– Да, ваша мать любила эту песню. Но ее, знаете, в наше время любила каждая вторая девочка. Не принимайте это близко к сердцу.

– С чего вы взяли, что я чего-то испугался?

Она не стала отвечать, просто пропустила этот вопрос мимо ушей, как глупый и ничего не значащий, и сообщила:

– А я пришла познакомиться с вашей супругой. Надеюсь, вы не возражаете.

– Это здесь так принято? Просто приходить и знакомиться с соседями? – недовольно переспросил Ковалев. Да и какие они соседи – живут больше чем в километре друг от друга!

– Мы здесь ценим человеческое общение, нам его не хватает.

– Вы уверены, что моей жене тоже не хватает общения?

– Я у нее об этом спрошу, – победно улыбнулась Ангелина Васильевна и добавила: – А вы не отвлекайтесь, работайте, я представлюсь ей сама.

– Нет уж, – проворчал Ковалев, – я как раз собирался попить чаю.

Он воткнул колун в колоду и подобрал брошенную куртку.

– Да не бойтесь же, – едва не рассмеялась Ангелина Васильевна. – Я вашей жене вреда не причиню.

– Интересно, какой вред вы могли бы причинить моей жене? Застрелить, задушить? Или имеется в виду какая-нибудь порча или сглаз?

Старая ведьма! А Влада встретила ее с радостью… Ведьма представилась женой главы администрации и с доброй искренней улыбкой сказала, что новые люди здесь редкость, тем более в это время года.

– Ваш муж не очень общительный человек, но с вами-то мы должны поладить, – Ангелина Васильевна подмигнула Владе.

Ведьма! Влада была ею очарована, и Ковалеву показалось – в самом прямом смысле этого слова.

На столе появилась бутылка дорогого крем-ликера и милые канапе будто из ресторана – не пирожки бабы Паши… И начала Ангелина Васильевна с рецепта рыбных рулетиков, после чего Влада похвасталась куриным паштетом собственного изготовления, – и стало понятно, что необщительному Ковалеву нечего делать за столом. Аня с ними не скучала и поинтересовалась рецептом молочного супа, который мама не умеет правильно готовить. Вместо молочного супа ей предложили молочный коктейль и отправили Ковалева в магазин за молоком и мороженым.

Он не хотел уходить, будто в его отсутствие старая ведьма в самом деле могла причинить какой-нибудь вред Владе и Ане… Но не нашел повода отказаться. И сказать Владе, что их гостья ведьма, у него не повернулся язык. И вообще, с чего он это взял?

Когда Ковалев вернулся, на столе были разложены карты Таро – Ангелина Васильевна гадала Владе, и та слушала ее сосредоточенно и с нескрываемым интересом. Конечно, в Бога верят только придурки, верить гадалкам – совсем другое дело!

Они взбили молочный коктейль в пластиковой бутылке (и он получился густым, к удивлению Влады), обменялись какими-то рецептами и расстались добрыми подружками (Влада получила приглашение в гости на следующую субботу). Надо отдать должное старой ведьме, она пробыла у них не более часа, и обвинить ее в том, что она помешала Владе общаться с дочерью, Ковалев не мог.

Аня за неделю привыкла рано ложиться, да еще и не спала днем, а потому начала клевать носом в восемь вечера – Влада всегда читала ей на ночь по полчаса, но тут Аня не продержалась и пяти минут.

– Ну что? Теперь можно и в баню, – сказала Влада, хитро облизнув губы.

– А если Аня проснется? Оставить ребенку только ночник?

Красный фонарь для печати фотографий? У Ковалева мороз прошел по коже.

– Нет, ну ты представь – в незнакомом доме, да еще и родители ушли… – вздохнула Влада. – Она может сильно испугаться, даже с ночником. И ведь неудобно, баба Паша нарочно баню топила… Как ты думаешь, будет очень нагло попросить ее здесь посидеть?

И Ковалев побежал за бабой Пашей, уверенный, что она не откажется побыть с ребенком, пока они попарятся. Именно из-за того, что она ни за что не откажется, было особенно неловко.

