку. Но девушку, похожую на сказочника (бога Исподнего мира!), нарисовал Горен-младший, а не его отец.

– Пущен хотел знать, что я увидел в комнате отца в тот день! А вы все боитесь попробовать снова!

– Конечно боюсь, – согласился магнетизер и повернулся к Йере. – Между прочим, отец подкинул мне несколько идей, как заставить Граду вспомнить прочитанные записи в дневнике. Это грубые и опасные методы, совершенно ненаучные, и я не хочу ими пользоваться. Три из них вообще основаны на применении ядов, в малых дозах вызывающих изменение сознания.

– Помните, Изветен? – перебил его Града. – Напиток храбрости!

– Да. В Исподнем мире этот напиток используется в разных целях в зависимости от доз. И для потери памяти, и как сыворотка правды, и как стимулятор. Очень интересный состав…

Йера кашлянул:

– Он вам известен не из Энциклопедии Исподнего мира?

Изветен вздохнул и улыбнулся:

– Судья, теперь я вполне вам доверяю. Но давайте оставим Энциклопедию Исподнего мира… Так вот, основа напитка храбрости – скополамин, но туда входит и стрихнин, и опий, и алкоголь. Оказывается, мой отец знает множество подобных рецептов, их применяли в незапамятные времена, чуть ли не тысячу лет назад. И Горен очень хочет испытать их действие на себе.

– Вы… хотите, чтобы я его остановил или дал вам добро на проведение этих опытов?

– Нет же, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то снял с меня ответственность, – ответил магнетизер. – Я… просто заранее оправдываюсь перед вами. Считайте, ставлю вас в известность, какой ценой Града готов узнать истину.

Спаска с галереи видела, как в замок входила сотня стрелков армии Государя: в полевых серых плащах, стеганках под кожаными бронями, блестящих начищенных сапогах, звонко стуча подковками по брусчатке двора. Почему Волче не согласился перейти в армию Государя? Он тоже мог бы оказаться сейчас в замке… Увидеться с ним в последний раз, попрощаться… Она решила свою судьбу, ей хватило времени все обдумать. Вот только надо было объяснить все Волче, чтобы он понял ее и простил, но доверить такое объяснение бумаге Спаска не смогла – слишком сухими получались слова, а ей хотелось, чтобы Волче понял, что она все равно будет любить его всю жизнь, хоть и посвятит себя другому мужчине.