Три дня в сырой землянке тянулись бесконечно долго. Славуш совсем не умел рубить дрова, и то, что ему удавалось раздобыть за несколько часов, сгорало за четверть часа, не прибавляя тепла, но наполняя землянку дымом. Спаска не жаловалась, грызла сладкую репку и вяленые рыбные балыки, прихваченные Славушем из замка, и пила дождевую воду. В деревне к концу зимы и вяленая рыба была роскошью… Без бабы Павы кукла ее не занимала, сидела в углу на пустом топчане и смотрела на Спаску круглыми глазами. Гораздо больше Спаске нравилось, когда Славуш учил ее арифметике или читал сказки из книги, очень старой, еще напечатанной на бумаге. Но Славуш упорно спускался с Лысой горки в лесок и добывал топливо для круглой чугунной печки, не державшей тепла. Спаска пробовала сама читать сказки, но окошки, затянутые пузырем, были под самым потолком и давали очень мало света, а мелкие, едва заметные буквы на пожелтевшей бумаге разбирать было трудно.

Выходить наружу Спаска не любила. Лысая горка – широкий пологий холм – лежала у подножья Змеючьего гребня: черные скалы, кое-где поросшие лесом, поднимались над болотами и должны были манить сухой травой, крепкими деревьями, цеплявшимися за камни, густым кустарником, какой не часто встретишь даже в лесу. Но Спаске мерещились стоны среди гулких камней, и бродили по Змеючьему гребню тени, особенно заметные в дождливые сумерки, а в глубоких впадинах, поросших сырым почерневшим папоротником, дремало нечто… Дремало и дышало ядовитым смрадом, кишело крысами и плевалось блохами.

– Славуш, а почему ты не рубишь дрова наверху? Там ведь суше… – как-то раз спросила Спаска.

– На Змеючий гребень ходить нельзя.

– Почему?

– Там… В общем, это нехорошее место, туда никто не ходит. Туда нельзя ходить. – Он с особенным нажимом сказал «нельзя».

И Спаска поверила. Туда нельзя ходить, чтобы не разбудить спящее нечто…

Отец пришел на закате третьего дня – без плаща, с мокрыми ногами. От него пахло гарью, красные глаза слезились, и лицо было обожженным и чуть припухшим.

– Сын-Ивич, какого злого духа тут такая холодина? – начал отец с порога. Теперь он называл Славуша не иначе как «сын-Ивич», с особенной издевкой добавляя это «сын». – И где я буду сушить сапоги?

– Змай, все сырое кругом… Нечем топить, – виновато ответил Славуш.

Отец вздохнул со стоном и сказал только:

– Давай топор.

Через час в чугунной печке, обложенной камнями, гудел огонь, на камнях сушились куски отжатого торфа, сапоги, безрукавка и рубаха отца, а в котелке кипела похлебка из солонины с пшеном.

Спаска хотела сесть к его ногам, как в замке, но пол был земляным: грязным и холодным. И на колени к отцу она тоже не садилась – потому что он устал, она чувствовала его усталость. Поэтому просто пристроилась рядом на табуретке и вложила свою руку в его ладонь.

– Что в замке? – спросил Славуш, все еще смущенный.

– Не знаю. Пожары потушили, конечно.

– А осада?

– Не осада и была. Вчера на закате разбежались по домам – замерзли, устали, проголодались.

– А чего ты только сейчас пришел?

– Порядок в замке наводили.

Он лгал – Спаска всегда легко чувствовала ложь. И если отец пришел из замка, то почему без плаща?

– Так что, можно возвращаться?

– Пока рано, – пожал плечами отец. – Заразу они принесли… Опять, как в Волгороде. И теперь я совсем ничего не понимаю. Убивать колдунов никому не выгодно, никому. Одно дело деньги у Милуша вымогать, и совсем другое – сразу три сотни колдунов погубить почем зря…

– Это болото, – сказала Спаска тихо.

– Болото, говоришь? И чего же этому болоту надо? – спросил отец.

– Оно хочет жить, – ответила Спаска. – Оно не хочет солнца. Оно питается людьми. Ему нравится, когда люди умирают.

– Вот как? И что же, это болото перекинуло мертвецов через стену? У него же рук нет…

– Нет, – кивнула Спаска. – Оно шепчет. И его слушаются. Старуху оно прислало к нам в деревню. И тут кого-то послало. Я слышала, как кто-то ему отвечал.

