– Я думала, ты сама давно догадалась, – спокойно и свысока сказала Инна. Слезы матери ее будто не тронули. – Могла бы догадаться, не тайна за семью печатями.

– Вот как оно вышло… – Ангелина с ненавистью поглядела на Ковалева. – Вот как вышло! Все же погубил…

Он хотел спросить «А я-то при чем?», но счел лучшим пока помолчать.

– Ничего не помогло… Ничего… Я думала, от судьбы можно спрятаться, обмануть судьбу. Судьбу не обманешь, – забормотала старая ведьма. – Все же погубил…

– Мам, прекрати истерику, а? Выпей чайку. Сергей Александрович ни в чем не виноват.

– Лучше бы ты утонул тогда! – в отчаянии выкрикнула старая ведьма с перекошенным лицом. – Лучше бы ты утонул! Зачем Федька тебя спас вместо Наташки? Зачем?

– Мам, ты совсем обалдела? – вздохнула Инна. – Перестань орать. Я жива и здорова. И своей судьбой вполне довольна. Ты сама всю жизнь этой моей судьбы хотела, еще скажи, что нет…

– Хотела! Да, хотела! Потому что я – циничная стерва, потому что с детства училась равнодушию к чужим смертям! Для того медицинский закончила, для того в хоспис пошла работать! Чтобы сердцем зачерстветь, чтобы привыкнуть, не пропускать через себя чужую боль!

– Научилась? – усмехнулась Инна. – Вот потому баба Ксеня тебе свою судьбу и не отдала. Потому что ты главного не понимала и не понимаешь: они не через дом на болоте – они через чье-то сердце должны уходить. Кто-то должен их за руку подержать перед уходом.

– Но почему это должно быть именно твое сердце?! – с честной нежностью и страхом прошептала Ангелина.

– Наверное, потому, что мне хватит на это силы, – отрезала Инна. – Мам, сила дается именно на это, а ты хотела силу на что-нибудь другое приберечь. Для того и училась равнодушию.

– Так зачем, как ты думаешь? Есть ли в моей жизни что-нибудь, кроме тебя? Только чтобы тебя защитить, тебя счастливой сделать! Ты еще под сердцем у меня была, а я уже за тебя готова была любому глотку перегрызть, как волчица.

– Может, тоже заговор на смерть Сергея Александровича делала? – Инна презрительно изогнула губы.

– Тоже? Что значит «тоже»? – Ангелина подняла брови, но потом покивала вдруг головой с пониманием. – Ах вот как! Вот оно что! Я-то всю жизнь себя винила! Столько лет была уверена, что погубила Наташку, да еще и без толку! А это Зойка! Зойка, стерва!

– Ты успокоилась? – спросила Инна. – Тогда сядь и расскажи. Все равно призналась…

– Ни в чем я не призналась, – холодно ответила Ангелина. – В отличие от дуры Зойки, я заговор на смерть делать никогда бы не осмелилась. Тем более с ребенком под сердцем.

– Сядь, – повторила Инна и повернулась к Владе. – Извините нас. Не нужно было выяснять отношения в вашем присутствии.

– Ничего, я уже начинаю привыкать к вашим… к выяснению отношений, – ответила Влада.

Перед Ковалевым Инна извиняться не стала. А ему очень хотелось уйти, чтобы не слушать бреда на тему странных фантазий.

Ангелина все же села – напротив Ковалева. И сказала, глядя ему в глаза:

– Я не делала заговор на смерть, ни на вашу, ни на смерть вашей матери. Я не сумасшедшая. Я лишь хотела, чтобы Наташка уехала. Испугалась и уехала. Видите ли, бабкино пророчество звучало расплывчато: сын Наташки погубит твою дочь, мою правнучку. Как и когда, она не сказала. И вариантов было сколько угодно. Дитя в материнской утробе погубить легко – матери достаточно поднять на руки трехлетнего карапуза, например. Или испугаться чего-нибудь. Или оступиться и неудачно упасть. Я всего лишь хотела, чтобы Наташка уехала и увезла вас. Я всего лишь вызывала домового, безобидного домового! Чтобы постучал по полу на чердаке и ножками потопал. Наташка боялась темноты, две ночи – и она бы сбежала. А вместо домового явился этот кошмар! Настоящий демон смерти, убийца… Кстати, он теперь сидит у вас во дворе.

