– Вы негодяй… – не ответив на приветствие, прошипела она сквозь зубы. – Вы низкий, подлый и безжалостный человек! Что вам нужно здесь теперь?

– Я хотел бы видеть Граду Горена. – Йера постарался остаться невозмутимым. Впрочем, гнев девушки не напугал его, а лишь немного огорчил.

– Не может быть! Видеть Граду Горена! – натянуто и театрально расхохоталась она, но тут же осеклась, странно дернула плечами и всхлипнула. – Да как же вы смеете… Когда из-за вас… Все это случилось из-за вас… И теперь вы хотите видеть Граду? Ничего не получится!

Привыкший к неуравновешенности Ясны, Йера давно не терялся в таких случаях.

– С ним что-то произошло? – невозмутимо спросил он.

– Да! – выкрикнула она. – Да, произошло! То, что должно было произойти! И я вас предупреждала! Я вас просила! Но вы наплевали на мои просьбы. А теперь являетесь сюда и хотите знать, что произошло?

– И все же я хочу это знать…

То ли сдержанный тон Йеры возымел действие, то ли девушке требовалось поделиться с кем-то своим несчастьем, выговориться, найти сочувствие, но она сменила гнев на милость и довольно кротко ответила:

– Его забрали в клинику. И этого следовало ожидать: он пил каждый вечер всю последнюю неделю и говорил, что этого ему мало, что он ничего не видит. Еле-еле дождался поезда в Магнитный, хотел снова побывать за сводом… Я не знаю, что произошло по дороге, но вчера вечером из клиники мне принесли записку – с просьбой передать необходимые вещи.

– И вы их передали?

– Разумеется! – Звонка снова всхлипнула и на этот раз не сдержала слез. – Вы не представляете… Вы не знаете… как его мучают там, как все это ужасно…

– Ну что вы! Сейчас в психиатрических клиниках с больными обращаются бережно, уверяю вас! Тем более в клинике доктора Грачена, это образцовая лечебница. Вы, видимо, находитесь в плену иллюзий – тот ужас, который творился в домах умалишенных сто лет назад, можно давно забыть. Клиника содержится в том числе за казенный счет, ее регулярно проверяют. Я сам бывал там по долгу службы: никаких цепей и каменных казематов!

– Только цепей там и не хватало… – пробормотала она и продолжила уверенно: – Это вы находитесь в плену иллюзий: никакая комиссия не увидит того, что ей не следует видеть. Вы что-нибудь слышали об инсулиновой коме? А что такое коразол, вы знаете? А какие следы оставляет укол камфоры? Все это – законные методы лечения, никакая комиссия не придерется. Я не говорю про грубость санитаров, про побои и унижения, про их пресловутые «гуманные методы фиксации»… Вы не видели, каким Града оттуда возвращается!

– Но вы же сами говорили мне, что он болен…

– Да! – вскрикнула она. – Он болен! И, что бы там ни было, это лечение ему помогает! Во всяком случае, после этого он не пьет, спокойно спит по ночам и не вспоминает о падении свода. Но лучше бы вы не встречались с ним и не причиняли ему беспокойства! Потому что ему очень дорого приходится за это беспокойство платить! А вы… вы его обнадежили, понимаете? Он думал, что это не бесполезно, что он не сумасшедший, раз вы слушаете его. И… может, он считал, что вы его защитите…

– Вы считаете, что он нуждается в защите? – переспросил Йера, мучаясь чувством вины. После письма доктора Чаяна в Тайничную башню он немного сомневался в объективности психиатрических диагнозов – для тех, кто недостаточно лоялен к чудотворам. И после ареста Камена ждал ареста Горена…

– Я… не знаю… – пробормотала она. – Иногда мне кажется, что по возвращении он только делает вид, что здоров, а на самом деле просто измучен и запуган. Осенью ему три раза делали поясничный прокол, якобы для выведения из инсулиновой комы. Может, это и было нужно, я не знаю, я не врач. Но Града чувствовал себя нормально тогда, он им говорил… Да и сама инсулиновая кома – вы представляете себе, какой ужас должен испытывать человек, если его доводят почти до смерти? Ведь это делается много раз, десятки раз… А судороги от коразола и камфоры? И теперь – все с начала!

