Ин-Шатур, поглаживая бородку, щурился на тонкий язычок огня в лампе. Если смотреть на него сквозь ресницы, получалось, будто багряная звезда сошла с неба и поселилась в душном сумраке.

Посвященный сидел за столом, сложив домиком пальцы. Перед ним в чернильнице отдыхало истертое перо, а рядом приютилась маленькая книжка в коричневом переплете. Этой глухой ночью работа, наконец, была окончена; Ин-Шатур отдыхал – но мысли без устали крутились в голове, словно стая оголодалых волков вокруг загнанного в угол, но еще полного сил оленя.

«Итак, моя дорогая Нитар-Лисс, время настало. Мы ведь оба знаем, что Сад Бога – не для смертных. И к Оку Сумерек может прикоснуться только Санаул. Но ты нашла ключ, и теперь не успокоишься, пока не достигнешь Лабиринта; тебе хочется быть выше Эртинойса – или уж хотя бы выше твоего учителя Элхаджа. Наверное, для тебя это будет означать свободу – но для элеанов это окажется страшным святотатством, коего не должно случиться никогда. И поэтому мой долг – остановить тебя, впрочем, как и любого, кто нашел бы ключ. Я еще не знаю, как – но без карты ты и близко не подберешься к Лабиринту, а значит – есть еще способ тебя остановить, и Темный кристалл по-прежнему будет служить только лишь Сумеречному Отцу…»

На сердце было неспокойно. Ин-Шатур встал, прошелся по келье. Он старался ступать тихо, чтобы не разбудить раба, но циновки похрустывали под ногами – и Лан-Ар вдруг резко сел на своем подобии постели, уставился на посвященного своими темными и недобрыми глазами.

– Вам не спится, хозяин?

«А достаточно ли я хорошо спрятал карту?»

– Отдыхай, Лан-Ар. Скоро новый день, а у тебя немало работы. Не мешай мне размышлять.

Парень почесал затылок, и молча улегся, отвернулся к стене. Но было видно, что он не спит, а прислушивается к сухому шороху циновок под сандалиями посвященного.

«Как странно», – думал Ин-Шатур, – «совсем недавно я полагал, что смогу дойти до Вечного Сада и стать подобным Богу, а теперь… я уверен, абсолютно уверен в том, что туда идти нельзя. Спасибо Фэнтару, который вовремя даровал мне разум».

…У него не было имени. Только номер – Десятый. Сколько всего агентов Ордена путешествует по Эртинойсу, не знал никто. Но Десятый даже не путешествовал. Вот уже который год он безвылазно жил в Хатране под видом послушника, подслушивал и подглядывал за одним – ничем, казалось бы, не приметным Посвященным. Но метхе, всемогущий синх, придерживался иного мнения, а потому Десятому время от времени казалось, что он так и проведет остаток жизни в храме Фэнтара, да так и отправится к Покровителю из тесной и похожей на щель кельи послушника.

Но однажды все изменилось. Возвращаясь с утренней молитвы, Десятый столкнулся в коридоре с незнакомым ийлуром в одеянии такого же послушника.

– Прошу прощения, – пробормотал Десятый, на что незамедлительно получил ответ: – Загляни в карман.

Больше этого странного послушника Десятый никогда не видел, но в нагрудном кармане шерстяного одеяния нашел записку.

Принеси мне дневник Ин-Шатура.

Почерк Десятый узнал и поспешил сжечь записку.

Он знал, что Ин-Шатур вот уже без малого год роется в пыльных архивах и делает записи в маленькой книжке, переплетенной в мягкую коричневую кожу. Что ж… метхе заинтересовался писульками Посвященного? Тем лучше. По крайней мере, некое разнообразие в скучной жизни послушника.

…Кабинет метхе. Полумрак, свечи, плачущие воском в тяжелом бронзовом подсвечнике, слетение запахов корицы, мяты и золотых роз. Синх осторожно перелистывает дневник Ин-Шатура, его желтые, как у ящерицы, глаза то вспыхивают, то гаснут. А Десятому страшно. Он всегда боялся старого метхе, наверное, потому что истинный синх, каким бы он ни был, всегда остается предан Темной Матери. А Шейнира – это тьма. Все, что есть в смертных от тьмы, называют проклятьем Матери Синхов…

– Любопытно, – метхе откладывает в сторону дневник, – я подозревал, что Ин-Шатур затевает что-то грандиозное. Не зря Сумеречный Отец не дает полных ответов… Но, судя по всему, наш посвященный передумал, и это плохо.

