– Ты, наверное, никогда не видела храма Чудотвора-Спасителя изнутри, – сказал Дубравуш. – Не мне тебя учить, но центральный неф храма держится двумя колоннадами. Чтобы разрушить храм полностью, лучше начать с задних от входа колонн.

Он еще долго рассказывал о том, на чем держится здание храма, но Спаска не слушала – она и так знала, куда ударить, ощущала телом, где самые уязвимые его точки.

Йока поежился: стылая сентябрьская ночь шла на убыль, самое холодное время – перед рассветом. Ему нравился этот предрассветный час, предрассветный холод – даже больше, чем черная полночь. Время зверя. В полуночи нет острой смертной тоски, безысходности, есть только беспричинный страх. К рассвету страх уходит и остается пустота. Холод и пустота. Это его время – время Внерубежья, время зверя, что беснуется за пределом Обитаемого мира. Жаркую его энергию лучше всего вливать в холодную пустоту.

Энергия нужна Спаске на рассвете. Это Йока отметил про себя несколько дней назад и забыл. Пусть она разрушит храм. Пусть. Йока сам даст ей силу на это – силу, чтобы убить самого себя. Он каждое утро надеялся, что посланные им тяжелые сгустки энергии наконец достигнут цели. Он хотел покончить с чудовищем, схватиться с ним в последний раз – и победить. Он знал, что победит, и знал, что умрет. Но сначала победит. Он вожделел, он жаждал, он мечтал о линейной молнии, она снилась ему ночами.

Майки и трусов вполне достаточно – прорезиненный комбинезон раздражал. Душный, неудобный – он мешал пить энергию всем телом, со всех сторон. А Йока давно научился собирать силу будто комбайном, впитывать ее до капли, оставляя за собой и вокруг себя полосы и круги мертвого штиля. Он шагал по Внерубежью, окруженный штилем, как коконом. И чудовище боялось его.

– Йелен, мне кажется, ты неважно себя чувствуешь… – проворчал Важан, когда Йока проходил через кухню. Не спится профессору!

– Я чувствую себя прекрасно, – не повернув головы ответил Йока и вышел на крыльцо.

– Я имел в виду совсем другое.

Было совершенно все равно, что имел в виду Важан. Змай догнал Йоку у самого обрыва, запыхался и не успел надеть комбинезон.

– Йока Йелен, погоди. Не надо сегодня. Неужели ты вчера не наелся?

Йока не помнил, что было вчера, а потому не понимал, на что намекает Змай. В теле свода накрапывал дождь, появились первые заметные порывы ветра.

Спаска ждала его с особенным нетерпением. Наверное, он задержался? Йока не смотрел на часы, опираясь только на внутреннее чутье.

– Йока Йелен, ну постой. Не хочешь же ты сдохнуть, не прорвав границы миров, а?

Йока приостановился, равнодушно смерил Змая взглядом с головы до ног. Спросил:

– Что тебе нужно?

– Ты забыл, что ли, как вчера клялся, что больше никогда не выйдешь за свод?

– Я ни в чем вчера не клялся. Оставь меня в покое, – бросил Йока через плечо. Он хотел только одного – воронку. С ее маленькими линейными молниями, с закрученными в воздухе камнями, со столбом разреженного воздуха в центре, – этот разреженный воздух тоже был энергией, странной, вливавшейся в тело необычайно приятным хлопком – пок! И нету его, столбика пустоты. Йоке это показалось не столько забавным, сколько радостным, и он рассмеялся.

– Тебе вкололи морфин не для того, чтобы ты побежал за свод, едва очухавшись… – крикнул Змай ему вслед.

– Я не просил вкалывать мне морфин, – пробормотал Йока сквозь зубы – самому себе.

Чудовище откатилось в притворном испуге, чтобы броситься на Йоку с удвоенной силой. Он уже умел держать слишком большие воронки на расстоянии, выбирая ту, которая ему по силам. Сегодня ему хотелось выбрать самую большую. Чтобы в ней непременно были молнии. Столбики пустоты – это приятно, да, но молнии – это… Это было ни с чем не сравнимо. Они прокатывались по телу жаром и дрожью, они были слишком коротки во времени, чтобы пить их на входе, – Йока впитывал их за ту долю секунды, пока они бежали через него в землю. Широким, полным глотком. Вроде бы днем болели ожоги, но это Йока помнил смутно. Он машинально посмотрел на себя – под майкой ничего видно не было, а по ногам до пяток спускались ветвистые отпечатки молний – язвы отвратительного вида (вспененное мясо), обугленные по краям.