– По-вашему, что я могу для него сделать? – вздохнул Йера.

– Я не знаю. Мне говорят, что он нуждается в лечении, и я не возьмусь спорить с докторами медицины. Его дядя думает так же. Он хотел оплатить частную лечебницу, но его убедили, что клиника доктора Грачена лучше. В частных лечебницах обеспечивают лишь надзор и уход, но не добиваются улучшения состояния.

– К нему пускают посетителей?

– Нет, разрешены только передачи и письма. Но письма обязательно просматривает врач. И… если захотите послать передачу, нужно сначала прочитать список разрешенных вещей и продуктов.

От Горена Йера поехал в суд, где не был уже больше месяца – с тех пор, как стал председателем думской комиссии. Ему приходилось разбирать дела по обвинению врачей в халатности, но он не припоминал, чтобы их в судебном порядке привлекали за злоупотребления. И, зная законы, он догадывался, что выиграть подобное дело практически невозможно, тем более по прошествии времени, когда нельзя назначить экспертизы и провести освидетельствования потерпевшего. Понятно, что ни один суд не примет всерьез показания душевнобольного.

Но открытие дела позволит копаться в истории болезни, входить в клинику, встречаться с Гореном. И чем громче оно будет, тем легче окажется перевести Горена в частную клинику, где лечение можно держать под контролем.

Йера отдавал себе отчет, в каком свете выставят его попытку защитить Горена: один сумасшедший помогает другому сумасшедшему бороться с врачами… Он понимал, что вступать в полемику с докторами медицины бессмысленно, и ни за какие деньги он не найдет в Славлене независимого эксперта, который оспорит диагноз доктора Грачена. А если и найдет, консилиум из двадцати самых именитых врачей Обитаемого мира осмеёт независимого эксперта. Йера допускал даже, что в клинике никто не хочет Горену зла, что методы лечения, к нему применяемые, успешны – если наступает видимое улучшение. И что это станет главным аргументом против него, Йеры. Но… лучше отпустить десяток преступников, чем осудить невиновного. И если есть вероятность, что клинику чудотворы используют как место тюремного заключения, то… пусть состояние Горена не улучшается в частной лечебнице.

В суде Йера переговорил с прокурором и остался разочарованным: тот смотрел на открытие дела скептически и вряд ли проявил бы служебное рвение для доведения его до суда. Однако рассмотреть заявление родственников был обязан, и потому Йера направился в плавильню «Горен и Горен» – к опекуну Грады и его ближайшему родственнику.

Парень напрасно открещивался от своего дядюшки и отзывался о нем столь презрительно – Збрана Горен искренне любил родного племянника, желал ему только добра и старался не усугублять и без того непростые с ним отношения. И если сперва Йера считал, что дядюшка манкирует своими обязанностями опекуна, то с самого начала разговора с ним понял, что ошибся.

Горены имели небольшой, но уютный дом неподалеку от Речины, из прислуги держали только пожилую кухарку – дом вела супруга Збраны, Славна Горенка. Своих детей у них не было.

Они уже знали о том, что Града снова попал в клинику, и тетушка даже пустила слезу при упоминании об этом, вполне искреннюю впрочем, – Йера понял, что эта женщина много лет старалась заменить младшему Горену мать и была привязана к племяннику мужа не меньше, чем он сам. А когда Йера только заикнулся о переводе парня в частную лечебницу, тут же воскликнула:

– Да, да, я всегда говорила! Это тюрьма, а не клиника, с отвратительным уходом и кухней!

– Но почему же вы никогда не настаиваете на переводе? – удивился Йера.

Горен замялся, но потом ответил:

– Мне мягко намекнули, что клиника доктора Грачена лучше каторжной тюрьмы… И лечение там в самом деле помогает… Там работают лучшие специалисты Славлены…

Он наотрез отказался от обвинения врачей в злоупотреблении служебным положением, и Йера понял, что не только не сможет убедить его в правильности этого шага – он и сам засомневался в том, что это не повредит младшему Горену. Довольно было вспомнить, как арестовали Камена, чтобы понять: он, Йера Йелен, ничего не сможет сделать, если Горен окажется в тюрьме. Какое бы обвинение ему ни предъявили…