Кобылка оказалась плохо выезженной, пугливой и своенравной. Будь на месте Волчка опытный всадник, он бы заставил ее слушаться поводьев, да и сам Волчок справился бы с ней, если бы не так устал. В двух лигах от почтовой станции их нагнала карета – быстрая, грохочущая. Да еще и возница гикнул, проезжая мимо, – от радости, что обогнал верхового. Кобылка шарахнулась в сторону, поскользнулась в грязи на краю дороги, и Волчок вывалился из седла, зацепившись за стремя: ударился головой о землю и не удержал повод в руках.

Кобылка сделала круг, словно издеваясь, Волчок вскочил и едва не ухватил ее за гриву, но лошадка отпрыгнула вбок и что есть духу припустила по тракту назад, к своему хозяину. Волчок, конечно, попытался ее нагнать, но получилось у него плохо.

До следующей почтовой станции было три лиги, но Волчок посчитал, что лучше двигаться вперед, чем возвращаться. Нужно было идти шагом и ждать попутных лошадей, но после скачки казалось, что он еле ползет, и потому он побежал – это было не намного быстрей, но все же быстрей.

Спаска, как всегда, проснулась поздно и проснувшись сразу поняла: сегодня что-то произойдет. Такое бывало с ней иногда: сердце билось сильнее, по телу бежали мурашки и хотелось встать с постели и начать танцевать. Может быть, она обманывала сама себя, но ей казалось, что сегодня она увидится с Волче. Славуш рассказал, что Волче снова был на Змеючьем гребне, но уехал или нет – неизвестно. Может быть, он сможет прийти в замок? Хотя бы на несколько минут…

Спаска открыла окно, выходившее на болото. Из него нельзя было посмотреть на Змеючий гребень, и, наверное, поэтому ее так тяготило заточение. Два стражника неотлучно стояли перед дверью, выходившей во двор, и еще один прохаживался по коридору, ведущему в покои Милуша.

Выйти бы на стену, только посмотреть на север: вдруг Волче идет в замок? Впрочем, если бы он и пришел, то лишь к вечеру, когда упадет туман. Спаска все равно посматривала в окно, но увидела только Свитко, который к обеду возвращался в замок с корзиной трав.

Славуш сам провожал ее к Милушу, где они обедали втроем, и Спаска уговорила его пройти по стене.

– Можно подумать, я злой тюремщик… – ворчал Славуш по дороге.

– Ты и есть злой тюремщик, – улыбнулась Спаска. – А я – прекрасная царевна, запертая в башне. Славуш, но я же не могу сидеть в четырех стенах! В самом деле, как в темнице!

– Сегодня утром стража видела, как сокол убил голубя, который летел в замок. И какую весть нес голубь, мне неизвестно. А я доподлинно знаю, что вокруг замка шныряют люди из Особого легиона. Так что будешь сидеть в темнице как миленькая.

– Славуш, среди бела дня никто из гвардейцев на стену не полезет. – Спаска обиженно сжала губы. – Другое дело ночью. Ночью охраняй меня сколько захочется.

Нет, Волче не шел к замку, сколько Спаска ни всматривалась в даль. Ей не хотелось уходить со стены, но Славуш поторопил – он волновался, оглядывался по сторонам, тоже присматривался и вздохнул с облегчением, когда Спаска направилась к лестнице.

И после обеда он сам проводил ее до домика Свитко и выставил у его дверей охрану из трех человек, наказав им в случае опасности стучать в било.

– Вот, Свитко, теперь и ты пленник Славуша, – вздохнула Спаска. – Как я. По-моему, он совсем с ума спятил…

Свитко улыбнулся:

– Он мальчик еще, для него это игра. Думаю, ему ни разу не доводилось кого-то охранять, вот он и старается. Не обижайся на него, он ведь ради тебя это делает. Ночей не спит. Я рано встаю, вижу. Сегодня он возле твоих дверей уснул, на полу.

– Мне его игры поперек горла… – проворчала Спаска. – Ну надо же и думать, не только охранять. Что со мной может случиться в замке днем?

– Ладно, не сердись. Давай травы разберем, что ли, а то я бросал в корзину все вперемешку.

Окно было закрыто, потому что на столе все так же горела спиртовка, и Свитко зажег еще с десяток свечей, снял со штатива реторту, поболтал ставшую маслянистой жидкость на ее дне, добавил в нее серной кислоты и поташа.

