– Это Инна.

Ковалев почувствовал, как напряглась ее рука, обнимавшая его плечо. Влада молчала слишком долго, чтобы посчитать шуткой ее последующие слова.

– Мне бы хотелось выцарапать ей глаза, но я сделаю вид, что мы дружим семьями. Мы с тобой – и она с мамой.

Наверное, надо было сказать Владе, что никакая Инна ему не нужна, но он так и не смог – всегда смущался признаваться в своих чувствах.

Холодный туман тянется над водой, выплывает на берега, и лунный свет делает его лишь гуще, мутней – и опасней. Не стоит человеку бродить у реки лунной ночью – туман его заморочит, обманет, зазовет в глубину тихими своими голосами, заведет в болото, закружит по лесу…

– Я знаю, что за это нужно дорого заплатить… – Девичий голос тверд и звонок.

– Заплатить? Нет, не надейся. Не платить – и даже не расплачиваться за это придется, – отвечает старушечий голос.

Сквозняк сдувает огонек свечи, воск сбегает вниз быстрыми каплями, застывает, не добравшись до подсвечника, плетет невнятные фигуры и прячет их под вновь набегающими каплями – не вернуть прежней формы, не разглядеть под наплывшим воском, не угадать, о чем предупреждала свеча минуту назад.

– Я готова ответить за это.

– И опять не попала… – Старуха смеется. – Что толку от твоего желания отвечать и платить? Плюнув в колодец, ты плевка назад не вернешь – а пить из колодца не только тебе. Кайся, бейся об пол головой, сыпь золото, хоть умри, а плевка не вернешь.

Тени мечутся по черному дому, взлетают к потолку, стелются по полу, бьются в стены. Скрипит задняя дверь, приоткрывая щелку, – впускает новую тень, захлопывается с тихим стуком – и снова скрипит.

– Так вы не станете мне помогать?

– Отчего же? – Старуха усмехается.

– Значит, вы плевать в колодец не брезгуете? – надменно звенит девичий голос.

– Это твой выбор, не мой.

Черный дом поднимается над болотом, у него две двери, и если войдешь в одну, то выйдешь только в другую, – она тихо стукнет за спиной, и возврата назад не будет.

Старуха смотрит вслед девичьей тени и посмеивается: молодая глупышка думает, что обрела власть над чужой жизнью. Кабы все дурочки, что хотят извести соперниц, имели такую власть, человеческий род давно бы иссяк.

Но… шепотами, шепотами полнится осенний туман, далеко разносятся по воде злые и страшные слова, змеями шипят отражения шепотов, студят кровь.

– Стану да не благословясь, пойду да не перекрестясь, выйду, да не по-людски, да ходом аспидным, да не шагом человечьим, да ползком змеиным, да не на свет божий, да во тьму норную, да откажусь от Исуса Христа, от царя земного, от веры православной, от Бога вышнего, от батюшки, от матушки и от всех людей, да предамся духу окаянному, силе нечестивой, да не водой покрестясь, да ядом окропившись…

Волчья тень вострит уши, замирает, прислушиваясь. Злые слова канут в туман и навсегда увязнут в его толще, как репьи в звериной шерсти; время их не смоет – донесет до вечности и навсегда там оставит. Река помнит все, и память ее облечена в плоть.

День в санатории был тихим, однако приходящая учительница музыки прибежала с самого утра – настраивать караоке. И, в отличие от Зои Романовны, была очень довольна подобранными Владой детскими песнями.

Провожать Владу поехали после полдника вместе с Аней. До дизеля оставался целый час, и они зашли в универмаг – только чтобы убить время и не торчать с ребенком на холоде. И конечно, Аня еще от входа заметила застекленный павильон с игрушками.

– Ну мы же только посмотрим, а ничего покупать не будем… – сказала она на возражение Влады.

И надо же такому случиться, что именно в этом павильоне они снова встретились с Селивановым! Тот завороженно разглядывал собранный на прилавке автотрек – во времена Ковалева таких игрушек в продаже не было… Глянув на ценник, он присвистнул – машина дров обошлась дешевле! Аня автотреком не заинтересовалась – смотрела на кукол, в то время как Влада оценивала развивающие игрушки.