Отец замолчал – задумался.

– Так значит, Спаске в замок пока нельзя? – спросил Славуш.

– Да и тебе я бы пока возвращаться не советовал, – ответил отец.

– Мне можно… – тихо сказал Славуш. – Я болел оспой. В детстве.

– Да? А чего следов не осталось?

– Я не знаю. Я совсем маленький был, не помню. У тебя тоже следов не осталось.

Славуш не любил говорить о детстве – его родители умерли не так давно, поэтому Милуш и забрал его в замок, сделал своим учеником. Отец говорил, что род Славуша не менее знатен, чем род Сизого Нетопыря, а его отец был едва ли не самым образованным колдуном в Млчане.

– Других богов? – Инда насторожился. – Уж не на Змея ли о восьми головах Исподний мир хочет променять добрых чудотворов?

– Нет. Змей был и остается пугалом Исподнего мира. Это в Славлене все газеты напечатали его фотографии, а там, на болотах, его видели только трое гвардейцев, которым не поверил даже их капитан. Ну и сам Чернокнижник, конечно…

– Кто такой Чернокнижник? – тут же переспросил Инда.

– Милуш Чернокнижник из рода Сизого Нетопыря. Самый знатный колдун Млчаны. Его отец выстроил замок на Выморочных землях, в двух лигах от развалин Цитадели. Выморочные земли, как я говорил, принадлежат Храму, это огромная территория, но Храм больше теряет на этих землях, чем собирает доходов. Деревеньки, разбросанные среди болот, живут добычей бурой руды, очень бедной, кстати. Ну еще промысел нутрий – это из существенного. Ягоды, грибы. Немного меда – лесов почти нет. Из живности держат в основном коз и птицу. Торговать ездят в Волгород. Раз в три года Храм пробует собрать оттуда подати, но жители так крепко держатся за свою брюкву и свое сено, что частенько объединяются несколькими деревнями против гвардейцев. В общем, сценарий известный: сбор податей больше похож на разбой. Храму нет от этих земель никакого проку. Кое-что он успел всучить Волгороду, что-то подарил Государю, так что у рода Сизого Нетопыря не возникло проблем при покупке земли. Чернокнижник мечтает о возрождении Цитадели, и мы ему не мешаем.

– Исправляем фатальную ошибку? – улыбнулся Инда.

– В некотором роде. Замок небольшой, земли у Чернокнижника тоже не много, но он привечает колдунов на своей земле, и мы до недавнего времени были уверены, что Храм выполнит наше требование не трогать Чернокнижника. Но об этом я бы рассказал чуть позже. Вы, наверное, знаете, что в замок внедрен наш агент, Прата Сребрян?

– Мне знакомо это имя, но я не знал, что это внедренный агент. Меня удивило в открытую произнесенное имя…

– Во-первых, это не настоящее его имя. А во-вторых, у Исподнего мира нет и не может быть шпионов здесь.

Инда усмехнулся про себя: маленькая зеленая ящерка может попасть в любое помещение Тайничной башни.

– Продолжайте. Вы начинали говорить о богах.

– Да. Именно о богах. Примерно два месяца назад Прате Сребряну стало известно о секте болотников. Из всех известных нам сект на территории Млчаны она одна из самых многочисленных. И самых… кровожадных. Кровожадность нас не удивила – вызывает вопросы число болотников. Как правило, секта держится на личности лидера, проповедника. У болотников нет проповедника, нет объединяющего центра. Они объединены в общины, но община вторична – первично то, что Прата назвал «зовом болота». Я не верю ни в какой зов и довольно неплохо представляю себе механизм создания секты. Или мы имеем дело с силой, которая не уступает нам в мастерстве мистических практик, или…

– Продолжайте, – кисло улыбнулся Инда. В оборотня он уже поверил, осталось поверить в зов болота…

– Или мы упустили из виду большую и кропотливую работу храмовников, – закончил Красен.

Инда выдохнул с облегчением.

– Болотники приносят жертвы болоту, и наиболее ценной жертвой является колдун. Якобы колдуны вредят болоту, потому что несут в мир солнце. Это какой-то безумный культ смерти, бессмысленная жестокость. Чем больше смертей, тем лучше! Поэтому они и объединяются в общины – так у них больше возможностей убивать. Даже храмовники не убивают колдунов…