Внерубежье приготовило ему сразу несколько воронок, впереди шли мелкие, не больше двух-трех локтей в диаметре, их Йока выпил и не заметил. Отбросил воронку среднего размера, вобрал в себя еще несколько маленьких (сбросил немного энергии Спаске) и нацелился на самую большую… Она была прекрасна. Серо-бурая, пыльно-водяная, мохнатая, широкая, как квашня, – высокая, с хвостом, уходящим в небо. В ней точно есть молнии… Не может не быть!

Сосредоточение давно стало для Йоки естеством, он без этого просто не мог. Теперь он ставил перед собой другие задачи – раскрыться. Раскрыть все тело, раскрыть пустоту и холод внутри, чтобы пить энергию в несколько потоков, верней – бесчисленным количеством потоков. Одни клетки впитывают силу воды (и она лениво сползает по телу вниз, лишенная энергии), другие клетки берут силу камней (камни осыпаются под ноги, а ступни подбирают капельки силы падения), третьи глотают столбик пустоты (пок!), четвертые ловят молнию… Человек не может заметить, где и когда рождается молния, но Йока предугадывал, телом ощущал ее будущую траекторию – и подставлял себя под ее удар.

Дрожь и жар… Молния впивается в тело на миг, на долю секунды! И гаснет. Еще раз! Еще! Еще! О, как это было волшебно! И восторженные вопли рвались из груди – Йока выбрасывал звук из горла вместе с энергией для Спаски. Энергия уходила за границу миров, а крики доводили чудовище до исступления. Внерубежье слышало голос Йоки, слышало, бесилось, а взять его не могло!

– Я убью тебя! – крикнул Йока, сложив ладони рупором, когда от воронки ничего не осталось. – Ты слышишь? Я убью тебя! Смешаю с вонючей болотной жижей!

Еще одну… Еще одну – и пока хватит.

Жесткие руки ухватили его под мышки и поволокли назад, к своду. Йока сопротивлялся, но сил на сопротивление было немного: выпить воронку – не шутка, еще неделю назад он бы отлеживался несколько дней. И хотелось, хотелось еще немного, но как вырваться?

– Еще немного, дай еще немного… – прошептал он. То ли тем рукам, что его волокли, то ли Внерубежью. Притянуть воронку, притянуть сильней, чем обычно… Воронки слушались его, нужно было просто немного побыстрей. Получилось… Не самая большая – средненькая, можно сказать, – разогналась и настигла Йоку у самого обрыва. Чужие руки прикрыли его темя – вовремя… Вообще-то глупо Йока сделал – довольно крупный камень, потеряв энергию, просто упал с высоты. Чужие руки помешали впитать его силу до дна. Вот зачем? Зачем надо было подставлять руку?

В воронке не было молний, ни одной. Но Йока все равно выпил ее с удовольствием. Пок! – столбик пустоты прекратил свое существование.

Позади слышалась ругань и вой. Йоку за руки втащили наверх – обрыв с каждым днем становился все выше. Он избавился от назойливых рук, прошел несколько шагов и заглянул в межмирье в последний раз. Вообще-то мрачун не видит Исподнего мира, но тут картинка выкристаллизовалась на секунду – Йока увидел Спаску.

Йока Йелен появился скоро, почти сразу бросил Спаске немного энергии, и она кивнула Дубравушу: пора.

Карета сорвалась с места, загремела колесами, раздался свист возницы, ему ответили рога с трех сторон. На площадь Чудотвора-Спасителя сперва вырвалась конница – стук копыт загрохотал по мостовой, порвал рассветную тишину, заполонил все улочки и проулки, ударил в ворота храма, стукнулся в дорогие резные ставни и мозаичные стекла храмовых построек, подкинул заспанных стражников с нагретых местечек, разбудил богатых и жирных обитателей особняков, выходивших окнами на площадь, поднял на ноги слуг. Хлопнули пушки, над площадью зашипели, рассыпались огни фейерверка – собравшаяся было толпа у Тихорецкой башни колыхнулась и устремилась к центру Хстова.