Йока все равно умрет… Инда положил палец на спуск – и нацелил луч не в лицо, а на сердце Вечного Бродяги. Наверное, выстрел в голову был бы верней, не позволил бы отдать энергию красного луча и стал бы смертельным с большей вероятностью, но Инда не мог смотреть мальчишке в лицо.
Он промедлил всего секунду, сглотнув ставшую вязкой слюну, успокоив дрожь в руках – всего на миг успокоив! – и, нажимая на спуск (уже не в силах остановить этого движения), увидел, как в сторону качнулся сказочник: шаг, он сделал один шаг, короткий и быстрый, как выпад змеи… Он был выше Йоки, и красный луч уперся ему в солнечное сплетение.
– Не судьба, – с неуместной иронией вздохнул Пущен.
Инда еще не понял, что проиграл, отстраняясь от увеличительных стекол прицела. Вкус смерти… Сказочник говорил, что самый отвратительный на свете вкус – это вкус смерти. И неважно, чем человеку вспарывают брюхо, – саблей, топором или красным лучом фотонного усилителя – последнее даже страшней.
Инда вскрикнул – и не потому, что промахнулся, проиграл, не оставил шансов Обитаемому миру… А потому что меньше всего в эту минуту хотел убить сказочника. И как ни разу до этого ощутил и уважение к нему, и странное, необъяснимое родство с ним. От вкуса смерти, застывшего на губах, стало дурно, в горле встал соленый ком, закружилась голова и накатила слабость. Но Инда, подчиняясь неосознанному желанию, бросился к наружной лестнице вездехода, скатился по ней на землю и, спотыкаясь, побежал наверх.
Йока лишь однажды взглянул себе под ноги, где на камнях корчился его Охранитель, и вновь устремил взгляд в небо. Профессор на миг прикрыл глаза тыльной стороной ладони, но от Йоки не отошел; его дворецкий тоже не двинулся с места. И только мальчишка Мален, стоявший поодаль, кинулся к сказочнику.
Добравшись до верха, Инда без сил опустился на колени рядом с мальчишкой и наклонился над раненым – без сомнений, это было смертельное ранение. И тем страшней прозвучал тихий голос Охранителя, едва не утонувший в грохоте грозы и вое ветра, превратившегося в ураган.
– Эх, Инда… Зачем же ты хотел убить Йоку Йелена?
– Я… опоздал… – выговорил Инда, не думая оправдываться.
– А так пожить хотелось… по-человечески… – Вместо усмешки лицо сказочника исказила болезненная гримаса. – Ты знаешь, что тот, кто в одиночку убьет змея, сам станет змеем?
Инда кивнул и подумал, что убил не змея, а человека.
– Тогда убей и Чудотвора-Спасителя… Ох, чтоб в твою душу мать…
Это были последние его слова – он еще не умер, лишь потерял сознание, но Инда осязал, как жизнь утекает из тела сказочника, а вместе с нею страшная сила по имени «ненависть» начинает давить на плечи из межмирья. Впрочем, это могло быть иллюзией – ветер не дул, а бил по спине упругими своими струями, выл в ушах до боли, и вкус смерти на губах становился все отчетливей и страшней.
По правую руку, перекрыв монотонный грохот ветра, раздался скрежет и треск: смерч добрался до соснового леса – будто ударился в стену, покатился вперед, перемалывая вековые сосны, выворачивая их из земли, срывая с камня…
Инда оглянулся через плечо – и увидел разъяренного зверя, уже пожравшего болото и подступившего вплотную к каменному гребню…
– Я убью тебя, – вроде бы негромко произнес Йока, но голос его не утонул в зверином рычанье, а в ответ на них молния ударила в верхушку ели, стоявшей неподалеку. Небо будто раскололось прямо над головой почти одновременно со вспышкой молнии, верхушка вспыхнула ярким пламенем, которое ветер понес вперед, на лагерь мрачунов.
И профессор, и его дворецкий напряглись, придерживая Йоку за плечи, – не только удар молнии, но и ветер мог опрокинуть его с ног.
– Я убью тебя, – повторил Йелен еще тише и запрокинул голову, будто подставляя под удар свое сердце.
