Как назло, алтарь отыскался уже к вечеру – малахитовая треугольная призма высотой по пояс. Алтарь возлежал на ковре из плюща, как драгоценность на бархате, и лучи заходящего солнца торопливыми штрихами обрисовывали опоясавшие камень орнаменты.

Здесь было тихо, словно птицы предпочитали держаться подальше от этого посвященного Шейнире места. Воздух пах нагретой на солнце травой, но – Лан-Ар потянул носом – в букет зелени приторно-сладкой нитью вплетался уже знакомый аромат. Золотые розы, будь они неладны.

– Ну, вот и приехали, – бодро сообщил северянин. Кивнул в сторону Лан-Ара: – этого тащим, а жрица пусть остатся на месте.

«На месте» означало, что Нитар-Лисс так и останется лежать поперек седла, на зеленой щеровой спине.

Лан-Ар посмотрел на алтарь и тихо выругался. Шейнирово царство, а ведь, похоже, и правду говорят: кому суждено быть повешенным, тот не утонет. И если уж Лан-Ару Покровители уготовили смерть на жертвеннике, то так тому и быть. Пресловутый алтарь будто преследовал его и попадался на пути уже второй раз.

Ийлур терпеливо дал стащить себя с гладкой спины щера. Покосился на темную жрицу – та была связана так, что и пальцем не могла пошевелить, не говоря уж о том, чтобы предпринять попытку бегства.

«Ей-то что? Небось, умаслит Элхаджа – и тот ее простит».

Мысль эта, скользнувшая тенью перелетной птицы, внезапно разозлила. Ну конечно! Если нитар-Лисс не беспокоится о своем будущем, значит ей попросту нечего опасаться, в то время как его, Лан-Ара, уже волокут к малахитовой глыбе.

…– Ты нож взял? Ритуальный?

– Спрашиваешь! – северянин похлопал по ножнам на поясе. Лан-Ара он продолжал держать за предплечье, но… только одной рукой, за что и поплатился.

За бытность свою рабом Лан-Ар не забыл и не растерял ничего из того, чему учат послушников: Фэнтар не слышал его молитв, и рассчитывать приходилось только на себя.

Медленнее потекли мгновения, водух сделался плотным, как студень и горячим, словно дыхание раскаленной печи. Лан-Ар, разворачиваясь и слыша, как хрустят его собственные связки, вырвался из рук желтокожего, успел боднуть его в лицо – а северянина лягнуть в живот. Еще – он успел услышать, как хрустнула переносица одного ассасина, как затрещали ребра второго. И все. По-прежнему связанный по рукам и ногам Лан-Ар ничком рухнул в траву.

– Ах ты…

Желтокожий явно не находил слов. Тяжело дыша, склонился над Лан-Аром; на щеку упало несколько горячих капель – «я же ему нос разбил». – а затем под ребрами расцвел чудовищный цветок боли.

– Получай, синхово отродье!

«И это говорят те, кто этим синхам служит», – холодно усмехнулся кто-то в душе Лан-Ара.

Все происходило как будто и не с ним. Ийлур вдруг увидел себя словно со стороны, скорчившимся на траве – а два ассасина Темного Храма смешно и странно приплясывали вокруг, резко выбрасывая вперед то одну, то другую ногу.

– Стой! – первым опомнился северянин. Хрипя, сплюнул кровавый сгусток – «хорошо я ему ребра посчитал». – Стой, кому сказал! А то до алтаря не доживет…

Желтокожий выругался и осторожно, стараясь не дотрагиваться до поломанного носа, промакнул кровь.

– И то правда. Давай, потащили.

– Потащили.

Северянин склонился над Лан-Аром. Его лицо плавало в багровой дымке и выглядело странно распухшим и желтым. Как луна, напившаяся небесного сока…

Хрипя и задыхаясь от жгучей боли в легких (уж ему точно сломали не одно ребро!), Лан-Ар задергался в крепких руках. Теперь ему хотелось только одного – чтобы его наконец оставили в покое. Малахитовый алтарь был похож на занятную безделушку, блестящую полированными боками в лучах заходящего солнца.

«Красиво», – вдруг подумал ийлур.

Мысли путались, сплетаясь в клубок из разноцветных ниток, а сам клубок все быстрее и быстрее катился в темный овраг беспамятства.

Алтарь мелькнул совсем рядом – в каких-нибудь пяти шагах…

И вдруг все пропало. Остался только черный шелк перед глазами, в ноздри ударил приторный аромат золотых роз…

– Ты! – прохрипел северянин.

– Я, – подтвердила Нитар-Лисс.