Он едва не промахнулся в темноте мимо ее калитки и поднялся на крыльцо, подбирая вежливые слова для бесцеремонной просьбы. Стука в дверь веранды старушка не услышала, а дверь с веранды в дом была обита ватином, стучать в нее тоже было как-то глупо…

– Проходи, Сереженька, – улыбнулась баба Паша, распахнув дверь ему навстречу – наверное, услышала шаги на веранде. – Что ты застеснялся? Да проходи, проходи, не надо ботинки снимать.

У нее в доме гостиная (или столовая) совмещалась с кухней, по одну сторону от входа стояла газовая плита, раковина, кухонный стол, холодильник, а по другую – круглый стол, застеленный скатертью, диван, телевизор, комод с искусственными цветами в вазе…

– Я спросить вас хотел… – начал Ковалев, оглядываясь, и обмер – все придуманные слова вылетели из головы: на комоде стояла фотография в рамке, через угол которой тянулась черная лента, а с фотографии смотрел человек, которого Ковалев дважды встречал около санатория – в мокром ватнике.

Впрочем, поглядев внимательней, Ковалев решил, что человек на фотографии просто похож на того, которого он встречал.

– Это Федя мой, – виновато улыбнулась баба Паша. – Не его ты на речке видел?

– Нет, я видел совсем другого человека, – почему-то ответил Ковалев.

– Ну и хорошо. Ну я так и думала, – вздохнула баба Паша. – Баня-то готова уж, я трубу закрыла только. А я с Анютой посижу, пока вы помоетесь, – мало ли проснется ребенок, а дома-то и нет никого…

– Мы побыстрей постараемся… – Ковалеву стало совсем неловко.

– Ни-ни-ни! Никуда не спешите, я вот кино у вас посмотрю, у Надюши много кино хорошего. Я уж вчера выбрала картину – «Зита и Гита», очень хорошая картина, двухсерийная.

Может, баба Паша и помогать Ковалеву взялась, чтобы смотреть кино с видеокассет тети Нади? Ковалеву эта мысль понравилась, как-то все она расставляла по своим местам…

– Пойдем, я тебе баню покажу, – сказала старушка.

Баня покосилась немного от времени, но была еще крепкой и очень, очень жаркой. Раньше Ковалев не видел, чтобы в бане парились там же, где и мылись, а тут, чтобы помыться, надо было проветрить.

– Вот я всегда говорила, что нехорошо Иван сделал – окошко на воду смотрит. – Баба Паша покачала головой. – Иван – муж мой, царство небесное, Федин отец.

– Что же в этом нехорошего?

– Не по-людски, нельзя, чтобы окошко на реку выходило, надо к дому окошко делать. А он уперся: хочу, говорит, сюда окошко.

Ковалев не удовлетворился объяснением, но расспрашивать больше не стал.

Две трети тесного предбанника занимала приличного вида тахта, которую баба Паша назвала топчаном.

– Тут на топчане матрас мягкий лежит и чистые простыни постелены. Ну, в случае чего, и плотенчико еще можно расстелить.

До Ковалева не сразу дошло, о каком случае идет речь, а когда дошло, он покраснел, как мальчишка, – до сих пор не мог уместить в голове, что старушки знают о супружеской жизни больше него в несколько раз. И если дед был с ним довольно откровенен с положенного возраста, то бабушка сохранила в его глазах что-то вроде ореола чистоты и даже целомудрия. Однако деликатный намек бабы Паши привел его в некоторое приятное волнение.

– Вот тут и в речку можно окунуться, если не страшно, – баба Паша кивнула на мостки, нависающие над водой, – только осторожно, скользкие доски, если намокнут.

Ковалева вмиг охватила нервная дрожь… Приятное волнение от предстоящей близости с женой было сметено, задавлено оглушительным желанием близости с рекой. Сердце бухнуло в уши, кровь бросилась в голову, да так, что едва не подогнулись колени.

– А тут глубоко? – спросил Ковалев, стараясь сохранить спокойствие в голосе.

– Федя нырял, ему по грудь было примерно. Он и зимой лед сбивал и окунался. Дно тут чистое, песочек, – можно и с берега заходить.

Влада заметит. Не может не заметить. Нырнуть в реку с мостков почему-то казалось Ковалеву изменой жене.

Влада посчитала это если не изменой, то чем-то сродни… И – да, она заметила его нездоровое возбуждение, когда от ее случайного прикосновения по его телу прошла заметная дрожь.