– Агата, – ласково тянет он. – Прости, я не знал, что ты здесь. Я тебя разбудил?

Он хлопает ладонью по кожаной банкетке, приглашая меня сесть рядом с ним. Я медлю, не зная, стоит ли оставаться, но не хочу сейчас быть одна и принимаю приглашение.

– Прости. Наша с Анной спальня на четвёртом этаже, и сюда я пришёл, думая, что никого не потревожу. Мне казалось, что вы с Александром ещё в городе, – неловко улыбаясь, он пытается пригладить торчащие волосы.

– Сестра спит?

– Да.

– Ты часто играешь по ночам?

– Нет, – он начинает, не глядя, наигрывать лёгкий мотив левой рукой. – Только когда не спится или нужно собраться с мыслями. А ты почему здесь?

Я быстро пробегаю взглядом по помещению: оно просторное, но почти всё утопает в сумраке, в котором едва различима ещё одна дверь, ведущая в другой коридор. В этой комнате все свечи потушены и единственное освещение – скудный свет от зимнего неба. К счастью, сегодня оно всё затянуто светлыми облаками, полными снега. Этого свечения достаточно, чтобы мы могли видеть друг друга. А также его хватает для того, чтобы Северин заметил, что на мне надета вовсе не моя рубашка. Он задумчиво хмурится и возвращает внимание к клавишам, продолжая наигрывать уже новую мелодию.

– Как я понимаю, Александр тоже вернулся? – ненавязчиво начинает молодой король.

– Да, он у себя.

– Обычно старшие братья защищают младших, но у нас в семье всё наоборот, поэтому в его защиту сразу скажу, что он дурак.

Он наигрывает глупую и весёлую мелодию под стать своим словам, одаривая меня понимающей улыбкой. Мне становится чуть легче, тиски, сжимающие сердце, ослабляют хватку, а плечи расслабленно опускаются.

– Но если он сделал что-то, что тебе не понравилось, тебе стоит мне сказать. Я с ним разберусь, – Северин становится серьёзнее, и меня умиляет, как его мелодия перетекает во что-то более задумчивое, словно живёт и меняется вместе с его словами. – Я не столь добр, как кажется, а ты теперь часть нашей семьи.

Я молчу, но улыбаюсь теплу от его слов, что разливается в груди, продолжаю с интересом наблюдать за его пальцами.

– Или… – мелодия выдерживает длинную паузу, а потом, только с его новыми словами вновь течёт, удивлённая, – …ошибка в том, что он как раз не сделал того, что надо?

– Ты точно не старший брат?

Северин смеётся, мелодия сбивается на мгновение, а потом вновь начинает звучать, отражаясь от потолка.

– Иногда я его совсем не понимаю, – громко выдыхаю я.

– Лишь иногда?

Вновь улыбаясь, я пихаю собеседника локтем под рёбра, но его мелодия из весёлой медленно меняется на спокойную, тихую, едва различимую.

– Тебе нравится музыка, Агата? – интересуется Северин, замечая с какой жадностью я слежу за его пальцами.

– Да, хотя музыки в моей жизни было мало.

– Анна потрясающе поёт! Она сказала, что у всех Мар красивые голоса, но я глаз оторвать от неё не мог, когда услышал впервые, – делится молодой король. Я невольно улыбаюсь, чувствуя его любовь к моей сестре. – А на моё восхищение она только и ответила, что её голос не был лучшим среди вас. Неужели такое возможно?

– Возможно, – соглашаюсь я, моя улыбка расплывается ещё шире. – Лучшей в пении была наша сестра Лада. По характеру она была спокойной и молчаливой, но стоило ей начать петь, как равных её таланту не было. Анна шла следующей по красоте голоса. Сестра… её всегда тянуло к искусству.

– А тебя? – неожиданно спрашивает Северин, не переставая наигрывать тихую мелодию.

– У меня особо не было времени задуматься, – признаюсь я. – Я думала о том, как стать сильнее, чтобы защитить её. Но как видишь, я не справилась.

– То ли это странная причуда старших братьев и сестёр, то ли вы с Александром настолько похожи, – по-доброму ухмыляется собеседник. – Он тоже из головы не может выкинуть привычку быть за всех в ответе, но невозможно контролировать всё. А вы двое никак не хотите это признать.