– Это что ты делаешь? – спросила Спаска.

– Нашел в книгохранилище рецепт, как из семян белены сделать средство от боли. Тоже яд, конечно, но, в отличие от маковых слез, к нему не привыкают. Уже третий раз пробую – ничего не выходит. Чего-то не хватает.

Свитко снова закрепил реторту над огнем. И вместо разбора трав Спаска вчитывалась в старинный рецепт – искала подвох. Нет, не могли семена белены снимать боль лучше маковых слез, она это чувствовала. Вряд ли бы она объяснила свое наитие, свое понимание, как действуют те или иные лекарства. В ее воображении маковые слезы действовали как обманщики: дарили счастье, помогали пережить боль, но убивали что-то внутри человека, и совсем не так, как это делали бесхитростные, прямолинейные яды, – гораздо коварней. Маковые слезы отнимали у человека настоящее счастье, заменяя его счастьем маковым. А то, что Свитко хотел вытянуть из семян белены, лишь успокаивало, как настойка пустырника, только сильней.

За травы они взялись не раньше, чем через час.

– Ой, что это? Сныть? – Спаска обомлела.

– Ну да, – ответил Свитко.

– Ты был на Змеючьем гребне? – еле слышно спросила она.

Свитко вместо ответа вздохнул и присел на скамейку, посмотрев на Спаску долгим пристальным взглядом. Как будто что-то решал.

– Ну же, Свитко! Говори скорей! – Сердце заколотилось так, что Спаска начала задыхаться.

Он закашлялся, полез за платком. И кашлял долго – верней, сначала кашлял, а потом притворялся. И арутской соли глотнул. Спаска не посмела его торопить еще раз, хотя и видела, что он тянет время.

И, спрятав за пазуху склянку с арутской солью, Свитко вытащил на свет золотую булавку – лук и колчан со стрелами.

– Я… не хотел тебе ее отдавать. Но потом подумал, что это будет нечестно, ты сама должна решать. Он ждет тебя на Лысой горке, в землянке Милуша. Он считает, что в замке тебе сейчас оставаться опасно, и хочет увезти тебя отсюда.

– И ты… все это время молчал? – Спаска прикусила губу. – Он там меня ждет, а я тут занимаюсь всякими глупостями?

– Тихо, тихо. Все равно из замка нельзя выйти, пока не упадет туман.

Спаска села на скамейку рядом со Свитко.

– Славуш меня не отпустит. Он не понимает, что с… – Она осеклась и посмотрела на дверь. Конечно, при закрытом окне имени Волче никто не услышит, но привычка не называть его имени сделала свое дело. – Что с ним я буду в безопасности, по-настоящему, не то что здесь. Если он хочет меня забрать, значит, так будет лучше. Он никогда не поступает опрометчиво, он лучше Славуша знает, что делать.

– Да, мне он тоже показался надежным человеком. Возьми. – Он протянул ей булавку.

Спаска зажмурилась, взяв ее в руки. Утреннее предчувствие ее не обмануло. И не было никаких сомнений в том, что это булавка Волче, Спаске довольно было дотронуться до нее, чтобы ощутить его тепло, его прикосновение, боль от укола – на булавке не было крови, но она почувствовала ее след на острие.

– Он укололся… – Она жалко улыбнулась, поднимая глаза. – Он укололся, когда расстегивал булавку, да?

Свитко кивнул, и в другой раз Спаска обязательно заметила бы его неуверенность, если не фальшь, но в ту минуту ей было не до того. Она стиснула булавку в кулаке и прижала к груди.

– Ты вышивала бегущего волка на рубашке. Его зовут Волче? – спросил Свитко.

Спаска приложила палец к губам:

– Тише. Никому не называй его имени. Здесь, в замке, два шпиона. Если они узнают…

– Конечно. Я все понимаю, не бойся.

Славуш не выпустит ее из замка… Спаска снова закусила губу – Славуш не поверит Волче, просто не захочет, чтобы она была с ним! А Милуш? Милуш, конечно, послушает Славуша. А сидеть в землянке на Лысой горке – это опасно. Волче не сможет долго ее ждать!

Спаска, обмирая от ужаса, стиснула в руке подвеску. Потом медленно подняла ее к лицу и разжала кулак: в сине-зеленой глубине камня, словно сполохи огня, играли красные блики.