– Ее перехватил Чернокнижник. У меня не было приказа вступать с ним в открытый бой, – нисколько не смутившись, ответил Знатуш.

– Гвардейца нашел?

– Нет, но теперь я знаю его размер обуви, – усмехнулся Огненный Сокол. – Такой же, как у каждого третьего в гвардии. Ну и примет побольше: высокий, светло-русый, голубоглазый, широкий в плечах – как каждый четвертый в гвардии.

– Я рад, что круг твоих поисков сузился, – проворчал третий легат.

– Но есть примета и получше: веснушки.

– Как у каждого десятого в гвардии? – Третий легат осклабился. – После стольких солнечных дней у всех, кто не сидит по кабакам, а несет службу на улицах, повылезали веснушки. Как думаешь, это случайный воздыхатель или шпион?

– Думаю, случайный воздыхатель.

– Тогда не трать на это время. В Хстов она в ближайшие месяцы не вернется. Лучше подумай, как ее выманить из замка.

– У меня есть на примете один человек, если ваш человек, господин Красен, – Знатуш деланно кивнул Крапе, – с этим снова не справится.

– Мой человек не будет рисковать попусту. Если обстоятельства сложатся в его пользу, он сделает все возможное. Если нет – попробуйте хоть здесь обойтись без чудотворов, – недовольно ответил Крапа. И подумал при этом, что Прата Сребрян и в самом деле мог бы это сделать без труда и риска. Другое дело, с ним очень трудно выйти на связь. – А вам посоветую: предложите за помощь в поимке девочки не денег, а больших денег. Чтобы ваш человек мог покинуть замок навсегда и не опасаться преследования.

– Я сам решу, как мне лучше действовать. – Знатуш вскинул глаза, и сокол на его руке недовольно вскрикнул – чувствовал настроение хозяина.

– С этого дня, Знатуш, советы чудотворов для нас – не пустые слова, – едко улыбнулся третий легат.

– Этим советом можно пренебречь, – миролюбиво сказал Крапа. – И я пришел сюда не за этим. Девочка – не цель для нас, а средство. Мне нужен ее отец, и лучше мертвым, чем живым. Более того, мне нужно его мертвое тело, чтобы я мог убедиться в том, что он вас не обманул. Делайте что хотите, но пока он здесь, в Исподнем мире, задержите его и уничтожьте любой ценой. Кстати, Знатуш, твои люди знают его в лицо. Но у меня есть его портрет, не очень четкий правда.

Крапа вынул из кармана фото, сделанное в доме судьи Йелена без вспышки, а потому довольно темное и расплывчатое.

Третий легат в который раз поразился работе художника Верхнего мира и поскреб фото пальцем, надеясь обнаружить краску, а лицо Огненного Сокола изменилось: он вцепился взглядом в изображение и сузил глаза.

– Его зовут Змай, – добавил Крапа.

– Значит, все-таки Змай… – пробормотал Знатуш. – Значит, змеи недаром встречаются мне на каждом шагу… Я видел его. Не один раз.

– Живущего в двух мирах видели многие… – усмехнулся Крапа.

И если сначала ему хотелось, чтобы оборотень был убит, то теперь стало понятно: Афран не изменит своего решения ни об оружии, ни о захвате замка, если оборотня убьют. А значит, стремиться к его смерти нет никакого смысла. Как это все-таки грубо – убить Живущего в двух мирах, легенду Исподнего мира, последнюю надежду его бесправных бедняков… Убить надежду – звучит сентиментально. Темный бог Исподнего мира, враг чудотворов и Предвечного – защитник Исподнего мира от чудотворов и Предвечного… От него, Крапы Красена, защитник. Крапа не сразу вспомнил о том, что именно змей угрожает Верхнему миру прорывом границы миров.

Волчок проснулся поздно днем и едва поднялся – каждое движение отдавалось в пояснице. Спаски в комнате не было, а Змай брился перед умывальником.

– Ты чего это еле ковыляешь? – спросил он, не оглядываясь.

– Вчера по спине дубиной схлопотал, теперь поясница болит.

– Я Милушу скажу, он посмотрит. Лучше бы, конечно, у Свитко спросить, он хороший травник. Но… вдруг болтать начнет.

– Да не надо. Пройдет. Не стоило столько пить. А… где Спаска?

– У бабы Павы, вышивает гладью – достойное царевны занятие, ты не находишь? – Змай спросил это как-то особенно едко, как будто хотел в чем-то уязвить.

