Он, конечно, приврал насчет «идти дальше», но на фоне правды эта ложь была   изящной и незаметной, словно миниатюрный завиток  на тяжелом браслете нобеля.

– Серьезная причина, чтобы пойти против воли Царицы, – буркнула ийлура.

Она все еще стояла над Дар-Тееном, скрестив на груди руки.

– Я понимаю, – медленно произнесла она, – что раздевающаяся элеана являет собой приятное зрелище. Но все же… Все же у нее не могло быть ключа, жрец. Я передала ключ этому бедолаге…

«Ну-ну, горазда ты сочинять!»

– Но мы не нашли его! – голосок Андоли прозвучал на диво озлобленно, – куда он мог его спрятать?

Ийлура ухмыльнулась и сложила руки на груди.

– В этом вся прелесть сложившихся обстоятельств, мои дорогие. Ключом стал сам ийлур. Да-да, не нужно делать такие большие глаза, милочка. Тебе это не к лицу.

– Я тебе не верю.

Каждое слово давалось тяжело, как будто Хофру только-только начал оправляться от тяжелого ранения, а его заставляли говорить.

Но, позвольте, как еще способен говорить серкт, все надежды которого в одночасье рухнули?

Да и вообще, получалась какая-то несуразица: ведь всякий жрец, достигший определенной ступени посвящения, узнавал  о Ключе довольно много, чтобы понять – это вещь. Не смертный, разумный и обладающий собственной волей, не животное, которое может подняться на лапы и убежать, и даже не паразит, который мог бы проникнуть в тело зверя и там прятаться до поры до времени. Ключ от Врат был вещью – невероятно древней, созданной первыми богами всего сущего… Возможно, даже вещью разумной, наконец, но… Уж никак не живым существом, которое может погибнуть.

Он оглянулся на Шеверта. Кэльчу, похоже, был точно также огорошен известием, как и Хофру. Андоли застыла с полуоткрытым ртом, прижимая к груди блузку.

– Отчего же? – ийлура хмыкнула, – у меня нет причин лгать  тебе, серкт. Скажу даже больше: приди ты ко мне чуть раньше Дар-Теена, – кивок на неподвижное тело, – я бы с радостью вручила бы тебе Ключ, лишь бы вы катились из Эртинойса куда подальше. Но увы! Кто бы мог поверить, что за столь очаровательной мордашкой прячется оскал предательства?

Теперь лицо Андоли пошло пятнами, и Хофру даже подумал – а не случится ли с элеаной какой приступ. Он придвинулся к Андоли, нашел ее ледяные пальчики и сжал. Ийлура, от взгляда которой не ускользал этот незамысловатый жест поддержки, насмешливо поцокала языком.

 – И теперь, мои драгоценные, что-то подсказывает мне: мы все лишились надежды. И ты, хитрый жрец, и ты, глупенькая элеана… Нет ийлура – нет ключа. Все, что нам остается, это с почестями похоронить бедного Дар-Теена, и помолиться о том, чтобы его душа нашла покой рядом с душой его возлюбленной Эристо-Вет. Завершение хорошей ийлурской жизни, коего и следовало ожидать… С его-то доверчивостью!

Хофру промолчал. Он все еще отказывался верить в то, что так вдохновенно говорила эта странная и неведомо как выжившая ийлура.

Ключ – и уничтожен? Вещь, пережившая многие столетия, вдруг погибла?

Нет, нет и нет.

Да и разве не кажется подозрительным спокойствие этой ийлуры? Не слишком ли тверд ее голос для той, что только что лишилась самой надежды обрести прежний Эртинойс?

Он мягко, осторожно подошел к рыжеволосой красавице – да, да, эта ийлура даже по меркам серкт обладала из ряда вон выходящей внешностью.

Подошел – и взглянул ей в глаза… Внемли моим молитвам, великая Селкирет, и дай мне силу… позволь прикоснуться с сердцевине этой чуждой тебе женщины, окунуться в озеро ее мыслей. Позволь, моя богиня, отделить жемчуг правды от песка лжи.

… Где-то рядом, в потемках, шевельнулось сильное, покрытое хитиновым панцирем тело богини. Хофру ощутил мгновенный укол меж глаз, почувствовал, как по щекам скользнули невесомые занавеси чужого мыслепотока. Сознание ийлуры медленно и неохотно начало раскрываться навстречу незваному гостю – словно недовольно ворчащая хозяйка придорожной гостиницы, которая плелась отворять полуночному страннику, наперед зная, что много с него не возьмешь.

