Резчиков, сжимая в одной руке свой фонарь, в другой телескопическую дубинку, которой только что послушно “заткнул” Матвея, вышел вперед. Валяющийся на земле фонарь Матвея осветил отчима Витьки сбоку. Я не видел его лица, но не сомневался, что оно у него бессмысленное и пустое, как у соляного столба.

Признаться, я далеко не был уверен, что М-стикер сработает. Я и забыл о нем, вспомнив лишь тогда, когда Матвей выхватил у меня портмоне. Магия М-стикеров капризная: когда-то и вовсе не на всех действовала. Позже я приспособился использовать Знак Морока без предварительного рисования Знака, но тогда я был на пике формы, если можно так выразиться. Сейчас ведунские скиллы полностью не восстановились.

Я встал на ноги и протянул руку.

– Отдай портмоне!

Он отдал.

Витька медленно, настороженно приблизился к отчиму и вгляделся в него, как в какого-нибудь жутко интересного музейного экспоната.

Я закрыл ненадолго глаза: допарт Дольмена пульсировал, показывая, что портал все еще находится в активной фазе. Затем наклонился к распростертому Матвею и пощупал пульс на шее. Стальная дубинка попала ему по затылку, но даже крови особо не было, и Матвей, к счастью, не умер, а пребывал в глубоком нокауте.

Человек выполняет свою работу, как-никак... Жалко, если б окочурился, пусть даже у него отвратительный музыкальный слух.

Возле его кисти лежал пистолет Макарова. Я подхватил его, проверил магазин – полный. Оружие в Попо никогда не бывает лишним. Подумав, прихватил и фонарь.

– Ну что, – обратился я к Витьке, не обращая внимания на застывшего в ожидании приказаний Резчикова. – Портал открыт, по ходу. Идем вместе прямо сейчас, а то закроется...

Витька, не сводя с отчима глаз, кивнул и пошел за мной к дольмену. Но через несколько шагов остановился.

– Подожди-ка! Ты можешь спросить его так, чтобы он ответил только правду?

– Могу, – сказал я, не ожидая ничего хорошего. Витька колеблется – это заметно даже в темноте.

– Спроси... – напряженно выговорил пацан. – Он действительно считает меня сыном? По настоящему любит так, как показывает?

Я кашлянул. Но все же повернулся к манекеноподобному Резчикову.

– Слыхал? Отвечай!

– Виктор – мой наследник, – ровным, невыразительным тоном произнес Резчиков. – Других наследников у меня нет... кроме жены, но она – другое дело... А мне есть что передать. Не хотелось бы, чтобы весь мой бизнес перешел неизвестно кому. А Виктор – малец дельный, серьезный, ерундой не занимается. Я рад, что встретил его мать... и его самого.

Без магического чутья я ощутил, как Витька подался к отчиму, хотя внешне он не пошевелился.

– Вот только давай без этих расчетливых бизнес-планов, – брюзгливо сказал я. – Отвечай по существу. Считаешь ли его сыном и любишь его по-настоящему?

– Я не знаю, что такое любить сына по-настоящему. Своих детей у меня никогда не было и не будет.

Я хотел снова его одернуть, заставив ответить еще четче, но Витька отодвинулся от него и холодно проговорил:

– Понятно. Вопросов больше не имею. Матери привет... Хотя... если этот мир ненастоящий, все эти разговоры не имеют значения. Пошли, Олесь.

И мы вдвоем, не оглядываясь, протиснулись через проход между гранитными глыбами.

Я протиснулся сквозь узкую щель под дольменом первым, испачкав рубашку о гранит. Витька пролез следом с куда большей легкостью.

Лучи наших фонарей осветили высокую, по колено, траву и огрызки кирпичной кладки, оплывшей от времени и непогоды.

Сразу стало кристально ясно, что мы уже совсем в другом месте. Вокруг простирался редкий лес, состоящий из хилых сосенок и кленов, совсем другой, не тот, где мы заночевали. Позади так же высился дольмен, но выглядел иначе – приземистей и шире. По другую его сторону, естественно, не было ни наших спальных принадлежностей, ни застывшего Резчикова и бесчувственного Матвея.

Ни Скучного мира в целом.

Мы попали в Поганое поле.

