– Ну да, подать пример общения с привидениями. Просто отличный пример!
– Не станете же вы разубеждать свою дочь в том, что Деда Мороза не существует, – всему свое время. Уверяю вас, став взрослой, она не будет думать, что глупый папа верил в Деда Мороза. К тому же Бледная дева – не Дед Мороз, она действительно существует.
– Вот только ерунду выдумывать не надо… – Ковалев глянул в потолок и покачал головой.
– Она – еще одна ипостась реки, ее часть, ее фантом. Вряд ли вы поверите мне, и все же я скажу: человек не может уйти из этого мира просто так, ничего после себя не оставив. Тем более утонувший человек. И недаром страхи Павлика цветут здесь пышным цветом…
– С этим я полностью согласен: если запугивать его Бледной девой, он без вопросов будет ее бояться.
– Дело не только в запугивании, хотя я не отрицаю, что это немаловажный факт. Но… Бледная дева имеет здесь силу, особенно теперь, когда дяде Феде так трудно ее сдержать. Павлик уязвим, его страх – открытые ворота, через которые Бледная дева пьет его жизнь, энергию. И в итоге загонит в такую глубокую депрессию, что ему захочется смерти. Поглядите, как он осунулся с тех пор, как вы прогнали «волка» и на его место явилась Бледная дева…
– В депрессиях я ничего не понимаю, но, мне кажется, ребенка просто затюкали со всех сторон.
– Не без этого. Многим людям иногда трудно сделать простейший выбор: что съесть на завтрак, например. А тут множество уважаемых ребенком людей пытаются склонить его на свою сторону – есть от чего растеряться. И тем не менее… Я тут поразмыслила о том, что вы мне рассказали… О заговоре на смерть. Делая такой заговор, человек привлекает на свою сторону силу, которая сильней его, становится ее должником. Здесь средоточие такой силы – река. Так вот, долг не был оплачен сполна. Крещение, смена имени, изгнание бесов во время обряда, покаяние, причастие – все это делает человека неуязвимым перед силой реки. Но долг остается – и платят его другие. В данном случае Павлик. Думаю, Зоя хорошо это понимает, потому и стремится его окрестить.
– Так в чем дело? Если вы считаете, что крещение защитит его от Бледной девы, зачем этому сопротивляться? – хмыкнул Ковалев.
– Вы тоже против его крещения, или я что-то путаю? – загадочно улыбнулась Инна.
– Я против мракобесного обряда, который вредит здоровью ребенка.
– А я против навязывания детям нездоровых христианских ценностей. Не все иллюзии вредны, но любовь Бога идет изнутри, а не извне, она действительно подобна наркотику.
– Вы определитесь, существует этот бог или нет…
– Уверяю вас, даже если он существует, то он никого не любит. Он питается любовью и страхом верующих. А еще я считаю, что человек – это звучит гордо. Бог позволяет человеку быть слабым, и даже требует от него быть слабым. Вот дядя Федя справлялся с рекой без божьей помощи. И пока он был жив, Бледная дева не приходила за детьми и не доводила их до депрессии. Вы тоже могли бы… Ведь хтона вы уже приручили…
– Бледную деву тоже надо приручить? Изловить, скрутить в бараний рог и притащить в дом? – осклабился Ковалев. – Напоминает анекдоты про русалок.
– Нет. Помните, я сказала, что река играет с вами, а не со мной, и я не знаю, что ей надо. Над этим я тоже думала. То, что она зовет вас, вы, мне кажется, отлично чувствуете. Но задумайтесь над разницей в словах: зов и призвание. Мало ответить на зов, мало призвания – нужно то, что принято называть инициацией. Она не просто играет с вами, она испытывает вас.
Ковалев многозначительно покивал.
– Увы, в вашем случае инициация однозначна: чтобы пройти испытание, справиться с рекой, надо переплыть ее тогда, когда переплыть ее невозможно. Не скажу, что после этого она ляжет под вас, но она будет вас уважать и иногда вам подчиняться.
– И Бледная дева перестанет приходить за детьми? – сдерживая смех, переспросил Ковалев.
– Если вы пожелаете – перестанет.
– Это потрясающее колдунство.
– Не вздумайте переплывать реку, как бы вам этого ни хотелось.
– Даже не собирался… – проворчал Ковалев.
