Голос Элхаджа.

Дар-Теен резко сел; ему все еще казалось, что Лиэ-Нэсс рядом, что щеки касается мягкая прядь ее рыжих, солнечных волос… Но нет. Только синх по имени Элхадж.

– Чего торопиться-то? – недовольно буркнул Дар-Теен.

Впрочем, недовольство было вызвано скорее тем, что он, во-первых, проспал до восхода, а во-вторых – спал так крепко, что ни за что не услышал бы приближающихся наемников.

– Шейнира благоволит к нам, – словно прочитав его мысли, сказал синх, – надо идти, Дар-Теен. Я… я чувствую, что время настает.

– Как скажешь. – спорить с синхом не хотелось.

Они кое-как позавтракали, обжигаясь, попили воды из походного котелка Эристо – негласный подарок, видать, ийлура решила завтракать, обедать и ужинать только в придорожных тавернах.

«Дней пять пути» растянулись на седьмицу, и конца-краю путешествию не было видно. Впрочем, Элхадж не унывал; было видно, что он идет по одной ему известной дороге, ориентируясь то по приметному дереву, то по неведомо как вылезшей из болотистой почвы глыбе… А один раз синх даже заставил Дар-Теена срубить плющ, оплетший старый пень – правда, под зеленым покровом оказался малахитовый алтарь в форме треугольной призмы. По верхней грани паучками разбегались письмена синхов, и ийлуру даже показалось, что он видит бурые пятнышки, свидетельство давно принесенной жертвы. Элхадж поковырял загнутым ногтем камень, улыбнулся своим мыслям и торжествующе поглядел на ийлура.

– Мы правильно идем. Видишь – малый алтарь?

– Вижу, – угрюмо пробормотал Дар-Теен, – ты говорил, что дойдем за пять дней.

Синх только развел костлявыми руками.

– Но, Дар-Теен, неужели ты не заметил, что я сделал крюк и обошел болото? Которое бы мы с тобой не прошли?

– Ты уже бывал здесь, да?

Полоски на лице Элхаджа выстроились горизонтально земле, что должно было означать выражение крайней безмятежности.

– Во сне. Я все это видел в своих снах, Дар-Теен, и у меня нет причин не верить тем знакам, которые посылает мне Шейнира. Ну же, пойдем… время…

– Знаю, время настало.

Дар-Теен неохотно поднялся с гнилого пня, на котором сидел все это время. Удивительное дело – чем дальше они продвигались на юг, к Храму, тем больше ийлур уставал. И подумать только, ведь, пока шел по северным лесам, сил было куда больше. А Элхадж словно почувствовал родную землю – или земля с охотой принимала своего сына. Бодро трусил впереди, то и дело оглядываясь и понукая ийлура ускорить шаг. Напрочь позабыл о своем пораненном плече; ийлур даже заподозрил, что синх ухитрился наесться целебных трав, и порез уже затянулся. Порой Элхадж уходил вперед, и Дар-Теен уже не раз подумывал о том – как было бы хорошо, если бы «ящерица» исчез – и не вернулся…

Хотя, конечно же, думать так было неправильно. Обещал ведь Лиэ-Нэсс и элеану, что доведет ящерицу до Храма.

И синх всегда возвращался. Иногда с пустыми руками, а иногда с травами и корешками, которые потом подолгу перебирал во время очередного привала и рассовывал по матерчатым мешочкам, которых наделал из рукавов собственного одеяния.

– Зачем это тебе? – как-то поинтересовался Дар-Теен.

Он подошел к охапке колючек, осторожно поворошил их – и едва не отшатнулся, когда увидел перед собой разъяренного и оскалившегося синха.

– Не трогай! – Элхадж сорвался на визг, – не твое – так и не лезь!

– Ну, ты… – Дар-Теен хотел было как следует тряхнуть зеленого уродца, чтобы напомнить о том, кто здесь сильнее, но потом махнул рукой. Недолго уже осталось, Шейнира с ним, с Элхаджем… Еще несколько деньков – и разбредутся в разные стороны.

Тут синх опомнился и виномато прижал к груди скрещенные пальцы.

– Дар-Теен, прости. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Я тоже не знаю, что на тебя нашло, – буркнул ийлур, – но лучше бы ты держал себя в руках, а то, неровен час, и на меня накатит нечто подобное. А кулаки у меня тяжелые.

