– Я провел кое-какие исследования, – сдержанно произнес Хофру, все еще глядя на крепкие пальцы Делкоша, – похоже на то, что ты прав. Нам следует избавиться от Царицы сейчас, пока еще не слишком много серкт пострадало от отсутствия живительной силы. Но, должен тебя предупредить…

Атласная, будто нарисованная углем бровь нобеля изогнулась.

– Совет жрецов со мной не согласен, – весомо закончил Хофру, – мне придется провести ритуал одному… При этом мне не обойтись без помощников.

– Странно, что они так слепы, – задумчиво пробормотал Делкош, – а в чем заключается ритуал? Я слыхал… про вырезание сердца, еще живого и трепещущего.

Нобель выжидающе поглядел на Хофру.

– Нет, на самом деле все не так. Эти ужасы – они для кумушек, благородный Делкош… Все еще хуже на самом деле.

И Хофру с наслаждением углубился в описание процесса получения нового золотого яйца. Во-первых, количество ритуальных ножей. Шесть – на запястья, лодыжки, горло и сердце.

– Так ее держать нужно? – Делкош не стал скрывать изумления.

– Разумеется, – Хофру скривился, – всегда так было и всегда так будет. Кровь Царицы должна оросить землю этого мира, и в ее теле почти не должно остаться крови. Только после этого я смогу извлечь сердце, обращаясь к матери нашей Селкирет, но Царица, отдающая свою жизнь для народа, должна увидеть черное покрывало жреца лишь в последние мгновения до того, как потухнет ее взор…

Нобель смерил Хофру недоверчивым хмурым взглядом.

– То есть ритуал начинается без жреца?

– Не мне менять вековые традиции, – проворчал Хофру, – жрец в это время находится на расстоянии десяти шагов и предается медитации, пребывая с Селкирет.

– И это все?

– Да, все.

Воцарилось молчание. Делкош сидел, почесывая за ухом и думал, а Хофру тихо ждал и наблюдал за выражением красивого лица этого нобеля.

– Имеет ли значение день? – наконец поинтересовался Делкош.

– Имеет, – беззаботно отозвался жрец, – второй день полной луны.

– Так ведь это же завтра!

Хофру только руками развел – что же тут поделаешь?

– Можно подождать до следующего… – начал было он, но Делкош оборвал.

– Нет. Ждать нет смысла. Начнут умирать серкт, ведь сейчас время – наш главный враг.

Делкош поднялся, чуть поклонился.

– Я должен многое обдумать, Хранитель Таинств.

– Я не буду тебе препятствовать, – улыбнулся Хофру.

– Позволь… мне известить тебя, когда решение будет принято, – в глазах Делкоша метались нерешительность и тревога.

– Я буду ждать, – твердо сказал Хофру.

Потом нобель ушел, быстро и бесшумно, что казалось странным для такого большого серкт, а Хофру остался сидеть в беседке. Делкош, красавец и умница, проглотил наживку – оставалось только набраться терпения.

Нобелей набралось чуть больше десятка. Их всех представил Делкош, но Хофру не стал даже запоминать их имена. К чему напрягать память, если все эти серкт в кипенно-белых одеждах могут и не дожить до рассвета?

Хофру прекрасно понимал, что он и сам может не пережить грядущую ночь, но  – хвала Селкирет! – он был жрецом, причем жрецом далеко не глупым… А потому уже придумал, что будет делать, если попытка убить Царицу не увенчается успехом.

Делкош возглавил процессию. Они шли к Царице якобы по делам Носящего Рубиновую корону, делам столь неотложным, что дожидаться утра было равносильно самоубийству. Хофру плелся в хвосте, по привычке спрятав руки в широкие рукава одеяния, а лицо – в тени клобука. Немногочисленные стражи, попадающиеся на пути, низко кланялись Делкошу и едва ли не бормотали проклятия вслед Говорящему-с-Царицей. Впрочем, ничего в этом удивительного не было – огромные тугодумы в доспехах никогда не питали теплых чувств к жрецам Селкирет.

… Вот и последний поворот, за которым переливались перламутровыми инкрустациями двери в покои Царицы.

Делкош остановился, повернулся к нобелям.

– Кинжалы?

– Вот они, – Хофру со всей возможной почтительностью отогнул тряпицу, в которую были завернуты шесть ритуальных кинжалов, тонких, словно спицы, с ликом Селкирет на серебряных рукоятях.

