А я начинаю сомневаться, что ты сейчас это всё не специально говоришь. Кажется, на лице отражаются мои сомнения, потому что Рушан вскидывает бровь и спрашивает:

– Я обидел тебя, принцесса?

– Нет, – скриплю я.

Я уже совершала подобную ошибку с Роем. Он тогда на мой злой ответ «да» сказал, что «лучшее лекарство от обиды – это дополнительные пять кругов бегом».

– Хорошо. Тогда первое твоё задание. Бегом отсюда, во дворец и по главной лестнице до верхнего пролёта, потом обратно сюда.

– Но там же пять этажей!

– И?

– Я поняла, – нехотя принимаю задание.

Хмурясь, я поворачиваюсь и делаю несколько неуверенных шагов обратно к зданию. Но стоит мне отойти на пару метров, как кахари кричит вслед:

– Четыре круга!

Я почти спотыкаюсь о собственные ноги, но не протестую, зная, что от любого моего слова он накинет ещё кругов. Только это не мешает мне ругать его всеми словами, которые я могу вспомнить. После пробежки по трём первым этажам моё ворчание смолкает само собой, потому что дыхание начинает сбиваться. Когда я завершаю первый круг и прибегаю обратно, Рушан лишь усмехается и показывает рукой круговое движение, приказывая без лишнего отдыха разворачиваться на второй круг.

На четвёртом спуске, на последнем лестничном пролёте, я уже почти съезжаю на собственной заднице по ступенькам вниз на первый этаж, потому что ноги подворачиваются. Молодые парни в охране сочувственно провожают меня взглядами. Ноги не держат, и я на несколько мгновений решаю позорно растянуться на полу, раз уж они всё равно видели, как я упала. Стражи нервничают, переглядываются, но только один из них быстро помогает мне подняться и опереться на стену.

Я тяжело дышу, руки и ноги трясутся, а глаза неприятно жжёт от пота, стекающего по лицу.

– Простите, ваше высочество! Нам запрещено помогать, – тихо объясняет страж, бросая нервный взгляд на выход. – Генерал предупредил, что если кто-то из нас вам поможет, то и вам, и нам кругов на тренировке добавит, – извиняющимся тоном говорит тот, кто всё-таки рискнул мне помочь.

– И вам? – удивляюсь я.

– Да. Сколько вам сказали пробежать?

– Четыре круга.

– Тогда ещё повезло. У нас норма пятнадцать кругов вокруг дворца, там большая часть пути по песку. Бегать по ступеням если и заставляют, то в основном провинившихся, и мы тренируемся по запасной лестнице в восточной части дворца.

С губ срывается громкий стон ужаса от одной мысли о пятнадцати кругах по песку, благодарю молодого охранника и плетусь дальше. Я уже больше иду, чем бегу. Рушан встречает меня скучающим взглядом, сложив руки на груди. В этот раз на его вопрос: «Согрелась, принцесса?» я не выдерживаю и демонстрирую свои знания бранных выражений. Он слушает меня не перебивая, а его улыбка ширится, превращаясь в довольную усмешку, будто ничего другого от меня он и не ждал.

Назари заставляет меня покачать пресс, а после перейти к отжиманиям. Если с первым проблем у меня нет, то вот отжаться мне удаётся не больше четырёх раз. На четвёртый я устало падаю лицом в песок. Рушан опять бросает что-то про мои тонкие руки, но у меня нет сил на ответ. После небольшой передышки он подзывает меня к себе и начинает обматывать мои руки и кисти полосками ткани.

– Судя по твоим воспоминаниям, ты не особо училась рукопашному бою, это так?

– Да.

Рой, конечно, рассказывал, как и куда бить, чтобы вывести противника из равновесия, причинив максимальный урон, но большую часть занятий мы посвящали холодному оружию или лукам.

– Тогда это твоё слабое место. Без оружия ты слаба, а я хочу быть уверен, что такого, как в том коридоре, не повторится.

На его лице не отражаются эмоции, он сосредотачивает всё внимание на своём деле. Поэтому мне требуется время, чтобы понять, что он говорит о моменте, когда каиданец зажал меня в тёмном коридоре. Из-за неприятных воспоминаний по позвоночнику проходит дрожь. Он прав, без оружия я мало что могу.

Кахари показывает, как правильно выполнять удары, чтобы не навредить себе и использовать максимум тех «хлипких мышц», что у меня ещё есть.

