Однако ситуация оказалась хуже, чем он предполагал: позади дворца культуры в окружении местных стоял брошенный товарищами Селиванов и вид при этом имел довольно жалкий. Дракой происходящее назвать было трудно, скорей это было начинавшимся избиением Селиванова.

Ковалев подумал секунду: надо быть идиотом, чтобы лезть в разборки пьяных подростков. Их было не меньше десяти человек. Бежать за милицией? А тут еще и Влада, разглядев, что происходит, зашептала на всю улицу:

– Пошли скорее отсюда!

Ковалев снял сумку с плеча и протянул ей.

– Подержи-ка…

– Серый, ты сбрендил? Быстро пошли! – Она вцепилась ему в рукав.

– Это мальчик из санатория…

– И что теперь?

– Я ему кое-что должен. Стой здесь.

Надо вычислить вожака. Вывести его из строя – и стаи уже не будет. Ковалев не бежал, но шел быстро – успеть, пока Селиванова не повалили на землю, пока они только глумятся.

Стая повернулась в его сторону разом, не сговариваясь, – звериным чутьем учуяв опасность. И вожак сразу стал заметен – не самый высокий и сильный, но, пожалуй, самый наглый. Он шагнул вперед непроизвольно, когда остальные попятились.

Ковалев не остановился – нельзя останавливаться.

– Дядь, тебе чего? – спросил вожак, меряя Ковалева взглядом и выкатывая грудь колесом. Селиванов всхлипывал у стенки, согнувшись и прикрыв разбитое лицо руками.

Ковалев не стал отвечать – с ходу врезал вожаку снизу в подбородок, вложив в удар, пожалуй, чуть больше силы, чем требовалось… Пацан не просто рухнул навзничь, а еще и проехался по асфальту. И не вставал… Но расчет оказался верным – остальные подались назад, переглядываясь; Ковалев ухватил одного из них за воротник, и тот заверещал в панике:

– Дяденька, не бейте, я больше не буду!

Это стало сигналом к отступлению для остальных – разбегались они как мелюзга от дворника с метлой. Старшему вряд ли было больше шестнадцати, и ростом ни один из них до Ковалева не дотягивал, не говоря о весовой категории… Он выругался про себя: надо же, победитель детей! Можно было обойтись без мордобоя, словами.

Ковалев нагнулся к вожаку, растянувшемуся на асфальте, – тот лежал неподвижно, закрыв глаза. И Ковалев уже хотел присесть на корточки рядом, пощупать пульс, как боковым зрением уловил еле заметное движение правой руки – гаденыш успел вытащить ножик и теперь удобней перехватил его рукоятку.

– Хитрый? – хмыкнул Ковалев и выпрямился.

– Сссука, я тебя еще достану! – прошипел тот сквозь зубы, щуря злые глаза, но, несмотря на патетику угрозы, встать не попытался.

– Сперва команду посмелее подбери, – посоветовал Ковалев и повернулся к Селиванову. – Поехали отсюда быстро.

Тот вытер нос рукавом, безнадежно испортив светлую куртку широкой кровавой полосой.

Пришлось отвезти его в санаторий, а до дома идти пешком, – смешно ехать на такси в объезд, по шоссе, если идти всего десять минут (Влада назвала Ковалева скупердяем). Спасибо Селиванов так и не сказал, но неблагодарным не выглядел. Ковалев не очень-то его расспрашивал, считая подростковые разборки не своим делом.

Такси укатило в темноту, Ковалев поправил ремень сумки на плече и огляделся – не знал, как идти к мосту в обход санатория.

– Вы же Зое не скажете, что я в райцентре был? – с вызовом спросил Селиванов.

– Не скажу. А вот что ты ей про разбитую рожу скажешь?

– Скажу, что с Ивлевым подрался, – хохотнул парень.

– Ну-ну… – проворчал Ковалев.

Селиванов направился к воротам санатория, но остановился вдруг и оглянулся.

– Вы на дядю Федю – спасателя похожи… Он тоже всегда был за нас.

Наверное, эти слова следовало посчитать лестными…

Тропинка на мост шла вдоль ограды, с асфальта ее было видно хорошо, но стоило немного отойти от фонарей, и темнота вокруг показалась непроглядной. Влада вцепилась Ковалеву в локоть и время от времени спотыкалась о корни под ногами.

