Они повернули к нему головы и воззрились на него с раскрытыми ртами, будто желание умыться и справить нужду после сна – явление редкое и из ряда вон выходящее.

– Пошли, Йока Йелен. Я тебя провожу. – Змай поднялся с места.

– Не понимаю, что такого странного я спросил, – проворчал Йока.

– Ты помнишь, когда в последний раз умывался сам? – спросил Змай.

Йока почти не помнил последних дней, проведенных в лесном домике.

– Надеюсь, оправлялся я не по принуждению?

Еще не рассвело, но лагерь освещали лунные камни, разбросанные по лесу сколько хватало глаз, – солнечных камней Йока не увидел. И, несмотря на предрассветный час, зябкий и по-осеннему сырой, вокруг было суетно. Напряженно. Змай плелся сзади, зевал и ежился – но делал это неискренне: было очевидно, что он вовсе не хочет спать и ему совсем не холодно.

Йока вспомнил ручеек с чистой водой, из которого когда-то (сто лет назад) побоялся напиться. Змай сказал, что эту воду можно пить, она родниковая.

От ледяной воды заломило зубы, но Йоке она показалась на удивление вкусной – раньше он никогда чувствовал вкуса воды. И снова подумал, что напоследок жизнь дарит ему только хорошее, – без сожаления подумал, а, скорей, с благодарностью. Змай прихватил с собой зубной порошок и щетку (Йока об этом совсем забыл), Йока умылся и долго, уже безо всякой надобности, плескал в лицо чистой холодной водой – она не только освежала, а будто давала силу и спокойствие.

Из-за света лунных камней в лагере не видно было посветлевшее на востоке небо, а здесь, оглядевшись, Йока заметил рассвет, занимавшийся над мшистым болотом, что тянулось до горизонта. Он вспомнил, как едва не утонул в густой торфяной грязи, как оставил в ней сапоги…

– Я утоплю его в болоте, – сказал Йока.

Змай снова посмотрел на него косо, но ничего не сказал.

Они направились обратно к лагерю, не поднимаясь на самый верх каменного гребня, по его краю, и шли не быстро – Йоке не хотелось суеты и света, он недоумевал, зачем и мрачуны, и чудотворы поднялись в такую рань.

А в тот миг, когда они добрались до середины лагеря, в лицо неожиданно ударил свет – слепящий свет солнечных камней. Он был столь ярок (особенно после полумрака), что на глаза навернулись слезы и Йока прикрыл лицо локтем.

– Ну вот, а профессор считал, что все идет слишком гладко… – пробормотал Змай.

Свет притушили, но прожектора вспыхнули с другой стороны, осветив огромный грузовой вездеход и несколько чудотворов на его верхней платформе. Одного из них Йока сразу узнал: этот человек во второй раз возил его за свод – он и теперь был застегнут на все пуговицы и смотрел вокруг настороженными прищуренными глазами. Стоило, конечно, швырнуть ему в лицо удар мрачуна – самого сильного мрачуна Обитаемого мира, против которого не устоит и чудотвор, но Йока лишь снисходительно улыбнулся самому себе и этой мысли: мелко и глупо. И даже когда он разглядел укрепленный на платформе фотонный усилитель, снисходительность эта нисколько не ослабела – меньше всего Йока боялся умереть от луча фотонного усилителя.

Чудотвор, застегнутый на все пуговицы, поднес к губам рупор и заговорил:

– Фотонный усилитель включен и может уничтожить всех присутствующих здесь мрачунов за одну минуту. Но жертвы нам не нужны.

– Ух ты, Йока Йелен! – Змай будто воспрянул, распрямил плечи – сила, стоявшая за ним в межмирье, зашевелилась, зашипела, толкнула его между лопаток. – Какая неожиданная и долгожданная встреча… Я мечтал о ней пять лет, с тех пор как нашел неподалеку от Къира четыре сотни кинских мальчиков…

Боковым зрением Йока заметил профессора, выбежавшего из палатки (вроде бы с ним был и Цапа), но человек с рупором в руках заговорил снова:

– Не двигайтесь, профессор. И молчите. Или я убью вас. Ваша жизнь Обитаемому миру теперь не нужна. Господин Охранитель, ставлю вас в известность о том, что Инда Хладан арестован и его коварный план разоблачен. Граница миров будет прорвана в Исиде через десять дней. Я представляю здесь децемвират и Афранскую Тайничную башню, и по его распоряжению Йока Йелен должен немедленно подняться в наш вездеход и отправиться в окрестности Тайвы, в противном случае присутствующие здесь мрачуны будут убиты.