На площадке становится многолюднее, появляются другие солдаты, с интересом поглядывающие в нашу сторону. Это продолжается только до тех пор, пока мой учитель не бросает на них хмурый взгляд. Все тут же теряют к нам интерес. Рушан надевает на руки специальные перчатки с широкой плоской частью, выставляет их перед собой и приказывает бить по ним, тренируя силу и технику. После первого же моего удара мы оба шипим.

Я от боли. Перчатка хоть и не твёрдая, но это словно бить мягкую стену. Рушан же скривился от слабости моего удара. Он заставляет меня повторять удары то одной, то другой рукой снова и снова, потом попеременно. Так мы занимаемся целый час, учитель постоянно поправляет и делает акцент на моих ошибках.

– Принцесса, я не понимаю. Ты там щекочешь мне руку или я просто ничего не чувствую?

Кахари прекрасно знает, что злость работает лучше всего. Даже понимая его провокацию, я всё равно завожусь и вновь бью сильнее.

– Молодец, теперь хоть хватает сил на то, чтобы песок с перчаток стряхнуть, – сухо язвит он без намёка на улыбку.

– Ты не мог бы захлопнуть рот?

– А то что? Ваше высочество заставит меня завтра до обеда ждать? – хмыкает он.

– И не смей заходить в мою комнату без разрешения! Сегодня я лягу спать голой! Предупреждаю!

– Тогда мы просто потренируемся у тебя в комнате другим способом, – пожимает он плечами.

Я знаю, что он дразнит меня, специально поддевает, чтобы вывести из равновесия, но раньше мы были детьми, и подобного контекста в наших ссорах не было, а теперь его фраза застаёт меня врасплох. Я сбиваюсь и следующий удар наношу отвратительно. Правая рука врезается под неправильным углом, кисть простреливает болью. Морщусь, обхватывая больное запястье. Рушан откидывает свои перчатки и подскакивает ко мне, проверяя повреждение.

– Что ты творишь?! – командным голосом отчитывает он. – Я же сказал, следи за движениями, не отвлекаясь ни на что!

– Но ты…

– Противник всегда будет сбивать тебя с толку и провоцировать на эмоции, – перебивает он, но уже спокойнее. – Этому я тоже пытаюсь тебя научить – не обращать внимания, оставаться сосредоточенной.

Рушан разматывает ткань на запястье, его пальцы двигаются мягко и аккуратно, в отличие от резких слов.

– Всё в порядке, ты же знаешь, что всё заживёт, – оправдываюсь я, но он прав – я отвлеклась.

Кахари игнорирует мои слова и проворачивает мою руку, наблюдая, когда я начинаю морщиться. Он продолжает это делать, пока не замечает, что я перестаю испытывать боль. После того как я вспомнила, кто я, и воссоединилась со своей силой, заживление происходит в разы быстрее. Неприятные ощущения уходят, оставляя лишь напоминание об ошибке, которая в противном случае могла бы травмировать меня надолго.

– Но ты чувствуешь боль. Будь внимательнее, – чуть мягче, но всё ещё строго добавляет Назари.

Пока Рушан разматывает мою левую руку, я продолжаю вертеть кистью правой, убеждаясь, что уже всё в норме.

– А ты не шути так, кахари, – обиженно ворчу я скорее себе под нос.

– А ты не ложись спать голой, принцесса, – незамедлительно отвечает Рушан.

В его голосе ни намёка на шутку, и я не могу понять, что за ответ я получила.

Ещё около часа мы тренируемся с деревянным муляжом среднего меча. Пока медленно. Наставник проверяет, какие удары я знаю, заставляет продемонстрировать, с какой силой могу бить по кукле. Получается хуже, чем обычно. Настроение улучшается, когда Рушан завершает урок на сегодня и предлагает позавтракать. Я впервые вспоминаю о еде, и предвкушение наполняет меня эйфорией.

Во дворец мы идём вместе и молча. Я буквально с первых секунд почувствовала лёгкость в общении с Анисом и Самией, но с Рушаном мы будто всё на той же дистанции, которая никак не даёт нам сблизиться. Между нами так много ссор и недомолвок, именно их мне бы стоило разрешить в первую очередь. Но вместо того, чтобы воспользоваться этим удобным моментом, я смущаюсь под весом тишины и с наигранным интересом смотрю куда угодно, только не в сторону своего спутника.