– Что я должен делать дальше? – Десятый низко кланяется. Он всегда кланяется старому синху, потому что боится.

– Отнеси дневник жрице Шейниры, посвященного убей. Рабом Ин-Шатура мы тоже займемся, но чуть позже… Этот парень еще нужен. Сделай так, чтобы подозрения пали и на него, нам это придется на руку. А Посвященный… пусть все выглядит еще и так, словно его убила женщина. Может быть, это лишнее, но… Чем Шейнира не шутит?..

Десятый снова кланяется. Приказание метхе свято и будет исполнено в лучшем виде…

– Погоди, – синх торопливо пролистывает дневник и вырывает несколько страниц, – вот так-то лучше. Это мне еще пригодится.

Десятый покидает кабинет. В душе он недоумевает, что за сложную игру ведет метхе Альбрус, но спрашивать не смеет. Ведь могущество этого синха велико – достаточно велико, чтобы взять желаемое самому. Так почему же?..

Догадка приходит внезапно: может быть, есть кто-то еще более могущественный, с кем не хочется ссориться синху, и потому он предпочитает идти к цели окольным путем?

И снова Храм Фэнтара. После того, как некто украл дневник, Ин-Шатур стал осторожным и подозрительным. Все время заглядывает собеседнику в глаза, словно пытается высмотреть правду. Как будто каждый, кто заговаривает с Ин-Шатуром, причастен к краже дневника. А еще посвященный почти не остается один, молодой и крепкий раб всюду следует за ним, как тень. Ин-Шатур даже тратит свои драгоценные часы на улучшение боевых навыков парнишки, словно они могут рабу понадобиться. Десятый, конечно, справится с Лан-Аром, но это значит – нарушить приказ метхе. И потому приходится ждать… А дневник уже давно у темной жрицы, Десятый передал ей книжицу, проезжая через Альдохьен – где, кстати, помянутая ийлура ждет встерчи с Ин-Шатуром.

…Он не без труда дождался часа, когда Посвященный остался один. Раб ушел на кухню с подносом и с чайным набором. Десятый постарался сделать так, чтобы этот молодой ийур пробыл вне кельи хозяина как можно дольше. А Ин-Шатур – тот опять завалился на кровать. Несколько капель настойки из золотых роз в воду дают превосходный сон.

Десятый неслышно вошел в келью, ножом полоснул Ин-Шатура по горлу. И, пока посвященный хрипел на полу, захлебываясь в собственной крови, он устроил беспорядок – будто жилище посвященного обыскали. Пусть себе думают, что хотят…

Затем – быстро стянуть платье с бездыханного уже ийлура, вложить в скрюченные пальцы дешевый браслетик, словно сорванный со щиколотки гулящей девки, и – ходу. Раб уже топает обратно с подносом, на чем свет стоит ругая брата-трапезника. Отчего-то на кухне не оказалось воды, пришлось потерять драгоценное время, чтобы достать ведерко-другое из колодца.

…Десятый спешит прочь из Храма. Его задание выполнено, и метхе может уверенно дергать марионеток за ниточки и дальше.

Легкие жгло. От нехватки воздуха мельтешило перед глазами – а она продолжала висеть в мутной воде и не могла всплыть. Далеко наверху рябью колыхалось белое солнце, внизу – ночь, непроглядная тьма. И веревка, к которой привязан камень, тянется от лодыжки прямиком в небытие.

«Отпусти меня!»

Эристо-Вет дернулась, взмахнула руками – мимо, задевая ее, промчался рой маленьких юрких рыбок. Еще один вгляд в темноту, отчаяние, заволакивающее сознание вечерними сумерками. Ох, не камень тянет ее на дно, отнюдь. Маленький свинцовый кубик Эльваан.

«Отпусти меня!»

Она зажмурилась. Затем, перегнулась – головой вниз, потеребила узел на лодыжке. Но веревку завязали на совесть. И тут Эристо-Вет вспомнила, что у нее остался нож Дар-Теена.

…Колышащийся круг на воде стал ближе, тьма отступала. Вода толкала ийлуру вверх, и вверх – ровно до тех пор, пока она не смогла вздохнуть.

«Обернись».