Позже, много дней спустя, Лан-Ар все думал, что ему примерещилось. Может, это было видение на самой кромке забытья, а может и причудливая игра сознания, затуманенного болью. Ему казалось, что в какой-то миг он поднял голову и взглянул снизу вверх на темную жрицу.

«Какая она бледная», – подумал ийлур, – «бледнее, чем обычно».

Ее тонкие руки, в которых было зажато по кинжалу, резко взметнулись в стороны – и немного вверх. Повисшая тишина разорвалась с противным хрустом, ийлура дернула клинки на себя, вырывая из тел ассасинов, раскрашивая воздух веерами алых брызг… И Лан-Ар больше ничего не видел, потому что упал. Ткнулся лицом в ломкие травяные стебли и наверное потерял сознание.

Наверное…

– Возблагодари Шейниру.

Нитар-Лисс, как ни в чем ни бывало, сидела на траве и жевала стебелек травы. Вечерние сумерки осторожно гладили ее распущенные по плечам волосы, – «ах, да. Она же не успела их собрать, выходя вслед за жрецом.» Точеное, совершенных форм плечо вынырнуло из распахнувшегося ворота шелкового халата. В потемках соблазнительно белели узкие щиколотки, а вот кистей рук видно не было: они утонули в шелестящей зелени травы.

– Ну? – в ее голосе проснулись требовательные нотки, – чего лежим? Поднимайся, у нас еще куча дел.

Лан-Ар осторожно пошевелился. Покровители! А ведь, похоже, у него ничего не болело. Это было странно, невозможно – но, тем не менее, БЫЛО.

– Возблагодари Шейниру, – повторила Нитар-Лисс, – она приняла две жертвы и позволила мне быстро привести тебя в чувство. Если бы не ее сила, то, быть может, топал бы ты уже к своему Фэнтару.

– А я думал, что дар Шейниры – это только ее Покрывало, – прошептал Лан-Ар первое, что пришло в голову.

Темная жрица согласно кивнула.

– Жрецам Фэнтара выгодно говорить именно так. Пусть все думают, что Шейнира дарует только возможность убивать! Пусть все проклинают зло Эртинойса, убивают синхов… Хотя, по правде говоря, некоторых синхов я бы сейчас и сама убила… Но нет, Лан-Ар. Умелые жрецы могут исцелять. В конце концов у тебя нет причин этому не верить – я ведь тебя поставила на ноги, хотя ты и умирал от побоев. Но цена этому – другая жизнь, отданная Темной богине.

Лан-Ар сел, а затем и вовсе поднялся.

Нитар-Лисс окинула его задумчивым взглядом – как художник в последний раз осматривает свою картину, перед тем как показать ее всем любопытствующим, и пробормотала:

– Хорошо, что ты их отвлек, иначе я бы не смогла выбраться.

И протянула ему руку.

«М-да. Выбраться…»

– А как ты…

Договорить он не успел, потому что губы оказались заняты поцелуем.

– Помолчи, – шепнула темная жрица, – и не задавай мне глупых вопросов. Мне нужно кое-что обдумать, прежде чем мы вернемся.

– Вернемся?!! – Лан-Ар не поверил собственным ушам, – да ты что? Этот жрец, он же…

Черные глаза Нитар-Лисс вдруг сверкнули настолько необузданной яростью, что ийлур отшатнулся.

«Шейнирова тварь. Опасная и жестокая, не знающая жалости, следующая своим путем и стирающая в пыль каждого, кто посмеет помешать».

Он вдруг вспомнил паука, раскачивающегося на невесомой ловчей сети, и вновь захотелось бежать, разорвав липкие путы, но… Пальцы сами собой нащупали за пазухой медальон с образом третьего глаза Шейниры.

– Да, – совершенно спокойно сказала Нитар-Лисс, – мы вернемся в город, чтобы вызвать жреца на поединок. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему синхов следует бояться? Ну, или хотя бы относиться к ним с некоторым недоверием?

Вздохнув, Лан-Ар молча достал медальон и протянул ей. Относиться с недоверием… Ийлур хотел заметить, что Нитар-Лисс и сама попалась на удочку синха, но вовремя прикусил язык.

…В путь они отправились не сразу. В неверном свете костра Нитар-Лисс тщательно обыскала обоих ассасинов Храма, неразборчиво бурча себе под нос и нещадно бросая в костер все, что считала неинтересным и бесполезным. Оставила она лишь ожерелье странного желтокожего ийлура, несколько серебряных перстней с черным обсидианом и ритуальный нож, рукоять которого венчало изображение третьего глаза Шейниры, такое же, как на ее медальоне.