– Ерунду не болтайте, – проворчал Ковалев. – Я готов поверить в то, что вы вызывали домового. Я тоже в детстве вызывал пиковую даму и кровавую Мэри. Сам я их не видел, но кое-кто из моих друзей утверждал, что они приходили. Однако у меня во дворе сидит нормальный, живой и вполне покладистый пес. Ветеринар сказал, что ему около двух лет.

Ангелина его будто не услышала.

– Смирнов его долго ловил, собирался утопить. А когда поймал, вдруг передумал. И тоже считал, что его Хтон вполне покладистый и безобидный пес. Впрочем, это возможно: ведь он сделал то, для чего его вызвали…

– А я думаю, что в ту ночь кто-то нарочно привел злую собаку в дом к моей матери. Это гораздо более правдоподобно, нежели вызов домовых, заговоры на смерть и прочая чушь. Учитывая, чем кончилось дело, можно назвать бедного пса убийцей. И даже демоном смерти, звучит поэтичней. Я бы хотел узнать, кто это сделал, но, боюсь, по прошествии стольких лет найти его невозможно. Зоя Романовна утверждает, что это была она.

– Она врет! – усмехнулась Ангелина. – Она была у меня в ту ночь. И никуда не отлучалась. Мы бы проболтали до утра, такое часто бывает с девушками, но услышали крики тети Паши, увидели людей под мостом… Я тогда жила на другой стороне реки, неподалеку от вашего дома.

– Серый, они тут все сумасшедшие? – спросила Влада по пути к дому.

– Ага, – ответил он.

Дождь лил и лил, растопив почти весь снег. Они шли вдвоем под одним зонтом, Влада прижималась к Ковалеву и иногда заглядывала ему в глаза снизу вверх.

– Я серьезно. Они же шизофренички обе… Ты слышал, о чем они говорили? Я подумала даже, что они нарочно это все разыграли. Но администраторша так натурально руки ломала, как ни одна актриса не может. И если они на полном серьезе, то это диагноз. Про какой дом на болоте они говорили? Аня тоже сказала про дом на болоте.

– Дом, где жила прабабка Инны. Я там был. Дом как дом… Заброшенный, даже электричества нет. Мальчишки бегают туда испытывать смелость, это местная традиция.

– Татьяна сказала, чтобы мы приходили обедать вдвоем… – сказала Влада в пространство.

– Я не пойду.

– Сказать, что ты болеешь? – Она подняла голову и хитро сощурилась.

– Я думаю, мою внезапную болезнь обсуждают и в младшей группе?

– Юлия Михайловна рассказала: Селиванов собирался писать заявление, что это он закрыл дверь в столовую, а не ты. Учитывая, что его давно хотят выгнать из санатория, – героический поступок.

– Я же говорил: и в младшей группе…

– Юлия Михайловна тоже перед тобой извиняется. Она не предполагала, что Зоя вызовет наряд. Кстати, на лице у тебя почти ничего не заметно. Подумаешь, на брови царапина…

– Ага, порезался, когда брился…

На обед Ковалев все же не пошел, а пойти на ужин Влада его уговорила. И, немного подумав, он решил, что глупо и малодушно отсиживаться дома.

Впрочем, и субботний ужин, и воскресный завтрак всегда были тихими.

Аня отказалась идти домой, сказала, что хочет ночевать в санатории, с девочками. Объяснила, что с мамой и папой она будет жить еще всю жизнь, а с Анжеликой только три недели. Влада не стала ее уговаривать, решила, что дочери полезно общение со сверстниками.

Баню Ковалев истопил сам, уже без помощи бабы Паши. Не очень-то хотелось появляться в таком виде даже перед Владой, но она не стала заострять внимания на его синяках. Попыталась, правда, отказаться от интима на кушетке в предбаннике, но ломалась недолго.

Река раздумала замерзать, дождь растопил даже широкие закраины, вода поднялась до самых мостков и выплескивалась на доски. От жаркого пара Ковалев чувствовал себя неважно – снова затошнило и заболела голова, – и как минимум окунуться в воду ему казалось просто необходимым.

– Если ты сейчас застудишь почки, то в самом деле рискуешь стать хроником, – намекнула Влада. – Погляди, лед идет по воде…

– Ледяная вода неопасна, если быстро макнуться… Даже наоборот, обжигает, сосуды расширяет.

– Вот и макнись. Незачем нырять и плавать, тем более что мостки такие скользкие.

– Я один раз нырну и сразу выйду на берег, ладно?