– Выпьете еще, судья? – Горен поднял от тетради горящие глаза.

– Пожалуй, – неожиданно для себя согласился Йера.

– Я много раз слышал голос Внерубежья. – Горен поднялся и вернулся к «столу». – Но, видно, такой сторонник, как я, Внерубежью без надобности, меня оно не зовет и не соблазняет, только предупреждает. А отцу оно отомстило за то, что тот ему так и не поклонился.

Второй бокал абсента напрочь лишил Йеру рассудка и памяти.

Славуш пришел на Лысую горку через час после того, как Волчок дал ему знать о необходимости разговора. Красен, сам того не желая, натолкнул Волчка на мысль о встрече в землянке – и не видно никому, и не слышно. Конечно, заставить Красена стучать молотком по засову Волчок не мог, но он не сомневался в том, что чудотвор спит, – ему и в голову не придет, что его секретарь встречается с кем-то на болоте по ночам.

Волчок поставил перед дверью свечу, которая была хорошо видна со стороны замка и незаметна со стороны Змеючьего гребня, а в ожидании встречи просто немного подремал.

Славуш надел на себя плащ болотника, только обошелся без куколя, тем более что ночь после солнечного дня была ясная и теплая. Когда он вошел, дверь не скрипнула – Волчок взял с собой масло, но, оказывается, Красен его уже опередил, петли были не только хорошо смазаны, но и плотно пригнаны друг к другу, чтобы не стукнули ненароком.

Славуш внес свечку внутрь и поставил на стол. Волчок не слышал его шагов, поэтому вскочил только тогда, когда в дверях блеснул свет.

– Здравствуй, – сказал Славуш, садясь на табуретку возле стола.

– Здравствуй, – ответил Волчок и сел напротив. – У меня довольно много сведений. Ты будешь записывать?

– Нет, я запомню. Не беспокойся, у меня очень хорошая память. Но сначала возьми… – Славуш протянул через стол пухлый запечатанный пакет. – Это Спаска тебе просила передать.

Волчок спрятал пакет за пазуху и заговорил о деле, чтобы скрыть смущение.

– Я начну с главного. С убийства Змая.

Он подробно рассказал о том, что ему поведал Красен. О том, что не смог подслушать разговор с человеком из замка и увидеть его тоже не сумел. Славуш не удивлялся, не ужасался – только кивал и сосредоточенно прищуривал глаза. Точно так же он кивал, когда Волчок говорил об обозе с хлопком из Кины, который пойдет не по Южному тракту, а в объезд, через Рух и Дерт. О запрете Государя на ввоз дертского железа и о том, как храмовники обойдут этот запрет. О лиццком легионе гвардейцев, которые к началу июля будут в Хстове, и о кинских наемниках, уже выступивших из Къира. А пакет, полученный от Спаски, жег грудь, и трудно было отделаться от мыслей о ней, особенно рядом со Славушем.

– По-видимому, делать порох будут в двух местах, в лаврах. Они не называли их вслух, говорили «в первой лавре» и «во второй лавре». Хранение пороха и изготовление снарядов они еще не обсуждали.

Только в конце доклада Славуш кашлянул и сказал:

– Ты не думай, я понимаю, насколько это важные сведения. И не беспокойся, я ничего не забуду.

Волчок сам легко запоминал каждое сказанное в его присутствии слово, поэтому не сомневался, что Славуш ничего не забудет.

– Если будет что-то еще – подавай сигнал. Или я приду, или Змай. – Славуш поднялся, направился к двери, но замялся и оглянулся: – И… я хотел сказать…

– Говори.

– Извини, что я тебя тогда ударил. Я пьян был.

– Это ничего. Я тоже был пьян. И я начал первый.

– Я Спаску не смог взять сюда. Она каждую ночь колдует, ты, наверное, видел… – Славуш вздохнул.

– Не надо. Ей нечего тут делать. Я иногда сомневаюсь, нет ли на другой стороне гребня десятка людей Огненного Сокола, именно на такой случай. И ночи ясные – человека на болоте видно издали.

– Змай разрешил. Он сказал, что так будет лучше, чем если она сама из замка сюда убежит.