– Получилось, – прошептал я.

– Что получилось? – тут же отреагировал Витька, синхронно крутя фонарем и головой. – Мы телепортировались, да?

– Ага. Чуешь: теплее стало? И влажность здесь больше, чем там... И тише – автомобилей не слыхать.

Действительно, сомнений не оставалось – мы переместились в иной мир. В фильмах бывает такое, когда герои попадают в другой мир и долго не догоняют, что они только что очутились совсем в ином измерении. Как можно этого не понимать? Воздух, температура, звуки, аура (если так назвать особое ощущение места) – все другое. Нельзя этого не чувствовать. Я это воспринимал каждой порой организма и без колдовского чутья.

– Ну, ни фига себе! – звонко воскликнул пацан.

Вероятно, он до последнего не верил в нашу авантюру. Вытянув из кармана айфон, засветил экран и убедился в полнейшем отсутствии всякой связи.

– Тихо ты! – шикнул я. – Сейчас Уроды или Лего припрутся... Или еще хуже: сиберийцы.

Витька сразу успокоился и втянул голову в плечи.

– А куда именно нас занесло? – еле слышно спросил он.

Я очередной раз крутанулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов.

Над головой – купол звездного неба. Без мигающих огней самолетов, зато с тенями облаков и молодой луной, чего не было минуту назад в Скучном мире. По сторонам – жидкий лес. Тишина – не слышно журчания воды или звона насекомых.

Это северные края Поганого поля; очевидно, где-то поблизости от Вечной Сиберии. На юге по ночам жарче и душнее, а букашки шумят так, что в ушах закладывает.

Если Князьград поблизости, его светящиеся высотки должны быть видны далеко...

– Залезу на дольмен, – сказал я. – Посмотрю с высоты. Подержи фонарь и пистолет. Жаль, налобные фонарики там остались...

Я вручил небогатое имущество Витьке. Тот принял его без возражений. На его лице блуждала глупая ухмылка. Руки тряслись.

Я помедлил, стоя перед ним.

– Ты в порядке?

– Я в Поганом поле... – проговорил Витька медленно. – Подумать только! Я – в своем сне! Прошел через портал и попал в...

– Алё! – пощелкал я перед ним пальцами. – Только не надо истерики...

Витька нахмурился. Глупая улыбка испарилась.

– С чего ты взял, что я собирался истерить? – заворчал он. – По себе, что ли, судишь? Я просто должен... это... переварить.

– А, – с облегчением произнес я. – Тогда ладно. Все, я полез.

Но не полез, а снова застыл – на сей раз у самого дольмена, утонувшего в рыхлой земле.

Вспомнил кое про что. Точнее, кое про кого. Хотя в ее случае можно выражаться двояко.

– Ива! – позвал я. – Ты меня слышишь?

И задрал лицо кверху, ибо не исключено, что умбот видит меня с самой орбиты. Самолеты здесь не летают, но летают спутники Росс.

Ответа не последовало. Но на самой границе сознания проклюнулось смутное ощущение чьего-то присутствия. Словно Ива пыталась пробиться ко мне откуда-то издалека, но у нее не совсем получалось. Мой нейрочип из-за всех этих трансграничных переходов заглючило, и, судя по всему, именно по этой причине Ива не могла до меня достучаться.

Я смежил веки, “приглядываясь” к интерфейсу. Ярче всего выделялась иконка Дольмена, неплохо различались Знаки Урода и Морока. А вот Знак Умбота как-то потускнел.

Я мысленно потыкал на него, но результата не добился. Тогда нажал на Знак Дольмена.

ПОРТАЛ В АКТИВНОЙ ФАЗЕ НЕ ОБНАРУЖЕН

Вот ведь зараза! Как эта технология работает? Когда дольмены включаются и когда отключаются? Есть ли тут хоть какая-то система?

Я вскарабкался на прохладный замшелый камень и осторожно выпрямился во весь рост. Огляделся.

Особо виднее не стало. Вокруг так же темнел молчаливый лес с посеребренными луной верхушками. Но далеко вдали на юго-западе (если ориентироваться по Полярной звезде) на горизонте расплывалось красноватое сияние.

То ли пожар, то ли огни большого города.