Я поднимаю вопросительный взгляд на Северина, он смотрит на меня сквозь растрёпанную чёлку, разглядывает, раздумывая над чем-то, хотя его пальцы продолжают безостановочно двигаться по чёрно-белым клавишам. Наконец Северин приходит к какому-то решению, он переводит взгляд на свои руки, едва заметно хмурится и продолжает свою мысль:

– Александр… он ведь старший сын, и именно его до десяти лет растили и воспитывали как будущего короля, и ему эта роль подходила куда лучше, чем мне.

Северин громко хмыкает, замечая сомнение на моём лице.

– Он рос, глядя на отца, который мечтал вернуть доброе имя нашей семье, доказать, что Ариан никого не убивал. Но наш отец, Алексей, знал, что его жизни не хватит на это дело, и с самого рождения Александра возлагал на него большие надежды. Неосознанно, уже тогда вешал бремя ответственности на своего старшего сына, каждый день напоминая, что он завершит его дело и станет тем, чьё имя сератианцы будут повторять с любовью, говоря, что он вернул им честь и возможность гордиться своими правителями. И Александр ограничивал себя в простых детских забавах, предвкушая эту судьбу.

Моя собственная улыбка киснет от привкуса сожаления в голосе короля.

– Он был идеальным учеником: прилежным, умным, послушным. Делал всё ради этой цели и радости отца. А потом в десять лет пришёл Морок, чтобы его забрать. И все его стремления, цели, планы… остались теми же, – палец Северина застывает на клавише, заставляя последнюю высокую ноту вибрировать в воздухе. – Он даже получил больше сил для их реализации. Но за мгновение… из спасителя-короля он стал тенью-палачом. Многие до сих пор уверены, что Мороки в действительности чудовища. А наш народ об Александре будет помнить лишь то, что он умер в десять лет. Ему не нужна была слава изначально, но с детства он впитывал сказки отца о его предназначении. Однако мы поняли, что у так называемой судьбы другие планы.

Молодой человек начинает новую мелодию, а я хоть и слежу за его пальцами, но почти ничего не вижу, вспоминая, как каждый встречный твердил мне об особенностях моей судьбы. О том, что я одна из избранных.

Избранных, что стали пешкой в политических играх. Разменной монетой, когда это стало удобным. Не помню, чтобы моя особенная судьба дала мне что-то большее, чем кровь, смерть и ограничения. И я понимаю разочарование Александра, вскормленного схожими байками. И всё же он всеми силами пытается сделать то, чего хотел его отец, но теперь старается не влезать в это эмоционально. Всегда помнит, что у него другое место и есть грань, которую он не смеет переступать. Теперь он всё равно в стороне, и не по своей воле.

– За те восемь лет, что его обучали как Морока, я видел Александра лишь дважды. А когда он вернулся, я едва узнал своего старшего брата, что когда-то с надеждой смотрел в будущее. Однозначно, вернулся он сильным, действительно взрослым мужчиной, но в нём появился холодный расчёт во всём. Я предлагал ему занять трон.

Поднимаю взгляд на Северина, чтобы встретиться с тёмно-зелёными глазами, что в полумраке кажутся ещё темнее.

– Я бы действительно отдал ему его, если б он захотел, но Александр отказался.

Около минуты мы молчим, наслаждаясь звуками спокойной мелодии, я жду продолжения, чувствуя, что Северин сказал не всё, что хотел. И тот продолжает:

– Вначале я тоже переживал, что как только Анна перестанет быть нам нужна, он, не моргнув глазом, отправит её в могилу. И у него был шанс. Я бы даже сказал, каждый день был этим шансом, потому что она рассказала нам всю историю достаточно быстро… однако он всё тянул. А я каждый день был этому рад, замечая, что брат, которого я знал, всё ещё там. И если на него так повлияла Анна… я надеюсь, что ты поможешь Александру принять, наконец, все его стороны. Поэтому я рад, что ты больше не желаешь меня убить.

Северин поворачивается ко мне со своей мягкой улыбкой. Я благодарно киваю, чувствуя остатки стыда из-за того, что желала его смерти.

– Я рада этому даже больше, но…

– Что «но»? – слегка наклоняет голову Северин.