– Ты бы предпочел видеть зятем Славуша?
– Беда в том, что у меня только одна дочь, и я хочу для нее слишком много. А вообще-то я уже нашел ей подходящую партию, но, боюсь, она моего выбора не оценит. Пока с тобой год-другой не поживет. И иногда я думаю, что надо пойти по простому пути: стерпится – слюбится.
– Значит, Славуш?
– Да нет, не Славуш, с чего ты взял? Я их даже не познакомил еще. Кстати, учти, что Славуш не чужой ей человек – близкий друг, она к нему привязана. Она и так в тебя влюблена, какие еще победы тебе нужны?
– Он уверен, что она принадлежит ему, – проворчал Волчок. – И мне это не нравится. Я думал, ты ему что-то пообещал.
– Нет, ничего я ему не обещал. А ты в самом деле ревнивый. И такого счастья я дочери тоже не хочу. Ты собственник, властный и не терпящий возражений, а она существо из мира грез, к ней надо прислушиваться. В неволе она зачахнет…
– Я подумаю над твоими словами. Сколько ты предлагаешь думать и ждать?
Змай ухмыльнулся:
– Я бы хотел, чтобы прошло года три, но пожалею и тебя, и ее. Год. Через год можем вернуться к этому разговору. Но если ты, мерзавец, посмеешь…
Змай уехал в Хстов, не дожидаясь обеда, а чтобы Волчок не скучал, принес ему книгу – в замке было множество книг. Змай привозил Волчку книги и в Хстов (и за любую из них его могли объявить врагом Храма), но эта была особенной, потому что написал ее Славуш-сын-Ивич Вышьегорский из рода Серой Белки. Для детей – учеников Милуша. И Волчок обиделся было – углядел в этом желание уязвить его, выставить дураком, но в конце концов проглотил обиду: это был довольно сложный, но понятный учебник по естествознанию.
Спаска вернулась в свою комнату незадолго до обеда (в замке поздно вставали и поздно обедали) – вместе с бабой Павой, которая посмотрела на Волчка такими глазами, что захотелось провалиться сквозь землю.
– Доброе утро, – сказал Волчок.
– Утро! – фыркнула та. – День давно! Это у лежебок утро!
– Доброе утро, – улыбнулась ему Спаска и повернулась к няньке: – Волче-сын-Славич вовсе не лежебока, он обычно до света встает. Он вчера устал, ему надо было выспаться.
– Бражничать устал? От этого больше всего и устают, – проворчала нянька. – Безобразие это. Чтобы в комнату невинной девочки мужика привести… У отца твоего вообще соображения нет никакого.
– Вот вы отцу это и скажите, – пожал плечами Волчок. – Спаска-то здесь при чем?
Спаска с улыбкой приложила палец к губам, но было поздно: нянька вдохнула поглубже, уперла руки в бока и начала, наступая на Волчка:
– А вот тебя я забыла спросить, что мне делать! Ни стыда ни совести! Приведут проходимца, а я потом отвечай за девочку! Раз позволили тебе тут находиться, так сиди и помалкивай! Знаю я таких прохвостов: чуть отвернись, и под юбку девочке полезет! Глаза-то бесстыжие! И правильно тебе вчера Славуш по зубам-то дал – сразу небось тебя разгадал, натуру твою продувную! Ты в ее сторону и смотреть не смей, она тебе не хстовская распутная девка, чтобы ты глазами своими наглыми на нее пялился! И не…
Волчок не дал ей договорить – поднялся и рыкнул негромко:
– Ты, бабка, на кого рот разинула?
И только потом сообразил, что он не на базаре в Хстове, и гвардейской кокарды на нем нет, и вообще, нехорошая это привычка – на людей огрызаться. Любая хстовская торговка (будь Волчок даже в форме гвардейца) за словом бы в карман не полезла, им так просто рот не заткнешь – прожженные бестии. Но баба Пава, видно, была совсем другого сорта, потому что присела от испуга и прошептала восторженно:
– Ох…
Волчок сел обратно на стул и проворчал:
– Серебро не забудь пересчитать, когда я уйду…
Она послушно закивала, будто всерьез собралась пересчитывать серебро. Спаска засмеялась, прикрывая руками рот.
– Нечего смеяться! – строго сказала ей нянька. – Я принесу обед, а ты накрой на стол. И это не дело, что я должна сама носить еду с кухни…
– Так Милуш велел, – ответила Спаска, улыбаясь. – Хотите, я схожу на кухню?
– Этого только не хватало! Нечего тебе возиться с горячими горшками, еще обожжешься. Что я тогда скажу твоему отцу? – Баба Пава скосила глаза на Волчка, словно искала одобрения.
– Баба Пава! Я же сто раз вам говорила, что у тетушки Любицы я сама готовлю еду! А тут – только принести.
– Вот пусть тетушка и дает отчет твоему отцу, если что. А мне такой радости не надо. – Она еще раз посмотрела на Волчка вопросительно – верно ли она рассуждает? – и направилась к двери.
