На его счастье в сенях хлопнула дверь, Стёжка вздрогнула и подняла голову, но, прислушавшись, вздохнула с облегчением:

— Деда идет. Наконец-то…

Хозяин вошел в дом с зажженной масляной лампой, свет из кухни упал на Стёжкину постель.

— Деда! Ну что ж ты мне свечу не оставил! — радостно, а вовсе не обиженно сказала она. — Хорошо, что Стойко меня услышал!

Айда заглянул в комнату и поднял лампу повыше, пристально рассматривая обоих недобрыми глазами.

— Я думал, ты не проснешься, — ответил он и поманил Зимича пальцем: — Иди-ка сюда.

Зимич рад был избавиться от горячего тела в объятьях и только поэтому быстро поднялся, торопясь выйти из комнаты. Сразу стало холодно и неуютно.

— Спи, малышка, — сказал Айда и прикрыл к ней дверь.

— Она тебя звала… — начал Зимич, оправдываясь.

Хозяин за плечо развернул его к себе и поднес лампу к его лицу.

— Тронешь девчонку хоть пальцем — убью. Это тебе не дочка булочника и не жена писаря.

Оправдываться сразу расхотелось. Зимич вырвался из цепкой руки хозяина и ни слова не говоря пошел к себе. И даже хотел хлопнуть дверью, но вспомнил вдруг и оглянулся:

— Я на самом деле слышал шаги за окном.

— Это я ходил, — вполне миролюбиво ответил хозяин, — показалось, что волки к дому подобрались. Разроют погреб…

— Что ж меня не разбудил?

— Да ладно… Волков, знаешь ли, бояться — в лес не ходить. — Айда улыбнулся.

По пятницам друзья Йоки крутились неподалеку от станции, на другой стороне железной дороги. Йока перешел через железнодорожный мост к зданию вокзала: на площади, многолюдной теплым вечером, духовой оркестр играл бравурный марш, цветочницы предлагали солидным кавалерам купить первые цветы, из здания на воздух вынесли лотки со сластями, открытками и дешевыми безделушками. Особенным спросом пользовалась шипучая вода. В пятницу здесь всегда было много людей, а в такую по-летнему хорошую погоду — и подавно. Из города поезда́ приходили забитыми народом, и даже в первом классе сидячих мест на всех не хватало. Многие ехали в гости, многие, живущие в Славлене, приезжали в загородные дома на предстоящие выходные.

Йока обогнул вокзал и вышел в парк: здесь людей было поменьше, но тоже достаточно. На маленькой эстраде пел смешной человечек во фраке, пританцовывая и время от времени строя рожи. Ему на скрипке аккомпанировала долговязая перезрелая девица. Зрители смеялись: и дамы с зонтиками, сидевшие на изящных плетеных стульях в первых рядах, и стоявшие рядом с ними кавалеры, и публика попроще — толпившиеся по сторонам рабочие, еще не снявшие спецовки, и мальчишки, и опрятно одетые «для выхода» простолюдинки, державшие своих детей за руки.

Обычно по пятницам Йоку тоже посещало ощущение праздника, который только начинается. Но в этот раз он хорошо отдохнул от школы, и пятница казалась ему скорей началом конца.

В центре парка под музыку крутилась карусель, приводимая в движение магнитными камнями. И состоятельные парочки, и мелкие отпрыски благородных семейств, и детишки рабочих, пришедшие в парк с родителями, катались вместе: карусель стоила недорого, ее содержал станционный совет на пожертвования богатых жителей Светлой Рощи.

И только те ребятишки, что околачивались в парке в одиночестве и не имели карманных денег, развлекались на карусели попроще: ее надо было раскручивать самим, и двое мальчишек, держась за веревки, бежали по кругу, когда их товарищи летели вокруг шеста, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники сидений. Йока давно вырос из таких забав.

Он посмотрел, нет ли возле каруселей кого-то из его друзей, и, никого не увидев, направился дальше, вглубь парка.

— Йелен! — неожиданно окликнул его сзади бас Стриженого Песочника, когда Йока свернул с аллеи на дорожку, ведущую через лужайку к прудам.