… После этого случая они почти не разговаривали. Разве что только Элхадж по-прежнему убегал вперед, возвращался и укоризненно смотрел на медленно бредущего ийлура. Дар-Теен тогда прибавлял шагу, но через час-другой снова начинал чувствовать, как ему тяжело в этих Диких землях. Было жарковато, и очень душно. Ийлуру постоянно хотелось пить, и он специально нес кипяченую воду во фляжке, то и дело отхлебывая…

– Шейнира благоволит к нам, – изрек Элхадж во время седьмого вечера в Диких землях, – мы почти дошли, но еще ни разу никто не напал на нас.

– Разве что только наемники, – съехидничал Дар-Теен и пощупал уже начавший подживать кровоподтек.

– Но, Дар-Теен, ты же не будешь отрицать, что больше они нас не тревожили? Мы идем уже который день…

– Завтра будет восьмой, – уточнил ийлур, прихлебывая горячую воду. После такого питья вся одежда становилась мокрой от пота, но казалось, что жара слегка спала.

– Я же сказал, что обходил топи, – огрызнулся Элхадж.

Потом, умолкнув, он улегся на траву и закрыл глаза. То ли заснул, то ли просто не желал смотреть на своего попутчика.

«Ну и дрыхни», – раздраженно подумал ийлур. Ему спать почему-то не хотелось, и он остался сидеть у догорающего костра, помешивая палочкой угли. Положа руку на сердце, он уже не мог дождаться того дня, когда оставит Элхаджа у Храма, отдаст жрецам семена холотых роз, а сам отправится на восток, в Гвенимар.

«Не верю я тебе, дружок, не верю», – думал Дар-Теен, глядя на неподвижного синха, – «ты ведешь свою игру, и неясно пока, чем все это закончится».

Угли багрово мерцали в темноте, неподалеку заливисто квакали лягушки. В их нестройный хор вплеталось хриплое «угук» ночной птицы… вот они, Дикие земли. Никому не нужные, ничейные. Да и что хорошего можно найти в жарком южном лесу, среди болот, дышащих испарениями?

«Уж владыке Северного Берега точно бы тут не понравилось», – Дар-Теен усмехнулся. И воспоминания хлынули на него: берега моря Холодов, изрезанные фьордами, ледяные глыбы, сугробы, добротные терема. А лес – ели, высоченные, подпирающие чертоги Фэнтара. И, конечно же, городской Храм, куда мог прийти каждый, возжечь благовония и обратиться к отцу-покровителю.

«А я ведь уже давно у тебя ничего не просил», – подумал ийлур, – «Может быть, ты забыл обо мне? Или тебе не нужны ослушники?»

Так и не получив в ответ божественного знака, Дар-Теен вновь уставился на угли. Сколько он уже прожил без возможности призвать Силу Битв? И ведь до сих пор живет, и ничего плохого вроде не приключилось. А что, если Эристо была права, и есть смертные, которым сила богов и вовсе недоступна?

«Но тогда зачем этим смертным боги-покровители? Лиэ-Нэсс обратилась к Шейнире, и та ей ответила… А Фэнтар, он молчал…»

Ийлур поймал себя на том, что запутался окончательно. Нет, все-таки тысячу раз были правы жрецы, которые втолковывали пастве о вреде размышлений.

И тут Дар-Теен насторожился.

Все было по-прежнему – лягушки, ночная птица… Никаких новых звуков не вплелось в песнь ночи. Только вот Элхадж внезапно сел у костра, а затем начал медленно подниматься. С закрытыми глазами.

«Любопытно», – Дар-Теен неслышно встал на ноги, – «раньше за ним такого не водилось».

А синх тем временем, вытянув вперед руки и делая плавные движения, словно раздвигал перед собой заросли, двинулся прочь от места привала, что-то бормоча на ходу.

Ийлур на цыпочках крался следом. С одной стороны, наверное, следовало разбудить синха и втолковать ему посредством тумаков, что по ночам следует спать, а не разгуливать с закрытыми глазами по лесу. С другой стороны – Дар-Теену стало жуть как интересно, куда и зачем направляется синх.

– Чаша… весы… – донеслось до ийлура, – должен ли… я?

Похоже, синх увлеченно беседовал с самим собой, причем разными голосами – своим собственным и чужим, низким, почти рычащим. Ийлур нахмурился: когда с кем-нибудь из детей Фэнтара случалось подобное, соседи или родня звали жреца, и тот, именем отца-покровителя и какими-то хитрыми ритуалами приводил бредившего в чувство. Но что можно сделать, когда речь идет о синхе?