– Я поговорить с тобой хочу… – буркнул Волчок.

– Умойся сначала, а я пока раздобуду чего-нибудь на завтрак. Там и поговорим.

На завтрак Змай раздобыл холодной говядины, сыра и три бутылки вина.

– Это тебе не у мамоньки: горячие оладушки с молочком… У Милуша десяток поваров, а жрать, как всегда, нечего. – Он выставил на стол вино и принялся резать говядину.

– Я не буду пить, – сказал Волчок поспешно.

– Да и не пей. Только как ты без вина говорить будешь?

– Я серьезно хочу поговорить…

– А то я не знаю, о чем ты говорить собрался. Давай, говори. – Змай с усмешкой откинулся на спинку стула.

– Думаешь, мне для храбрости надо выпить? Не надо. Отдай за меня Спаску.

Змай покусал губы, выбил пробку из бутылки и налил себе вина.

– Это мне не для храбрости, а с похмелья… – пробормотал он и исподлобья посмотрел на Волчка. – Знаешь, я тебя очень ценю. И даже уважаю. Но свою дочь я ценю гораздо больше, поэтому не обижайся.

– Не отдашь? – усмехнулся Волчок.

– Я еще не решил. Я вообще раньше шестнадцати ее отдавать не хочу. Я человек небедный, сбагрить дочь с рук на руки не тороплюсь. Но вот скажи мне, Волче, как ты себе это представляешь?

– Рано или поздно я уйду из гвардии. У меня кое-что отложено… Я могу купить дом – не в городе, конечно, но где-нибудь здесь, поблизости… – Волчок замолчал.

– Ты говори, говори. Ну? Дом – уже хорошо.

– Она не будет голодать, я все для нее сделаю…

– Голодать не будет? – Змай подался вперед. – Тоже неплохо. Дальше давай.

– Что еще ты хочешь услышать?

– Я хочу услышать, как моя дочь, которая сейчас вышивает шелком по батисту, будет зимой полоскать белье в ледяной воде, скрести дощатые полы, выносить помои и выгребать золу из печки. Ломать спину на огороде, вставать до света и доить корову – а у тебя будет корова, я не сомневаюсь, а то и две. И как она будет рожать детей каждый год по штуке, одной рукой качать люльку, а другой – мешать кашу в горшке на печи. Пока не подрастут мои старшие внучки и не начнут ей помогать. Ты такого счастья хочешь моей дочери?

– У меня другого нет. – Волчок посмотрел Змаю в глаза и усмехнулся.

– Так и хочется ответить: а на нет и суда нет… Я, конечно, уважаю чувство собственного достоинства, с которым ты это говоришь… Но мне почему-то хочется другой судьбы для своей дочери. Она видит границу миров и межмирье лучше, чем я и любой колдун Млчаны. Она учит геометрию и естествознание, понимает энергетическую модель двух миров, строит карты силовых потоков, я уже не говорю про врачевание: она лучше Свитко разбирается в ядах и сильнодействующих травах. Она не просто колдунья – она дочь змея… И ты хочешь сделать ее простой деревенской бабой? Может, тебе лучше поискать простую хорошую девушку? Которая будет ценить то, что ты ей сможешь дать?

– Мне не нужно других девушек…

– Верю. Потому что все они в сравнении с моей дочерью проигрывают, – самодовольно сказал Змай. – Но через год она разочаруется в тебе, и тогда домик за высоким забором будет для нее темницей, понимаешь ты? Ей всего тринадцать, таких, как ты, у нее будет еще десяток! Это ты будешь любить ее до гроба, а она нет! Ты хочешь стать ее проклятьем?

– Нет, не хочу. Что ты мне предлагаешь?

– Для начала я предлагаю подумать. Тебе подумать – она думать не будет, ей кажется, что все ясно. Еще я предлагаю подождать – ей подождать, может, она разлюбит тебя раньше, чем будет поздно что-то менять. В-третьих, если вы оба подумаете и подождете, я поставлю тебе такие условия, что и жениться не захочется.

– Ты уверен?

– Ты по-другому видишь место мужчины в семье. Это тебе придется идти за ней, а не ей за тобой. Ты будешь ее придатком, а не она твоим. Так часто бывает при неравном браке. И ты с этим не смиришься, я знаю. А если смиришься, то таким ты ей будешь не нужен.