… Это напоминало погружение в ревущий, грохочущий водоворот. В кромешный мрак, сплетенный из притворства и лжи, накопившихся за долгие, долгие годы. В темноту, каждая капля которой была выпущена из вен других смертных.

«Селкирет, да она… »

Хофру, не колеблясь, ринулся к самому дну; он летел вперед, навстречу ледяной пустоте – а мимо проплывали лица. Десятки лиц, молодых и старых, женских и мужских. Они с молчаливым укором взирали на Хофру, как будто говоря: мы покорно приняли смерть из рук этой женщины, так зачем нарушать наш спокойный и сумрачный сон?

«… она такая же, как я?»

Отчего-то жрец не усомнился, что желающего проникнуть в его собственные мысли ожидал подобный же прием. Но встретить существо, подобное себе, в лице чужачки, далекой от серкт? Это было странно, непостижимо!

«Воля Селкирет. Воистину, только ее воля, и только ее каприз… »

А когда он наконец достиг дна, отряхивая с рук капли черной жирной грязи, все оказалось простым, как булыжник, лежащий среди широкой лужи: ийлура лгала им. Вдохновенно, искусно – так, что даже Хофру принял все за чистую монету.

«Но к чему же это тебе?» – он пропускал сквозь пальцы холодный, осклизлый ил воспоминаний, пробуя понять и рискуя быть затянутым в зыбучие пески чужого сознания.

«Зачем ты хочешь похоронить Дар-Теена?»

На ладони задержался кусочек угля – единственный кусочек твердой субстанции на фоне колышущегося и обманчивого дна, и стоило только вглядеться в него, как…

Она, похоже, кое-о-чем догадалась. И Хофру выбросило из мыслепотока ийлуры с такой силой, что, казалось, само небо дрогнуло и прогнулось от удара.

Жрец снова увидел себя стоящим на лысой макушке холма, и Андоли кое-как поддерживала его, поднырнув под руку. Тут же носом хлынула кровь, частыми каплями плюхаясь на известняк, пальцы свело судорогой…

– Тебе нехорошо, жрец?–  ласково спросила ийлура.

Хофру зло глянул на нее – ну конечно! С таким же выражением лица она могла бы прошипеть «я знаю, что ты копался у меня в мыслях, так вот тебе за это!».

– У меня… это… бывает,  – Хофру кое-как достал платок, прижал к носу. Теперь соленая и теплая волна покатилась вниз по горлу, это было неприятно, но вполне терпимо.

– Это может быть проявлением и опасной, смертельной болезни, – сочувственно произнесла ийлура.

А Хофру захотелось ее придушить.

Оттолкнув Андоли, он уселся прямо на горячий камень, и как только ощутил себя достаточно бодро, спросил с притворным равнодушием:

– Скажи, женщина, тебе хотелось бы пожить еще немного?

– Это желание присуще не только мне, но всем живым существам, – сладко пропела ийлура.

И, как бы невзначай, отступила к молчаливому синху.

– В таком случае я забираю Дар-Теена с собой, – Хофру был уже на ногах, – даже не думай мне препятствовать.

Ийлура умела играть, и умела проигрывать.

Потупившись, она вновь оперлась на локоть синха, покачала головой.

– А ты не так-то прост, жрец.

– То же самое я могу сказать и о тебе, уважаемая. Может быть, теперь ты расскажешь все, как есть?

Ийлура тихонько вздохнула, передернула плечами.

– Я предлагаю спуститься в город. Там и поговорим.

– Если только твои синхи, уважаемая, не готовят нам ловушку, – Хофру подмигнул, – но я бы не пытался нападать на жреца серкт.

– Безусловно, – на бледных губах женщины появилась лукавая улыбка, – никто вас и пальцем не тронет.

И Хофру тоже улыбнулся в ответ – впрочем, как улыбнулся бы своему отражению.

… День начал клониться к закату, когда они добрались до города синхов. Хвала Селкирет, что под рукой оказались летуны. На спину одного из них Хофру привязал безвольное, а оттого невероятно тяжелое тело Дар-Теена. Не было бы летунов – пришлось бы нести на себе, и тогда бы желтенькие, словно слепленные из песка городские стены замаячили только к полуночи.