– Серый, ты очень крутой, я всегда это знала… – бормотала она себе под нос. – Но я вообще ничего здесь не вижу. Тебе не страшно?

– Чего я, по-твоему, должен бояться?

– Ну… волков. – Она прыснула.

– И медведей.

– Да, и медведей! Это же дикие места! Здесь наверняка есть и волки, и медведи.

– В пятидесяти метрах отсюда – железная дорога. А сзади – шоссе.

– Какое счастье, что я надела кроссовки, а не сапоги на каблуках, – вздохнула Влада, снова споткнувшись. – А что ты должен этому мальчику?

– Он научил нашу дочь есть молочный суп и манную кашу.

– А, так это тот самый взрослый мальчик, с которым вы ели манную кашу наперегонки?

– Ну, примерно так…

Впереди показался просвет – и снова, несмотря на присутствие Влады, сердце стукнуло тяжело и глухо, и дыхание перехватило будто от ветра. Ковалеву казалось, что Влада догадается и начнет ревновать, он ощущал неловкость перед ней, будто в самом деле собирался ей изменить.

– А кто такой дядя Федя – спасатель?

– Я понял, откуда берутся Анины «почему», – она просто вся в тебя…

– Не вижу ничего плохого ни в ее «почему», ни в том, что она похожа на меня. Серый, признайся, она тебя замучила!

– Ничего не замучила…

В этот миг Влада остановилась и дернула его за локоть назад – в конце тропинки, отчетливо видимый на фоне далеких огней поселка, стоял пес, и глаза его по-волчьи светились в темноте.

– Ой, мама… – пискнула Влада. – Я пошутила про волков…

– Это не волк. Это собака. Не останавливайся, а то она решит, что мы ее боимся.

– А мы ее не боимся?

– Нет.

– Серый, я вообще-то боюсь собак… Но признаю́: все это ужасно романтично.

Пес был уже шагах в десяти, но не двигался с места, будто нарочно перегораживая путь. Ковалев сунул руку в карман и нащупал изрядно помятый пирожок с картошкой, прихваченный утром из дома.

– Погоди-ка, – сказал он Владе и поставил сумку на землю. – У меня для нее кое-что есть.

Он разломил пирожок пополам, свистнул и кинул половинку к ногам «настоящего динго». Пес не испугался броска, нехотя пригнулся и понюхал подачку, а поднял голову уже оскалившись и захлебываясь рыком. Оскорбился, что ли?

– Неподкупный, значит… – усмехнулся Ковалев.

Нет, пес не оскорбился – подачка привела его в ярость: злоба будто волной покатилась в лицо, пес был по-настоящему страшен…

– Наверное, он рассчитывал на мясо, – пробормотал Ковалев.

Влада молча шагнула назад, а он снял шарф и, не опуская глаз, начал спокойно наматывать его на левую руку – уверенный, впрочем, что пес отступит.

Пес отступил, стоило сделать три шага вперед. И тенью метнулся в лес, скрылся бесшумно за деревьями – вообще-то жутковато было ощущать его взгляд и ждать броска из темноты. Ковалев подобрал сумку и взял Владу за руку.

– Серый, что-то мне уже не романтично…

– Прекрати. Ничего страшного. Но если хочешь, иди впереди меня.

– Хочу. И много здесь таких собак?

– Не знаю. Говорят, у магазина много.

– Я читала, что на брошенный кусок так реагируют тренированные собаки. Против человека тренированные.

Ковалев пожал плечами.

– А еще говорят, что это «настоящее динго», плод генной инженерии, помесь собаки, гиены и крокодила. И что он может зубами перекусить монтировку.

– Ты это серьезно?

– А как ты думаешь?

– Серый, не смешно. Я вообще одна из дома теперь не выйду.

По дороге к мосту Влада поминутно оглядывалась, а добравшись до дыр между шпалами, снова остановилась.

– Ты не подумай, что я нервная… Но это же просто жуть…

– Что конкретно тебя напугало на этот раз?

– Я серьезно. Это же… западня…

– В смысле?

– А если поезд? Куда деваться? В воду прыгать?

Вообще-то от ее слов мороз прошел по коже… Западня?

– Поезд видно и слышно издали. На мосту две площадки, где можно его пропустить. Мы с Аней один раз его там пропускали – ничего страшного.

Влада сделала неуверенный шаг.

– И не побежать – покалечишься, – сказала она тихо. – И ты водил здесь ребенка?