– А можно машинку запустить? – с вызовом спросил Селиванов у продавщицы.

Та не поднялась ради этого со стула, буркнув:

– Щас тебе!

– А чего? Может, я этот трек купить хочу! – заржал Селиванов.

– Ага, – хмыкнула продавщица.

– Вам трудно показать ребенку, как работает игрушка? – спросил Ковалев.

– Батареек не напасешься – каждому показывать… – проворчала та. – И это не ребенок, а лоб здоровенный.

Она была старше Селиванова лет на пять, не больше…

Ковалев протянул ей полтинник.

– Это на батарейки. Покажите, как работает игрушка.

Продавщица посмотрела в потолок, но поднялась с места и, потянувшись, подошла к автотреку.

Если бы у них с Владой родился парень, Ковалев бы обязательно купил ему такую штуку – это было даже круче, чем железная дорога! Машинки управлялись дистанционными пультами и соревновались, кто быстрей придет к финишу. Продавщице, конечно, было лень нажимать на кнопки, и она выдала оба пульта Ковалеву.

– Ань, иди сюда, – позвал он. – Посмотри, как интересно.

Селиванов быстрей разобрался с управлением машинками и в первом заезде обогнал Ковалева.

– Пап, ну ты что?! – возмутилась Аня. – Я же за тебя болела!

– Болей лучше за меня! – усмехнулся Селиванов.

На этом месте к ним подошла и Влада.

– Давай потом когда-нибудь купим такую штуку, а? – предложил Ковалев.

– Ну да, ты взрослый состоявшийся мужчина, и тебе просто необходим этот радиоуправляемый вертолет…

– Я ребенку…

– Я так сразу и поняла. Смотри-ка, тут на ценнике написано: для мальчиков от четырех до десяти лет.

Они с Селивановым совершили еще три заезда, в одном из которых Ковалеву удалось довести машинку до финиша, не врезавшись в шлагбаум и не вылетев с трассы на вираже, когда Влада намекнула, что до дизеля осталось пятнадцать минут и пора бы уже идти на платформу.

Из универмага выходили вместе с Селивановым, который без зазрения совести попросил:

– А вы не можете мне на свой паспорт симку купить? Мне без паспорта не продали.

– Серый, даже не думай соглашаться! – отрезала Влада. – Он позвонит тысяч на несколько в секс по телефону, а ты потом будешь за это платить!

– Мне ваш секс по телефону на хрен не упал. – Селиванов смерил ее презрительным взглядом. – Мне любая сучка у нас в интернате даст.

– А что она тебе даст? – спросила Аня.

Селиванов заржал, не удостоив ее ответом.

– Ну ты, пацан… – глянул на него Ковалев. – Ты выражения-то выбирай…

– А чего? Ну, любая девушка будет рада заняться со мной сексом в реале. – Он заржал снова. – Про секс – это не я первый начал! Придумают тоже – чтобы я дрочил на телефон?!

– Если ты не заткнешься, я подобью тебе второй глаз, – сказал Ковалев.

– Это непедагогично.

– А я не педагог. Расскажешь воспитателям, что опять подрался с Ивлевым, потому что в райцентре ты, я думаю, не был.

– Серый, ты не педагог. – Влада взяла его за руку. – Сначала нужно объяснить мальчику, какие выражения неуместны в разговорах с дамами.

– А то он не знает…

– Он не знает, кого следует считать дамами. – Влада повернулась к Селиванову. – Мальчик, дамами следует считать всех девочек и женщин. Тогда тебе будут давать не только сучки, но и леди.

– Мам, а что давать? – Аня дернула ее за рукав.

– Это так принято называть интимную близость, – не смутившись, ответила Влада.

– А почему «давать»?

– Считается, что женщина отдается мужчине, дарит ему свою любовь, а не наоборот.

– А почему?

– Потому что женщина может обойтись без этого, а мужчина не может.

– Да хрен свекольный! Девки тоже без этого не могут! – вставил веское слово опытный Селиванов.

– Они только делают вид, чтобы тебя порадовать. И не девки, а девушки. Попробуй про себя называть их девушками – это усиливает сексуальные ощущения.