Тому было лет восемнадцать, и слыл он в Светлой Роще негодяем, по которому плачет тюрьма. Сын пьяницы-сторожа с железнодорожной станции, Стриженый Песочник неоднократно бывал арестован и препровожден в Славленскую полицию — по жалобам добропорядочных граждан Светлой Рощи, — но его всегда отпускали через несколько дней за неимением серьезных оснований для задержания.

Йока остановился и повернулся к Песочнику лицом, меряя взглядом его немалый рост. Песочник напоминал молодого бычка, сколь сильного, столь и глупого. Впрочем, впечатление было обманчивым, Йока знал, что Песочник далеко не дурак. За спиной его стояли четверо парней из ремесленного училища.

— Йелен, чего-то я тебя давно не видел, — миролюбиво начал он. С Йокой он имел сложные отношения: они были то явными врагами, то добрыми друзьями. Но Йока безошибочно угадывал подвох за внешним миролюбием.

— Не соскучился? — он изобразил кривую усмешку. Отсутствие страха перед Стриженым Песочником было одной из составляющих авторитета в глазах ребят Светлой Рощи. Только Йока знал, что гордиться-то в сущности нечем: Песочник лишь с виду был страшен, на деле же никому из младших серьезного вреда еще не причинил.

— Йелен, а правда, что тебя фехтованию учат, а? — спросил Песочник, подозрительно сузив глаза.

— Хочешь проверить?

— Почему бы нет?

— Проверь, — пожал плечами Йока.

— Эй, а что это у тебя с рукой?

Выходя из дома, Йока сменил белую косынку на руке на темно-серую: ему это показалось более романтичным. Ни в одной книге с картинками герой не подвязывал раненую руку белой косынкой.

— Это не помешает, — ответил Йока свысока.

— Смотри. Дело твое. — Песочник насмешливо оглядел его с головы до ног и повернулся к товарищу: — Давай прутья.

Они отошли за кусты, чтобы с прудов их никто не увидел.

Никакого отношения к фехтованию проверка Песочника не имела. Впрочем, откуда бы Песочнику знать что-то о фехтовании? Первый же удар ржавым прутом он нанес сверху вниз, словно хотел прихлопнуть Йоку дубиной. Удобной рукояти у прута не было, и на шпагу он походил очень мало, но Йоке удалось парировать удар, правда, отбив ладонь. И дальше Песочник пытался ударить его, а не уколоть, как если бы в руках у него была шпага. Йока был ловок, да и уроки фехтования не прошли для него даром. Немного мешала рука на косынке — держать равновесие. Еще лучше было бы перехватить прут обеими руками, чтобы отражать удары, направленные сверху вниз. Он порядком запыхался и сильно отбил ладонь, когда Песочник посчитал испытание законченным.

— Слушай, Йелен, — Песочник перевел дух и вытер пот со лба, — в следующее воскресенье мы идем драться с сытинскими. Пойдешь с нами?

Предложение было лестным, даже очень. Соседнее Сытино, лежавшее в стороне от железной дороги, населяли в основном крестьяне, ребята угрюмые и не знавшие иных развлечений, кроме драк стенка на стенку. Конечно, друзья Йоки тоже имели с ними счеты, но с ровесниками. Как Йоке не пришло бы в голову задирать сытинскую мелюзгу, так и взрослые парни из Сытина не интересовались подростками из Светлой Рощи. Восемнадцатилетний Песочник относился к другому миру, миру взрослых, в котором все было иначе. В общем-то, ничего удивительного в предложении Песочника не было, в таких драках важно набрать как можно больше народу, потому что не только умение, но и число играет роль. А Йока на вид вполне тянул на пятнадцатилетнего.

— Можно, — равнодушно повел он плечом.

— Только учти, у нас все серьезно. В этот раз договорились без ножей, только кастеты, цепи и железные прутья. Не струсишь?

— С чего бы?

— За это по головке-то не погладят. Если в драке покалечат кого или убьют ненароком, такой шум поднимется… Впрочем, тебя папаша в случае чего выгородит.

В голову закралась малопривлекательная мысль о том, что Песочник выбрал Йоку вовсе не из-за его силы и храбрости, а лишь в надежде на заступу судьи Йелена в случае неприятностей… Впрочем, в прошлом году Йоку в такие драки не звали.

— Так что у тебя с рукой-то? — продолжил Песочник.

— Пальцы сломал.