– Собирались. С первого дня собирались, это было написано у вас на лбу. Она… играет с вами, она заманивает вас. Вы утонете.
– Ничего не понял, – все же рассмеялся Ковалев. Теперь, правда, натянуто. – Так переплыть или не переплывать?
– Переплыть тогда, когда переплыть ее невозможно. И только тогда, когда вам этого не хочется. А впрочем, вы сами поймете, когда и как это нужно сделать.
Влада позвонила в шесть вечера и сообщила, что уже едет в электричке – и что Ковалев может не тащиться в райцентр к девяти вечера, она теперь сама найдет дорогу до стоянки такси.
– Я хотела нагрянуть неожиданно, чтобы застать тебя врасплох, – она хихикнула. – Но потом решила, что это нечестно.
– Что это ты вдруг решила среди недели нагрянуть? – удивился Ковалев.
– Отпросилась.
– Тебя уволят.
– Не уволят, не надейся. Я купила мощный модем и могу спокойно работать на нете. И не думай, что это я из ревности, – просто невозможно торчать тут одной целыми днями и думать, как там без меня ребенок.
– Я тебя встречу с автобуса, – вздохнул Ковалев.
* * *
– Бабка Ёжка сегодня раскололась. – Витька потер руки. – Рассказала, как Бледную деву поставить раком. Оказалось, все это хурма – найти тело, похоронить там, отпеть. Для ужасов тема, впрыск позитива населению.
Люля опять отпустила Павлика в старшую группу. А еще попросила Витьку помочь Павлику нарисовать открытку, дала с собой фломастеры. Наверное, Зоя ей не сказала, что это грех. Потому Павлик сидел за столом и рисовал, глядя на планшет, где Витька разыскал того самого кота с тортом и цветами. И сказал Аркану, что никто порнуху на планшете смотреть не будет, пока Павлик не закончит рисовать. Вот такой брат был у Павлика – настоящий брат!
Но если утром хотелось нарисовать хорошего кота, чтобы Бледная дева обрадовалась подарку, то теперь Павлик засомневался: наверное, открытки маловато, чтобы от нее откупиться.
– А чё оказалось? – спросил Аркан.
– Надо переплыть реку тогда, когда ее переплыть невозможно. Типо, доказать, что ты мегакрутой крендель. Бледная дева охреневает с такого фэншуя и ложится в позу камбалы.
– Вить, а какая поза у камбалы? – спросил Павлик, вынув изо рта кончик фломастера.
– Примерно как у унылого перед иконой, только глубже и кошерней.
– Как это «глубже»? В воде, что ли?
– Необязательно. Унылый на коленках стоит, а глубже – это растечься ковриком.
– Не, а как ее переплыть-то? – приоткрыв рот от удивления, спросил Русел. – Холодина же…
– Холодина – чешуя, к холоду быстро можно привыкнуть.
– К холоду нельзя привыкнуть, – как всегда, заспорил Сашка.
– Вы, часом, не баран по гороскопу? – фыркнул Витька. – Отсос Петрович, вы вообще плавать не умеете, а мы в этом году до сентября купались, и ничего. Сперва вштыривает неслабо, зато потом самые шишечки, аж в письке щекотно.
– Ага. А три недели назад дядька утонул, не слышал, что ли? Чуть-чуть до берега не доплыл. Вот почему, спрашивается? – не унимался Сашка.
– Почему-почему? По кочану папайи. Мужик в фуфайке был, в сапогах. Ты в сапогах пробовал поплавать? Прикинь, если ватник намочить, сколько он весить будет? Почти неотвратимый писец, топором ко дну пойдешь.
– Он, говорят, как раз таки и ватник снял, и сапоги.
– Ну не догола же он разделся. Все равно одежка на дно тянет. Плавать в плавках надо.
– А с каких вдруг херов бабка Ёжка тебе это сказала? – поинтересовался Аркан.
– Она не мне сказала, а мастеру спорта. Я просто мимо проходил и слышал.
– А мастер спорта чё? – продолжал спрашивать Аркан.
Павлик поднял голову – ему тоже было любопытно.
– Зассал. Поржал и сказал, что даже не собирается.
Павлик вздохнул. Наверное, тогда придется креститься…
– Потому что к холоду нельзя привыкнуть, – гнул свое Сашка.