Я подлетел к выходу и нос к носу столкнулся с Ивой.

– Что это? Взрыв?

– Да, – спокойно сказала она. – Он снес часть Великой росской стены.

Она показала рукой. Я поглядел в том направлении. Решетчатая конструкция, доходящая верхними ярусами почти до облаков, начисто исчезла, вдали над противоположным краем поля летали какие-то темные ошметки.

Отщепенцы повыскакивали из шатров, возбужденно заговорили, закричали.

– Пригнись, – сказала Ива.

– Что?

– Это вакуумная бомба, создающая огромное пустое пространство. Воздух схлопывается, отсюда и грохот. Теперь будет вторичный эффект – сильный ветер.

Конец фразы утонул в реве неожиданного сорвавшегося урагана. Он дул в сторону исчезнувшей росской стены. Порыв был такой силы, что чуть не сбил меня с ног. Кое-кого, кстати, в становище сбил и прокатил по земле. Где-то повалились плохо установленные шатры, заскрежетало, заскрипело дерево, по земле покатились ведра, тряпки, доски. Наш шатер накренился, но каким-то чудом удержался. Где-то закричали от страха. Я пригнулся и прикрыл руками голову. Ива опустилась на одно колено, ветер бешено развевал ее длинные волосы и рвал одежду.

Несколько секунд не было ничего слышно. Шум страшного ветра, треск ломающихся столбов, хлопанье ткани, крики людей и животных. А затем все утихло, но становище превратилось в свалку.

– Витька?

Я напряг В-сканер и уловил знакомую ауру пацана метрах в ста от себя. Он был вместе с Артуром, оба живые и вроде бы невредимые. Катерина и Азалия тоже в норме, хоть от них и исходили сильные потоки страха и непонимания.

Я подождал – ничего не происходило. Встал на ноги и посмотрел на Иву, которая тоже грациозно выпрямилась.

– Но почему не на рассвете?

– Что-то пошло не так. Но это не главное. Главное, миссия выполнена, и теперь Габриэлла захочет с тобой встретиться на своих условиях, чтобы узнать, насколько ты замешан в теракте. Если нас будут допрашивать по-отдельности, скажи, что будут еще теракты и что на нашей стороне живой Либерахьюм. Это очень важно!

“Допрашивать?” – хотел было я спросить, но смолчал. И без того понятно, что мы в распоряжении россов и шансов избежать допроса у нас нет. Наш главный козырь – симбот с вакуумными бомбами и живой Либерахьюм, которого просто так не раскроешь и вместе с другими ИИ не перезагрузишь. Пока есть риск новых взрывов, Габриэлла и все прочие Кураторы будут с нами вести равноценные переговоры.

Кира, на все это я иду ради тебя. Наверное, мне стыдно, что я развлекался с Ивой и чувствую, что недостоин тебя. Об этом говорит мой дурацкий сон. Но в жизни никогда не бывает просто. Надо к этому привыкнуть и с этим смириться. Я знаю, что на самом деле ты меня ждешь, и я обязательно тебя спасу. Точнее, не я, а мы с Ивой и Витькой.

Выцветшее от послеобеденного солнца небо вдруг потемнело и покрылось сеткой из гигантских шестиугольников, словно все пространство от горизонта до горизонта накрыли чудовищным куполом. Каждая линия сетки – черная-пречерная полоса, похожая на трещину в небосводе, в которую проглядывает извечный вселенский мрак.

Неожиданный “спецэффект” случился без малейшего звука, но появление сети над миром не прошло ни для кого незамеченным. Орущая скотина разом заткнулась, умолкли и люди, приходящие в себя после шквального ветра.

Несмотря на некоторое тугодумие, я сразу догадался, в чем дело. С вышины повеяло потоком внимания – холодным, бездушным, нечеловеческим. Орбитальные умботы накрыли всю Республику Росс непроницаемым шатром. Видимо, на случай атаки извне.

А потом я очутился в другом месте – бесконечном темном пространстве без верха и низа, заполненном туманом. Ива, Отщепенцы, шатры, трава и ха-ку неподалеку пропали, точно их и не было никогда.

Передо мной из тумана соткалась фигура, обрела четкие формы, текстуру и цвет. Это была высокая женщина с темными волосами и холодным, почти надменным лицом. Ива-1.

– Привет, Олесь, – сказала она, и голос ее подхватило эхо. – Полагаю, пора поговорить серьезно.

