– Какую клятву? – вновь интересуется приятель, и Мальта раздражённо поджимает губы, бросая резкий взгляд на Дарена, явно недовольная тем, что её опять прерывают.

– Клятва – это привилегия рода Калануа. Они могут попросить кого угодно принести им обет на крови, который нельзя нарушить, если не желаешь жутких последствий. Это никак не связано с Даром Первых, а является особенностью древней правящей семьи, что обитала в тех краях ещё до падения Звезды. И сам Илос получил это умение благодаря своей жене Ааре Калануа. А ещё он взял её фамилию – Калануа, которую передал дальше.

– Если это не настоящая фамилия Илоса, то тогда какая из четырёх правящих семей носит имя Первых? – недоумевает Дарен.

– Действительно… в Илосе на троне сидит династия Калануа, в Теяле – Юн, в северном Каидане – Квинтилий, а в Исаре – Эгеланн. Какая из них получила фамилию от Первых? – Мальта задаёт этот вопрос вслух и загадочно улыбается. Мы с Дареном молчим, ожидая ответ, но старуха разбивает наши надежды. – Да, считается, что одна из фамилий – настоящая. Но которая? Это знают разве что сами Первые.

Я разочарованно выдыхаю. Исарийка продолжает, пока мы не успели задать новые вопросы и вновь отвлечь её:

– Итак, я не решилась дать клятву, и тогда при помощи их целителей мы создали настойку, которая стирает память. Полностью исчезают последние три года жизни, а остальные воспоминания – выборочно. Поэтому я не могу быть уверена во многом. Последний год, который я не забыла, – когда Даяну исполнилось три. Это за год до рождения принцессы Айлы.

– То есть ты была там дольше? – интересуюсь я.

– Кто знает? Следующее моё воспоминание связано уже с Исарой и Элиотом, – она грустно опускает взгляд. – Я забыла, как встретила его. Так что я даже не уверена, пила ли я настойку однажды или сделала это несколько раз, прочно запутав свои воспоминания. – Сердце сжимается от сочувствия, когда по лицу Мальты проходит волна сожаления. – Но твоя сила кажется знакомой, хотя и не ясно, откуда. Просто чувствую, что знаю, – исарийка вновь переводит взгляд на меня. – Возможно, ты жила при дворе. И твои родители советники или высокопоставленные люди. Похоже, что я сталкивалась с подобным.

Я ухватываюсь за эту крупицу знаний о своей семье, как за спасательную верёвку. От надежды сердце начинает биться чаще. Моя семья жила при дворе. Теперь мне известно, откуда начать поиски, как только попаду в Паргаду. Я чувствую прилив сил двигаться дальше, но моё ликование обрывает протяжный звук рога со стороны севера.

Смотрители знают, что мы сбежали.

Мы сразу же, не сговариваясь, подбираем свои вещи и двигаемся дальше в путь. Мы идём, в то время как небо едва заметно светлеет, но низкие дождевые облака почти закрывают сапфирово-синие прорехи. К счастью, мы пока не слышим звуков погони. Это приободряет, даже когда ноги наливаются свинцовой тяжестью. Я иду и разглядываю землю, которая усыпана острыми хвойными иголками, словно ковёр. То тут, то там лежат жёлуди и шишки. Мы сбавляем ход, потому что вскоре должны выбраться на вторую дорогу. Впереди начинают мелькать просветы в деревьях, указывающие, что граница леса находится буквально в нескольких минутах ходьбы. Дарен шагает первым, следом за ним – Мальта, и я – в самом конце, немного отставая от спутников. Поддавшись странному порыву, я останавливаюсь и подбираю одну шишку. Стоит мне к ней прикоснуться, как тени от деревьев неестественно искажаются и идут рябью, словно отражение в неспокойной воде, хотя освещение никак не меняется. Я испуганно отпрыгиваю, когда тёмные контуры ближайших стволов поворачиваются и ползут прямо ко мне, извиваясь, как змеи. Галлюцинация сразу исчезает, но на смену внезапному страху приходит непонятное предчувствие.

Напряжение. Тут же лес замирает. Ветер стихает, будто кто-то приструнил его, заставив залечь и молчать. Даже в моём сознании тьма за границей, которую я не стремлюсь пересекать, недовольно шевелится. Дарен всё ближе подходит к кромке леса, и тогда я срываюсь на бег, уступив интуиции. Мне удаётся вовремя подскочить к другу, увлекая его к ближайшим кустам недалеко от первых просветов, что выведут на дорогу. Мальта, не спрашивая, присоединяется к нам.