– Ой! – Спаска расхохоталась, когда дверь за нянькой захлопнулось. – Ой, я не могу! И как вы догадались, что на нее просто прикрикнуть надо?
– Да я и не кричал вовсе…
– С бабой Павой Милуш так разговаривает, так она его уважает и боится. И еще метельщик один – его она тоже слушается. А отец с ней по-хорошему, поэтому она его ни во что не ставит. Она не злая на самом деле, она меня любит, только хочет, чтобы я была как настоящая царевна… – Спаска присела к столу напротив Волчка. – Ой, а вы книжку Славуша читаете?
Волчок смутился, но вида не показал:
– А ты вот так с одного взгляда догадалась?
– Так я же ее пять раз переписывала! Сильней естествознания я ненавижу только вышивку. Ну и геометрию еще. А Славуш нарочно написал ее так, чтобы ничего непонятно было… – Она рассмеялась.
– По-моему, все понятно. Надо только подряд читать, не пропускать ничего.
– Да? Что, и вот это понятно? Про сложение несущих?
– Ну здесь же все подробно объясняется… – Волчок смутился еще сильней – ему показалось, что она его проверяет.
– Славуш – он ужасно умный… Но я ничего в его книжке не понимаю. И терпеть это все не могу.
– А что ты любишь?
– Я змей люблю. Как жаль, что вам нельзя ходить по замку! Я бы вам столько показала всего! У Милуша целая каморка с гадюками. Они сейчас злые ужасно, у них время любви. Даже Милуш их в конце весны боится, а я могу у них брать яд – он крепкий сейчас, хороший.
– А зачем тебе яд? – кашлянул Волчок.
– Им от желтых лучей лечат. Ну, если колдуна отравили солнечные камни, то гадючий яд помогает. А еще он согревает хорошо, от суставов помогает, от боли в спине… Нет, не как у вас, у вас почки болят, вам вообще змеиный яд нельзя. Я вам после обеда припарку сделаю и травки заварю, можно?
– Да не надо, пройдет…
– Тогда на ночь, почки к утру больше всего болят. Я сильные травки знаю, чтобы не так болело. А чтобы совсем почки вылечить, надо долго травки пить, месяца два-три. Кто вам их заваривать будет? – Спаска вдруг замолчала, а потом незаметно коснулась его руки и прошептала: – Я не хочу, чтобы вы уходили… Я сейчас так счастлива, что вы тут, но это же всего на два дня… Пожалуйста, не уходите…
– Я не могу.
Если Змай прав и Спаска в самом деле скоро его разлюбит, то очень обидно будет потом вспоминать этот миг и эти слова. И пока она любит его, надо быть с ней каждую секунду, беречь эти секунды, эти крупицы счастья, а не тратить их на гвардию, Огненного Сокола, пятого легата… Ничто в словах Змая не напугало его так, не причинило такой боли, как эта мысль: она скоро разлюбит его. Надо привыкнуть к этому, смириться, оставить надежду. Но пока этого не случилось, разве можно уйти от нее, отказать ей в том, чего он и сам хочет больше всего на свете?
– Я не могу… – хрипло повторил Волчок. – Я буду нужен твоему отцу перед осадой замка.
* * *
Крапа имел свой дом в Хстове – небольшой и уютный, на Столбовой улице, соединявшей Дворцовую площадь и площадь Чудотвора-Спасителя. Он никогда не приглашал к себе нечудотворов, и не потому что скрывал такие богатства Верхнего мира, как водопровод и канализация, – он словно ревновал это место, ему было бы неприятно видеть здесь даже Огненного Сокола (которого он по-своему уважал), а тем более Стоящего Свыше или хстовского Сверхнадзирающего.
После тяжелого дня хотелось покоя и одиночества, но Крапа должен был проверить схему, которую набросал третий легат, – как храмовники намерены хранить свои новые военные тайны. Крапа не сомневался, что о скором появлении оружия от чудотворов уже докладывают Государю, а возможно, и Чернокнижнику – на переговорах присутствовали три писаря, и минимум один из них был шпионом. Но это входило в планы и Храма, и чудотворов: пусть все знают и боятся, один только слух об оружии может стать способом сдерживания Государя. Конечно, рецепт бездымного пороха, способ выплавки нужных сталей и устройство мощных орудий станут известны Государю рано или поздно, но лучше бы это случилось как можно позже. А пороховой склад способна уничтожить одна горящая стрела, поэтому никому не нужно знать, где храм производит порох и где его хранит. Вот на это Крапа и намерился сделать ставку: уничтожения замка можно избежать, если Чернокнижник будет знать, где делают бездымный порох. Государь вряд ли осмелится на такую диверсию, а Чернокнижнику терять нечего. Но оружия в руки Государя лучше не давать – это в самом деле чревато большой гражданской войной.