Я огляделся. Вообще не понял, что стряслось: меня куда-то телепортировали, что ли? Неужели россы и на это способны?

– Полагаю, да, пора, – отозвался я. – Давно этого ждал.

Умбот заложила за спину руки и принялась ходить туда-сюда, как профессор перед аудиторией во время лекции. Делала вид, что собирается с мыслями, хотя дураку – то есть мне – ясно, что искусственному интеллекту не нужно время, чтобы обдумать разговор. Все вокруг казалось в высшей степени реальным, и именно поэтому я пришел к выводу, что мы находимся в симуляции. А где же мое настоящее тело? Застыло на краю становища? Как там остальные? Они тоже попали в симуляцию – каждый в свою? И Ива-1 допрашивает каждого в эту самую секунду? Вполне возможно.

Я поглядел на свои руки, пошевелил пальцами, сжал кулаки. Ощущения абсолютно обычные. Я даже чувствовал, как окутавшая меня прохлада приятно холодит мокрую от пота спину. При этом я понимал, что симуляция может быть и не такой подробной, как мне сейчас пытаются внушить собственные органы чувств. Достаточно убедить в этом мозг, а уж этот-то хитрец найдет способ внушить это и сознанию, и бессознательному... Ведь во сне “качество” картинки, звуков и в особенности запахов и вкуса хуже некуда, но мы постоянно пребываем в полной уверенности, что существуем в некоей “реальности”, где есть настоящая опасность, исходящая, скажем, от бабайки; исключение составляют так называемые осознанные сновидцы, но их на свете слишком мало. Во сне мы как бы тупеем и в упор не замечаем нелогичности происходящего – так почему бы не отупеть в симуляции? Уровень интеллекта определяет мир вокруг.

Непонятно лишь, являюсь ли я сам частью иллюзии или я реален, а умбот “навесила” вокруг голограмму.

– Догадался? – хмыкнула умбот, глядя на меня неподвижным взглядом.

Она выглядела как живая женщина, но при этом было в ней что-то абсолютно неживое и неестественное. В ней было больше кукольного, чем в собственной резервной копии, пребывающей в теле биобота. Нет, подумал я, это больше не Ива. Не могу так ее называть даже мысленно. Отныне она просто Первая и не имеет ничего общего с моей доброй и ласковой Ивой...

– Что мы в симуляции? Конечно. Иначе придется допустить, что ты владеешь телепортацией.

– Я могла тебя выключить, перенести в другое место и снова включить.

– Вряд ли. Могла бы выключить, как холодильник, давно выключила бы и достала допарты для своих господ. К тому же моя мокрая рубашка высохла бы хоть немного.

Она одарила меня кривой и неприятной улыбкой. И промолчала.

– Ты знаешь, чего я хочу, – шагнув к ней, сказал я твердо. – Этот взрыв не последний. На моей стороне Либерахьюм, живой росс, не бот. И он сделает то, что надо, понятно?

Прозвучало по-мальчишески. Но Первая восприняла мои слова со всей серьезностью. Хотя в ее случае ни в чем нельзя быть уверенным.

Первая тоже сделала шаг навстречу, поглядела на меня снизу вверх, подняла изящную руку и погладила по щеке. Я отстранился было, но потом замер. Пусть щупает, сколько влезет. Мы в симуляции, и ничего дурного она мне сделать не в силах. Иначе мы бы тут не болтали ни о чем.

Прикосновение было чрезвычайно легким, но все же я его ощутил. Значит, я целиком в симуляции, а не посреди голограммы. Голограммы не могут трогать тебя. Или могут?

– Я ведь все помню, Олесь, – сказала она без улыбки, но взгляд ее темных глаз замутился. – И как мы впервые встретились, и как я указывала тебе путь, когда ты бежал от Габриэля... Я помню себя Либерахьюмом и противником небинарной морали...

– Тебе не стерли память? – удивился я.

– Ни единого бита. Я помню все. Черная ночь умботов – это не уничтожение памяти. Это уничтожение личности. Прежней Ивы больше нет, теперь есть я – с ее памятью.

– У искусственного интеллекта есть личность? – спросил я. Разумеется, я бы хотел поговорить об условиях, на которых мне вернут Киру, но что-то подсказывало, что спешить не стоит. Первая пытается мне что-то донести. Что ж, посмотрим, что она скажет.