– Что-то не так, – я пытаюсь оправдать своё поведение. – Я… я чувствую.

На лице парня отсутствуют насмешка или пренебрежение. Он согласно кивает в ответ, показывая, что верит. Молча указывает рукой, давая мне возможность идти первой. Я медленно продвигаюсь вперёд, чтобы разглядеть дорогу, но при этом продолжаю оставаться в тени кустов и деревьев. Сердце быстро бьётся от необъяснимой тревоги.

Надеюсь, я ошибаюсь. Пусть это окажется игрой воображения.

Я прячусь за огромным стволом ели. Благодаря низким веткам мне легко удаётся остаться незамеченной, но при взгляде на дорогу и холм за ней дыхание перехватывает. Насколько хватает глаз, перед нами простирается просыпающийся лагерь каиданцев. Обычные воины вперемешку со Смотрителями, которые выделяются бронёй и длинными золотистыми плащами. Все они сопровождают десятки, а может, и сотни тюремных повозок, таких же чёрных и металлических, в точности похожих на ту, из которой мы сбежали. Дарен прижимает меня к дереву всем телом и судорожно выдыхает, когда сам видит эту же картину.

Не веря своим глазам, я пытаюсь пересчитать повозки, но сбиваюсь, когда переваливает за пятый десяток. Оцепенев от страха, я смотрю, как проснувшиеся воины вытаскивают заключённых для проверки. Практически все – илосийцы. Мужчины, женщины, старики и даже дети. Некоторые ранены, другие в жгутах, а третьи напуганы, но видно, что свободу они продали дорого.

– Они сошли с ума! Что творят эти каиданцы? – шипит Дарен, наблюдая, как Смотритель за волосы выволакивает из повозки молодую илосийку, совсем ещё подростка. Друг всё так же крепко удерживает меня в тени дерева, не давая дёрнуться и совершить глупость.

Я скриплю зубами. Если бы у нас был лук, то я бы попросила Дарена пристрелить этого мерзавца. Не могу оторвать взгляд от жуткой картины того, как страдают мои соплеменники. Да в чём они провинились? В том, что Клетусу хочется больше власти? В том, что жадность и эгоизм Каидана превысили все границы? Я чувствую себя преданной и обманутой. Я так мечтала попасть домой, но вначале сковали нас с другом, а теперь, когда мы вновь оказались на свободе, враги забирают и мой народ. Возможно, где-то в этих повозках находится моя семья. Мне хочется кричать, пока не услышу вразумительного ответа на свои вопросы или… не убью их всех. Эта мысль словно чужая. Как будто мои демоны услышали зов и злобно шипят, уговаривая их выпустить.

– Похоже, гонцы говорили как раз об этом, – к нам подходит Мальта. – Каидан впервые за много столетий развязывает войну.

– Клетус сумасшедший. Теперь весь Континент будет в огне, – отвечает Дарен.

– Но я не вижу на одежде пленников никаких отличительных знаков Паргады, – тихо возражает Мальта, и мы одновременно поворачиваемся к ней. – Не могли же каиданцы перебить всех стражей. Вероятно, это жители портового городка Илоса или другого маленького поселения. Значит, страна пока не сломлена, раз столицу не взяли, – уверенно отмечает исарийка. Она понимающе сжимает моё плечо. – Принц Даян этого так просто не оставит, Ойро. Я знаю, что Калануа бесконечно любят свой народ, и они не отдадут подданных на растерзание.

Я не отвечаю, надеясь, что старуха права. Но у меня самой нет никаких воспоминаний об этом принце, поэтому особого воодушевления я не чувствую.

– Мы должны двигаться, – нехотя напоминает Дарен, а я замечаю, как лицо друга искажается от такой же злости, которая вовсю клокочет во мне самой.

Возможно, он и кахари, но я понимаю, что сейчас парень смотрит на народ своей матери, как на свой. И ему, так же как и мне, хочется выйти и отправить на тот свет столько каиданцев, сколько успеем до того, как нас вновь схватят. Но это было бы слишком глупым решением.

– Да, здесь мы ничем не поможем, – с трудом выдавливаю я.