Йока посмеялся бы над самоуверенностью этого чудотвора: он не чувствовал жалости к мрачунам и только умом понимал, что не очень-то хочет стать виновником их смерти. Ему было все равно, где прорвать границу миров – в Исиде или здесь, – пугала только задержка в десять дней. Он снова подумал об ударе мрачуна, против которого не устоит и чудотвор, но словно в ответ на его мысли Змай взял его за руку и пробормотал:

– Не трать энергию, Йока Йелен. У него палец на спусковом крючке, от твоего удара он может дрогнуть.

– Господин Охранитель, вы совершенно правы, – продолжал чудотвор. – Замечу, в ваших интересах не оказывать сопротивления. Вы хотели прорыва границы миров – она состоится. В случае если Йока Йелен откажется следовать в Исид, у меня есть приказ его уничтожить, и я сделаю это с легкостью.

– Что, интересно, вы будете делать, если уничтожите Йоку Йелена?

– Мы сузим границы свода до минимума и подождем, пока три десятка гомункулов с аналогичными способностями будут способны к прорыву границы миров. Не надо думать, что мы в безвыходном положении. На это потребуется лет пятнадцать – хотите подождать?

«Достаточно толчка одной мысли».

– Да, я видел, что ты делал с детьми мрачунов на операционном столе. Я до сих пор жалею, что ты не наступил на хвост пестрому аспиду, который поджидал тебя в закоулках того бункера. Скажи-ка, это ты научил Надзирающих нехитрой операции, превращающей детишек Къира в скотов?

– Бросьте, господин Охранитель. Надзирающие с радостью переняли мой опыт, как и кинские военачальники, – а это люди вашего мира. Исподний мир всегда продавался, и продавался недорого. Как уличная девка.

«Бей их! Круши их храмы! Трави их ядом и рази молниями! Рви когтями! Ты – бог этого мира, докажи им, что ты бог!»

– Змай! – раздался голос Цапы. – Это и есть та маленькая провокация, о которой говорил профессор!

Движение чудотвора было едва заметным – фотонный усилитель повернулся на полградуса, красный луч вспыхнул на мгновенье, Йока услышал короткий крик и оглянулся.

– Я не шутил, господин Охранитель. Следующим будет профессор.

Цапа медленно оседал на землю, опрокидывая полог палатки, у него не было лица – черный кипящий провал. Он был мертв. Еще несколько секунд понадобилось Йоке на осознание того, что произошло, но когда вместе с осознанием в нем поднялась сила, способная снести с платформы чудотворов, Змай толкнул его на землю со словами:

– Не трать энергию, Йока Йелен.

Ненависть – вот что превращает человека в змея… И в словах этих была такая нечеловеческая ненависть, что Йока, которого не напугала смерть Цапы, на секунду ужаснулся. А Змай в несколько прыжков поднялся на вершину каменного гребня.

Достаточно толчка одной мысли, чтобы сгусток силы из межмирья лавиной обрушился на каменный гребень… Вскрикнул профессор, и Йока решил было, что чудотвор убил и его, но Важан с перекошенным лицом стоял и смотрел беспомощно, как на полнеба разворачиваются черные крылья, как поднимают ветер (и осенние листья с деревьев летят людям в лицо), как восемь змеиных голов на гибких шеях поворачиваются к платформе вездехода…

Змей поднялся над гребнем, и красный луч лишь чиркнул по его когтистым лапам, не причинив им серьезного вреда. Взвыли магнитные камни вездехода, тяжелая машина дрогнула и сдвинулась с места – Йока перекатился в сторону, потому что направлялся вездеход прямо на него. И его тут же подхватили чьи-то руки, оттаскивая вниз, в безопасное место, – несколько мрачунов подобрались к вездеходу спереди, и, Йока не сомневался, они готовы были закрыть его от красного луча своими телами… Но теперь фотонный усилитель смотрел в небо – туда, где в темноте растворился восьмиглавый змей. Он ушел на закат и слился с чернотой осенней ночи – красные лучи прореза́ли небо до самого горизонта, но не находили его. Кто-то развернул прожектора, но их свет утонул в темноте.