По правде говоря, ему пришлось изрядно постараться, чтобы разыскать все шесть имеющихся кинжалов – ведь одного всегда хватало, а прочие держали про запас в пыльных кладовых…

– Разбирайте, – свистящим  шепотом скомандовал Делкош, – ты берешь, ты, ты…

Затем надвинулся на Хофру, грозя раздавить.

– Повтори еще раз, жрец, что мы должны сделать.

– Вы пройдете в опочивальню Царицы, схватите ее и перережете ей вены на руках, лодыжках… И шейную артерию. Я все это время буду медитировать рядом, и войду тогда, когда кровь Царицы в достаточной мере оросит принесенный в жертву мир. После этого все будет зависеть от того, насколько точно удастся вырезать ее сердце, – Хофру, произнося это, не спускал глаз с Делкоша. И на миг – всего лишь на миг – жрецу показалось, что породистое лицо Нобеля  покрыла смертельная бледность.

«А ведь ты не привык резать живых», – усмехнулся про себя Хофру, – «и тебе страшно оттого, что вы впятером будете убивать молодую и беззащитную женщину. Но ведь еще есть время повернуть обратно… Или уже нет?»

– Да будет так, – выдохнул Делкош и судорожно сжал плечо жреца, – но я постараюсь не отходить далеко от тебя, Говорящий… Так, на всякий случай.

– Твоя воля, благородный Делкош, – Хофру кивнул, – идемте же. Время настало.

… Стоящие на часах серкт бессловесно пропустили нобелей, покосившись на черную фигуру жреца. Но Делкош и здесь не оплошал: указал на Хофру и мелодичным голосом возмутился – мол, как смеете столь непочтительно смотреть на Говорящего-с-Царицей?

Драгоценные двери распахнулись, впуская убийц в маленький уютный мирок, наполненный милыми безделушками, запахом розового масла и разноцветным шелком. Стояла тишина, какая обычно окутывает сонный дом – но отчего-то у Хофру побежали мурашки по коже. Это напоминало шаги в кромешной темноте, когда того и гляди влипнешь в паутину…

– Она там, – обронил Делкош, – идите туда, в опочивальню.

Нобели послушно двинулись вперед, словно хорошо слаженный механизм.

Хофру вздохнул, огляделся еще раз – в глаза бросились маленькие подушки на кушетке, вышитые разноцветным бисером, оставленная на низком столике золотая пряжка-скорпион, хрустальный пузырек с ароматными притираниями…

– Поторопись, жрец, – напомнил Делкош, который, оказывается, глаз с него не спускал, – или ты забыл, для чего здесь?

– Отчего же, помню.

Хофру уселся прямо на пол, положил расслабленные руки на колени и прикрыл глаза. Медитация, провались все в Бездну…

Он даже не дрогнул, когда за стеной, в соседней комнате, раздался испуганный вскрик Царицы. Не открыл глаз, когда она снова закричала – только распахнул собственное сознание, принимая страх, отчаяние и боль Териклес.

«Неужели она мне солгала?» – мысли текли медленно и размеренно, как будто и не было за стеной растянутого на полу тела, как будто и не пролилась кровь из вскрытых вен.

«Неужели новая царица не бессмертна?» – успел подумать Хофру.

Заходили ходуном запертые двери. Стражи, оставшиеся по ту сторону, начали их ломать – но, конечно же, им не успеть… Нобели и Говорящий-с-Царицей успеют довершить начатое.

… Или  – нет?

Хофру вздрогнул, когда услышал мужской голос.

– Где она?.. Куда она делась? Всевеликая Селкирет!..

Тут же последовал весьма чувствительный пинок Делкоша.

– Жрец! Что там такое?

– Ничего, – прошептал Хофру, – ничего… Значит, она говорила мне правду.

– Какую еще… правду?

Хофру глянул в бешеные глаза нобеля и спокойно пояснил:

– Все изменилось, Делкош. Царица перестала быть той, что дарила нам жизнь. Эту жизнь, похоже, она забрала себе – и теперь стала не только бессмертна, но и неуязвима.

За стеной вразнобой вопили нобели – теперь уже не переставая. Что-то ухнуло, грохнуло, затем со стуком распахнулись резные дверцы. На ковер мешком свалился один из убийц; он все еще сжимал в руке ритуальный кинжал, но кое-что изменилось. Его одежды утратили девственную белизну и стали раздражающе красными.