Волчок улыбнулся. Лучше бы Славуш об этом не заговаривал… Слишком велик был соблазн пойти в замок вслед за ним, если не пробраться внутрь, то хотя бы посмотреть на Спаску с болота.

– Передай ей… привет, что ли…

– Если хочешь, я передам ей записку. Я могу подождать, пока ты напишешь.

– Мне нечем написать. И не на чем.

«И нечего», – хотел добавить Волчок. Он никогда не писал личных писем – дома никто не умел читать, а больше ему писать было некуда. Да и непонятно ему было, зачем это нужно.

– Напиши ей что-нибудь в следующий раз. Ей… очень этого не хватает, – сказал Славуш угрюмо, и Волчку захотелось ответить ему грубостью: и без него понятно, что Спаске этого не хватает. Ведь ему самому получить от нее письмо оказалось неожиданно приятным и волнующим.

И, расставшись со Славушем, он едва ли не бегом кинулся в лог, к землянке, где похрапывал господин Красен. Уверенный, что его никто не видит, распечатал пакет дрожащими от нетерпенья руками, но не решился читать письмо в землянке – поднялся наверх и сел у дверей, пристроив свечу на камне у входа.

Она исписала десятка два страниц мелким острым почерком. И если бы письмо прочитал кто-то посторонний, то ни за что бы не догадался, кому и от кого оно написано. Может быть, постороннему это письмо показалось бы пустым, никчемным – что толку описывать на бумаге ничего не значащие события, чьи-то слова, а тем более собственные мечты и чаянья. Но Волчок убил бы любого, кто назвал бы это письмо никчемным. Раньше он просто не знал, как это – получать от нее письма.

Она писала о разговоре с отцом, об объяснении со Славушем, о няньке, которая вспоминала Волчка очень уважительно. И за каждым словом он ощущал ее нежность, и печаль, и любовь, хотя она ни слова не сказала о своих чувствах. Он и представить себе не мог, как будет стучать сердце, как все перевернется внутри от ее простых слов…

«Конечно, у нас в доме все будет по-вашему. Но обязательно будет много-много детей. Потому что вы настоящий герой, а герой должен оставить миру много сильных и красивых сыновей. И дочерей тоже, потому что у них будут ваши внуки. И мы возьмем к себе мамоньку, потому что ей хочется жить с детками, а еще она так вкусно готовит, как я никогда не научусь. А няня, если хочет, может вышивать нам скатерти – я же больше никогда не буду вышивать. Разве что рубашки для вас и для детей. Я вчера уже начала вышивать для вас рубаху. Вы не подумайте, у няни нашлись узоры и для мужских рубашек, а я-то думала, что всю жизнь буду вышивать птичек и цветочки».

За спиной кашлянул Красен – то ли он умел ходить бесшумно, то ли Волчок не услышал его шагов за стуком собственного сердца.

– Ты что не спишь? – спросил чудотвор и потянулся.

– Да вот, днем не успел прочитать…

– От невесты?

– Ну да…

– Читай, читай… Я не смотрю. – Красен подмигнул Волчку лукаво и направился в кусты.

И как он догадался, что письмо от девушки? Заглянул через плечо? Или это понятно по лицу?

– Завтра будем отдыхать. Так что успеешь и выспаться, и написать ответ, – зевая, сказал чудотвор, возвращаясь в землянку.

Написать ответ? Засыпая, Волчок так и не придумал, что ответит. А потом мысли его снова вернулись к Змаю. Наверное, он догадается не выходить на стену, если будет знать о подготовленном убийстве. И найти чудотвора, в нужный час затаившегося в нужном месте, тоже будет нетрудно. Волчок почти успокоился и решил, что надо держаться поближе к Красену, ведь чудотворы не остановятся, если в этот раз убить Змая у них не получится.

Ответ Спаске он сел писать перед обедом – Красен колдовал над куском мяса, что-то насвистывая себе под нос. И, конечно, его присутствие отвлекало, но больше писать было негде.

Волчок макнул перо в чернильницу и написал: «Милая моя маленькая девочка!» На этом его мысли иссякли. Он посмотрел в потолок, по сторонам и хотел уже пойти прогуляться, но решил, что это хороший повод подружиться с Красеном.

– Скажите, я могу спросить у вас кое о чем?