Инде показалось, что гром прогремел раньше, чем молния ударила мальчишке в грудь. Его тело осветилось, а вслед за ним вспыхнули синим электрическим светом тела профессора и его дворецкого – время остановилось, и Инда увидел (хотя чудотвор не способен чувствовать энергию мрачуна), как тонкий, будто бритва, импульс этой силы впивается в вязкую перепонку между мирами, не режет, но разрывает ее своей многотонной тяжестью. А ветер уже хватается за края разрыва, тащит их в стороны и устремляется в Исподний мир с удвоенной яростью и звериным воем.
– О Предвечный… – выговорил Инда.
Обугленные тела профессора и дворецкого сбросило с вершины гребня на его склон, а Йока Йелен медленно оседал на землю там, где стоял, – ветра не касались его: теряя сознание, он продолжал пить силу Внерубежья… Молния оставила на его теле страшные ожоги, на глазах вскипавшие и лопавшиеся пузыри, но основной ее удар приняли на себя его наставники – только тут Инда догадался, для чего они держали мальчишку за плечи. Не вполне понимал, по какому естественному закону случилось именно так (а может, и вопреки естественному закону), но видел свершившийся факт и не сомневался: Важан задумал это заранее – спасти Йелена ценой своей жизни.
Напор ветра немного ослабел – дыра в границе миров ширилась, тянула в себя грозовые тучи и воронки смерчей: как и предполагалось, перед ней появлялась зона относительного спокойствия (и, надо заметить, весьма относительного). Инда не сразу догадался, что под ним шатается земля (сперва списал это на головокружение), не сразу понял, отчего по поверхности болота вперед бегут глубокие черные борозды, будто ее вспахивают невидимые плуги, почему эти борозды плюют вверх торфяной жижей, вслед за которой валит смешанный с дымом пар, но почувствовал смертельную опасность.
Пущен подбежал к Йоке раньше, чем Инда успел подняться с колен (и раньше, чем хлынувшие на гребень мрачуны успели добраться до вершины), поднял бесчувственное тело Йоки и, будто мешок муки, закинул на плечо.
– Второго пацана хватайте, Хладан, – бросил он растерянному Инде сквозь зубы.
Мален сидел на земле, раскачиваясь и сжав виски руками, глаза его были широко раскрыты, а пустой взгляд (как у Йоки минуту назад) устремлялся в пространство. Инда подхватил его за руку и сдернул с места – мальчишка не сопротивлялся и последовал за Индой к вездеходу безропотно, лишь спотыкался по пути и несколько раз падал, разбивая коленки.
Ветер растрепал края дыры в границе миров, брешь касалась поверхности земли и уходила под землю – уже поднявшись на платформу вездехода, Инда увидел, как пропаханные в болоте борозды обращаются в глубокие провалы, как со дна провалов вверх бьют фонтанчики расплавленного камня, как провалы заполняются лавой и превращаются в огненные реки. Болото кипело, шипело и горело, раскаленный пар мешался с огнем и черным дымом, где-то взлетая вверх будто от взрыва, где-то неторопливо клубясь. Но брешь в границе миров остановила и продвижение огненных рек – сила, раскалывающая земную твердь, тоже покатилась в Исподний мир.
Мрачуны – а Инде показалось, что их гораздо больше трех тысяч, – тянули в себя энергию, проскользнувшую мимо дыры в границе миров, за их спинами не горели и не падали деревья, их обходили стороной воронки смерчей, они успокаивали ураганный ветер – и отправляли его силу в Исподний мир.
Инда помог мальчишке спуститься в люк и последовал за ним – как бы брешь в границе миров ни оттягивала на себя энергию разъяренного зверя, а дым и пар летели с болот на платформу вездехода, у Инды слезились глаза и першило в горле. Он плотно закрыл люк – теперь вездеход могли двигать только чудотворы, началось каскадное отключение подстанций, и не более чем через три часа свод обрушится по всему периметру. С каждой минутой напор Внерубежья будет слабеть…
Двигать вездеход по камням было легче, чем по болоту, Инда сосредоточился на этом, не давая хода своим страшным мыслям. Мальчишка Мален наконец разревелся – сидел в кресле, размазывал по чумазому лицу сопли и громко всхлипывал. Йоку Пущен уложил на сиденья, подложил ему под голову папки с описанием «громовых махин» (никому теперь не нужные).